Михаил Шишкин - Русская Швейцария Страница 112

В Монтрё живет в детстве с матерью Борис Поплавский, обещавший, по мнению Ходасевича, стать самым талантливым поэтом и писателем русской эмиграции. Он погибнет от наркотиков в возрасте 32 лет.

Окрестности Монтрё

В 1900 году Веве и Монтрё посещает Бунин во время своего первого путешествия по Швейцарии. «В Монтрё, в затишье, в котловине – совсем лето, – делится впечатлениями писатель в письме брату. – Италия! Спустились к озеру, сняли пиджаки, пили хрустальную воду и пошли к Шильонскому замку».

Монтрё уже в начале века – фешенебельное место, куда приезжают мировые знаменитости. В своих уже цитированных выше воспоминаниях «От монархии к Октябрю» Егоров так описывает этот городок: «Монтрё тогда резко отличался от Кларана. Монтрё стал модным курортом, и там понастроили множество самых комфортабельных отелей. Был сооружен дворец дневного чаепития – “Файв-о-клок”, концертные залы, дансинги, дворцы спорта для игры в теннис, волейбол и баскетбол. Постоянного населения в Монтрё было немного, но, несмотря на это, город был переполнен магазинами, парикмахерскими и прочими заведениями на потребу и развлечение туристам».

Кстати, о парикмахерских. Конкуренцию местным куаферам успешно составляли и русские мастера ножниц. В «Русском Бедекере» за 1909 года обращает на себя внимание рекламное объявление: «Сергей Буров (Serges Bouroff). Русский парикмахер 1-го класса, для дам и мужчин. Монтрё. Rue Bon-Port (против отеля Насьональ). Телефон 165». Среди знаменитостей леманского сезона 1906 года – Максим Горький. Буревестник революции, находившийся на вершине славы, тиражей и гонораров, по дороге в Америку останавливается со своей женой Марией Андреевой в Глионе (Glion) над Монтрё, в гостинице «Мон-Флери» (“Mont Fleury”), в которой живет в это время его друг писатель Леонид Андреев. Андреев из-за своих симпатий к революционерам попал в смертные списки «Черной сотни» и спасался с семьей в Швейцарии от мести погромщиков – в Глионе он проводит несколько месяцев, с февраля по июль 1906 года. Швейцария хоть и приютила беженца из России, но не вызвала ответных добрых чувств. Горький в очерке о Леониде Андрееве вспоминает: «Через несколько месяцев мы встретились в Швейцарии, в Монтрэ. Леонид издевался над жизнью швейцарцев. “Нам, людям широких плоскостей, не место в этих тараканьих щелях”, – говорил он». Свидетелем встречи двух писателей 20 марта 1906 года оказывается большевик Кирилл Злинченко, который занимался организацией «Международного комитета помощи безработным рабочим России». Собранные этим комитетом деньги предназначались на партийные нужды. Злинченко приезжает в Глион с намерением пригласить знаменитого писателя Андреева в учредители, но, к своему удивлению, застает там еще и Горького. Услышав, что дело идет о воззвании, Горький берется за карандаш и начинает править текст, приписав в конце боевую фразу (речь идет о рабочем народе): «Помогите ему ускорить битву!» На прощание все втроем поют:

Ой, за гаем, гаем,

Гаем зелененьким,

Там орала дивчинонька

Волыком черненьким…

Призыв «помочь ускорить битву», конечно, услышан, деньги в партийную кассу текут, но не все революционные эмигрантские организации ограничиваются выпрашиванием у капиталистов денег на разрушение капитализма. Русские анархисты, например, смело проводят свои «эксы», и в Швейцарии: в сентябре 1907 года группа русских террористов совершает попытку вооруженного ограбления банка в Монтрё.

Во главе «эксистов» – Николай Дивногорский. Саратовский дворянин, увлекшись идеями Толстого, бросает университет и отправляется в народ пропагандировать идеи непротивления злу насилием и всеобщей любви. Разочарование в неудавшейся проповеди скоро приводит молодого человека к анархистам-террористам, но в память о юношеских идеалах он берет себе партийную кличку «Толстой». В 1906 году его арестовывают, в Петропавловской крепости Дивногорский симулирует сумасшествие и бежит из тюремной больницы в Швейцарию, в Женеву, где присоединяется к группе «Безначалие», выпускает теоретические работы по анархизму и не забывает о практике.

Ограбление банка в Монтрё заканчивается неудачей. При задержании Дивногорский оказывает вооруженное сопротивление швейцарской полиции. Его помещают в лозаннскую тюрьму, приговаривают к двадцати годам заключения. Непривычная строгость наказания соответствует ужасу лозаннских присяжных, ведь русские покусились на святая святых – банк! В тюрьме Дивногорский протянет недолго – уже через год русский аристократ-революционер умрет в демократических застенках от разрыва сердца.

