Сборник - Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело Страница 12

Изложенное удостоверяется показаниями прикомандированного в 1-му участку Александро-Невской части коллежского асессора Рейнгольдта, помощника пристава Слуцкого, околоточного надзирателя Зезюкина, городовых Ивана Шлыкова, Ефима Денисова и дворника Мирона Сергеева, а также протоколами обыска у Тимофея Михайлова и судебно-медицинского освидетельствования Слуцкого.

При обыске у Тимофея Михайлова был найден печатный экземпляр высочайшего Манифеста от 1 марта 1881 года о восшествии на всероссийский престол его императорского величества императора Александра III; на обороте этой бумаги оказались написанные карандашом адреса трех пунктов в городе С.-Петербурге с означением при каждом известных часов и между прочим с указанием кондитерской Исакова, на углу Невского проспекта и Малой Садовой, и с отметкой против этой записи о четырех часах.

Вследствие такого указания, в означенной кондитерской, в четвертом часу пополудни 3 марта, были приведены в известность все лица, оказавшиеся в ней в этот час, причем был задержан сын священника Иван Григорьев Орлов, назвавшийся мещанином Козыревым, имевший при себе чужой вид на жительство на это последнее имя, а также небольшой кинжал. У него же, по обыску, кроме противоправительственных изданий и рукописей, указывающих на его преступную агитационную деятельность в народе, оказалось два исписанных листа бумаги, в которых говорится о бедственном положении крестьян и рабочих.

Листы эти, по собственному признанию Тимофея Михайлова, оказались писанными его рукою.

О задержанном при вышеприведенных обстоятельствах сыне священника Орлове, заявившем при допросе о принадлежности своей к «социально-революционной партии», возбуждено и производится особое от настоящего дела дознание.

4 марта 1881 года, вследствие заявления дворников дома № 56—8 (графа Менгдена), находящегося на углу Малой Садовой и Невского проспекта, того самого, в котором помещается и вышеупомянутая кондитерская Исакова, о том, что содержатель сырной лавки в подвальном этаже того же дома крестьянин Евдоким Ермолаев Кобозев скрылся вместе с женой своею Еленой Федоровой, а в самой лавке найдена земля и разные орудия землекопания, местная полиция произвела осмотр означенной лавки, оставленной хозяевами, причем, по приглашению на место судебного следователя, из жилья, смежного с лавкой, под ближайшим к ней окном, был обнаружен подкоп под улицу Малую Садовую.

По осмотру судебным следователем при участии экспертов: генерал-майора Федорова, военного инженера штабс-капитана Родивановского, командира гальванической роты полковника Лисовского и офицеров той же роты штабс-капитана Линденера и поручика Тишкова – как внутренности лавки и смежных к ней помещений, так и самого подкопа, исследованного с помощью поименованных экспертов и нижних чинов гальванической роты, оказалось в общих и наиболее существенных чертах нижеследующее: в самой лавке, на прилавке, разложены сыры и оставлены разные записки, не имеющие значения по своему содержанию; в стоящих здесь же бочке и кадке, под соломой и за деревянной обшивкой нижней части задней и боковых стен, сложена земля. В смежном жилье такая же земля найдена под сиденьем дивана и рядом, в подвальных помещениях, девять деревянных ящиков, наполненных землей, и шесть мокрых мешков, в которых, по-видимому, носили землю. В разных местах разбросаны землекопные и минные инструменты, как то: бурав с его принадлежностями, ручной фонарик с лампочкой и проч. В жилье стена; под первым от входа окном пробита, и в ней открывается отверстие, ведущее в подземную галерею, обложенную внутри досками и простирающуюся на две с лишком сажени до средины улицы. В отверстии оказалась склянка с жидкостью (двухромокислым кали) для заряжения гальванической батареи системы Грене, четыре элемента которой найдены тут же в корзине. От батареи шли по мине провода, оканчивавшиеся зарядом. По заключении генерал-майора Федорова, заряд этот состоял из системы черного динамита, количеством около двух пудов, капсюли с гремучей ртутью и шашки пироксилина, пропитанного нитроглицерином. Такая система вполне обеспечивала взрыв, от которого должна была образоваться среди улицы воронка до двух с половиной сажен в диаметре, а в соседних домах были бы вышиблены оконные рамы и могли бы обвалиться печи и потолки. Что же касается до земли, найденной в лавке Кобозева, то, по заключению полковника Лисовского, количество ее соответствует объему земли, вынутой из галереи.