В августе 1909 года, проведя две недели в Беатенберге на берегу Тунского озера, в Монтрё приезжает Осип Мандельштам, студент Гейдельбергского университета, отдыхающий на каникулах в Швейцарии. В письме от 26 августа он рассказывает о своей курортной жизни Вячеславу Иванову: «Теперь я наблюдаю странный контраст: священная тишина санатории, прерываемая обеденным гонгом, – и вечерняя рулетка в казино: faites vos jeux, messieurs! – remarquez, messieurs! – rien ne va plus! – восклицания croupiers – полные символического ужаса. У меня странный вкус: я люблю электрические блики на поверхности Лемана, почтительных лакеев, бесшумный полет лифта, мраморный вестибюль hôtel’я и англичанок, играющих Моцарта с двумя-тремя официальными слушателями в полутемном салоне. Я люблю буржуазный, европейский комфорт и привязан к нему не только физически, но и сантиментально. Может быть, в этом виновато слабое здоровье? Но я никогда не спрашиваю себя, хорошо ли это».

В этом же письме поэт отправляет несколько стихотворений, в том числе «Истончается тонкий тлен…», которое войдет в состав подборки, с которым Мандельштам дебютирует на следующий год в «Аполлоне». Через четыре дня из Монтрё отправляется в Царское Село открытка Иннокентию Анненскому, из которой узнаем, где жил поэт: «Глубокоуважаемый г. Анненский! Сообщаю Вам свой адрес на случай, если он будет нужен редакции “Аполлона”. Montreux-Territet, Sanatorium l’Abri. С глубоким почтением Осип Мандельштам». Санаторий находился по адресу: chemin des Terrasses, 4.

Осенью 1915 года в Глионе проводит несколько недель Белый. В письме Сизову отсюда в начале октября поэт рассказывает, что Штейнер отправил его в «ссылку» из Дорнаха: «Он приказал мне 6 недель не появляться в Дорнахе и писать книгу». В Глионе Белый работает над вступлением и первой главой «Котика Летаева».

В клинике «Валь-Мон» (“Val-Mont”) близ Монтрё проводит последние месяцы своей жизни, заживо разлагаясь, Рильке. Поздней осенью 1926 года, за несколько недель до смерти, умирающий поэт знакомится с Евгенией Черносвитовой, «совершенно волшебной девушкой», олицетворившей для него «вечную Россию».

Двадцатитрехлетняя тулячка становится поэту не только его последним секретарем и сиделкой, но и его последней любовью. Черносвитова происходит из старинной аристократической семьи. Девочкой она заболевает туберкулезом и в 1913 году со своей матерью приезжает лечиться в Швейцарию, где семья и остается. Евгения получает образование в Лозанне, прекрасно говорит на пяти языках. Случай дарит девушке встречу с гением.

Р.-М. Рильке

Черносвитова сопровождает Рильке на прогулках, работает как стенографистка, ведет его многочисленную корреспонденцию. 15 ноября 1926 года она пишет в письме Леониду Пастернаку: «Судьба послала меня к нему – добрая, милостивая, грандиозная судьба!» После смерти Рильке оставляет ей часть своего архива, касавшегося России: личные документы, письма, переводы чеховской «Чайки» и «Бедных людей» Достоевского, а также тексты, написанные Рильке на русском языке. Все эти материалы Черносвитова собиралась использовать для своей монографии «Рильке и Россия». Почему доцентом Лозаннского университета так ничего и не будет написано – загадка для будущих исследователей. Евгения Черносвитова умрет в Женеве в 1974 году, не оставив наследников. Вся ее библиотека, в том числе архив Рильке, будет частично распродан букинистам «1 франк за книгу», частично попросту пропадет.

Кстати, в этой же клинике близ Монтрё за несколько месяцев до смерти будет лежать Набоков.

В июле-августе 1927 года в Глионе отдыхает с женой Натальей Сергей Рахманинов. «Целый день я на воздухе: или лежу, или хожу, или сплю», – сообщает композитор в письме Ю.Э. Конюсу 6 августа и прибавляет с присущим ему юмором: «Результат от всего этого пока тот, что я ем раза в три больше обыкновенного, к великой радости моей жены и к великому сожалению хозяина гостиницы, которому платим за “пансион”. Другой ест прилично, а я неприлично, – а платим одинаково. Не знал же хозяин вперед, какой у нас аппетит!»

Здесь же, в Глионе, проведет остаток своей жизни легендарный Серж Лифарь. Он хорошо знал Швейцарию, часто выступал на сценах ее городов, писал о ней, например, статьи о празднике винограда в Веве. Свой архив он завещал городу, в котором умер, – Лозанне.