Следствием обнаружено, что называвшие себя супругами Кобозевыми наняли лавку в д[оме] графа Менгдена в декабре 1880 г[ода] по контракту за 1 200 рублей в год и, переехав в январе, открыли торговлю сыром при такой обстановке, которая скоро обратила на себя внимание многих свидетелей как не соответствовавшая свойствам, образу жизни и внешности обыкновенной торговли и обыкновенных торговцев. Торговля производилась неумело и как бы лишь для виду, Кобозев казался человеком, стоящим гораздо выше своего состояния, жена его обнаруживала привычки, несвойственные жене простого торговца, кроме того, часто не ночевала дома. Вследствие павшего поэтому на лавку Кобозевых подозрения в лавке их 28 февраля 1881 г[ода] по распоряжению градоначальника, местной полицией при участии техника генерал-майора Мровинского произведен был осмотр под видом технических и санитарных целей. Осмотр этот не дал никаких результатов, причем, однако же, по удостоверениям свидетелей: Мровинского, пристава 1-го участ[ка] Спасской части Теглева и дворника Никифора Самойлова – Кобозев казался смущенным и испуганным. После осмотра 1 и 2 марта Кобозевы поочередно уходили из дома, а 3 марта Кобозев ушел утром, жена же его вечером, после чего они более не возвращались.

Изложенное удостоверяется, кроме показаний Мровинского, Теглева и Самойлова, еще показаниями посещавших лавку Кобозевых: управляющего домом графа Менгдена Георгия Петерсона, дворников Никифора Ульянова и Павла Андреева, околоточного надзирателя Исайи Дмитриева, старшего помощника пристава Лерепланда, с. – петербургского 2-й гильдии купца Федора Новикова, содержателя живописно-лакировальной мастерской Ивана Шмидта.

Паспорт, по которому проживали Кобозевы, оказался подложным, а настоящий Евдоким Андреев Кобозев – безвыездно проживающим в гор[оде] Воронеже.

Дальнейшим расследованием было обнаружено, что до переезда своего в лавку на Малой Садовой Кобозевы с 28 ноября 1880 года проживали в доме № 75, на углу Невского проспекта и Новой улицы, в меблированных комнатах Афанасьева, где дочь хозяина, Екатерина Афанасьева, видела у них на столе сторублевые кредитные билеты, которые они, уходя, оставляли неприбранными.

По показаниям дворников Никифора Самойлова и Никифора Ульянова, в лавку Кобозевых ходили люди, казавшиеся подозрительными. Так, свидетель Самойлов заметил, что двое из этих людей, прошедших мимо него 27 февраля, закрывали свои лица воротниками. Узнав от Самойлова о приходе к Кобозевым одного из этих людей, молодого человека, околоточный надзиратель Исайя Дмитриев проследил его от лавки Кобозевых до угла Невского и Малой Садовой, где означенный человек нанял извозчика, так называемого «лихача», на Вознесенском проспекте за 1 рубль. По словам этого извозчика, крестьянина Федора Гордина, неизвестный дорогой изменил цель своей поездки и приказал ехать в Измайловский полк, где на углу 1-й Роты и Тарасова переулка, остановив извозчика посредине улицы, сошел, бросил ему 3 р[убля] 20 к[опеек], повернул в переулок сзади саней и скрылся.

По предъявлении всех четырех обвиняемых по настоящему делу дворникам Никифору Самойлову и Никифору Ульянову, они признали в Андрее Желябове: первый – положительно, а второй – по сходству – одного из людей, приходивших к Кобозевым 27 февраля.

По предъявлении обвиняемого Тимофея Михайлова околоточному надзирателю Исайе Дмитриеву и извозчику Федору Гордину, они признали в нем большое сходство с тем вышеупомянутым человеком, который 27 февраля, выйдя из лавки Кобозевых, нанял Гордина на Вознесенском проспекте, а затем сошел в Измайловском полку.

При производстве упомянутого выше обыска в квартире Желябова и начатого еще утром 1 марта осмотра всего, при этом обыске найденного, между предметами, находящимися у Желябова, оказались четыре куска сыру, из которых два круга русского зеленого сыра с клеймом «С. А. С», один круг русского голландского сыра и один – русского честера. По сличении через экспертов этих сыров с найденными в лавке Кобозева, они оказались тождественными между собой, причем в лавке были и сыры с клеймами «С. А. С.».

По задержании и привлечении к настоящему дознанию в качестве обвиняемых Николая Рысакова, Андрея Желябова, Софьи Перовской, Геси Гельфман и Тимофея Михайлова, означенным дознанием было обнаружено, что между названными лицами, соединенными друг с другом общностью превратных воззрений и преступной деятельности, существовали близкие отношения, непосредственно предшествовавшие злодеянию и несомненно свидетельствующие о принадлежности их к одному и тому же тайному сообществу, которое, замыслив это злодеяние, привело его в исполнение.