Владимир Ажиппо - Не зарекайся Страница 13

Мужественная реакция на побои подсознательно вызовет страх у слабых и уважение у сильных. Имеется в виду не презрительная улыбка, гордый взгляд, угрозы и оскорбления в адрес тюремщиков (не стоит дразнить гусей), а просто сведенные до минимума стоны и максимальная отрешенность от происходящего.

Второе. Подавите страх, который, естественно, возникает в этой ситуации. До смерти вас точно не забьют. И очень сомнительно, что покалечат. Подобные случаи, конечно, бывали, но все же они крайне редки. Бьют тюремщики так, чтобы было больно, но телесные повреждения не причинялись. Поэтому не бьют по голове, шее, груди, животу, в пах, средней и нижней части спины, конечностям. Бьют, в основном, по заднице, реже по верхней части спины (по «горбу»). Орудие, как правило, резиновая палка, реже — ботинки. Бить кулаками обычно никто не умеет — самому легко травмироваться.

Третье. Подавив страх, прогоните гнев, ненависть и злость. Скрыть эти эмоции в такой экстремальной ситуации невозможно, а если они будут у вас проявляться, это вызовет аналогичную ответную реакцию. Вам достанется еще больше. Гоните мысли о несправедливости, беззаконии и беспределе. Об этом подумаете на досуге, благо, досуга в тюрьме много. Отнеситесь к экзекуции как к хирургической операции: больно, но придется потерпеть.

Четвертое. Прогоните стыд. Это нормальная реакция любого мужика, если он, конечно, мужик не только потому, что носит штаны, — когда тебя бьют, а ты не можешь ответить — становится стыдно. Не стыдно! Вы действительно ничего не можете сделать. Ничего! А любая сильная отрицательная эмоция принесет вашему здоровью вреда больше, чем побои.

Пятое. Любая экзекуция сопровождается диалогом. (Ничего себе, диалог! Одни рычат и рявкают, другому и рта не дают раскрыть. Но все же — это диалог). Старайтесь не возражать. Если считаете нужным возразить, говорите спокойно и рассудительно, без истеричных воплей и всхлипываний. Никогда не говорите категорично: все было не так! Скажите: было не совсем так. Если вас стали слушать — это уже половина победы. Постарайтесь, чтобы вас поняли. Как ни противно, будьте дружелюбны, это сбивает пыл с любого. Если знаете, что в чем-то виноваты — признайте вину. Не хотите признать — начинайте врать (как именно — сказано выше).

Шестое. В жизни всегда есть место юмору. Если после того, как вам надавали по заднице, вы «добродушно» скажете «спасибо за науку», — девяносто процентов вероятности, что бить вас больше не будут.

Второй случай — экзекуции с целью получения информации (15 % от общего числа экзекуций). Это может коснуться только тех редких зэков, попавших в тюрьму за «звонкие» преступления, с раскрытием которых у правоохранителей не ладится. Гораздо чаще так выясняют обстоятельства какого-нибудь тюремного правонарушения. Эта проблема не касается основной массы зэков, но если кого коснулась — дело серьезное. Такой вид насилия представляет систему, и, хотя эти экзекуции происходят не каждый день, а только время от времени, они все равно продолжаются. Обычно они сочетаются с другими методами незаконного воздействия: надуманными лишениями передач, водворением в карцер, применением наручников или смирительной рубашки и «прессом» в камере.

Единственная «радость» от этой ситуации — осознание своей неординарности, немногим уделяется такое внимание. Подобное внимание оказывается, как правило, в первые дни, максимум, недели после заезда в СИЗО. Скоро, к счастью, оно иссякнет.

Что нужно делать, пока внимание не иссякло. Важно, что с вами будут общаться (в том числе и бить) только оперативники. Глупых попкарей рядом не будет. Опера — народ пограмотней и посмышленей большинства сотрудников, с ними можно разговаривать и находить общий язык. Постарайтесь понять, что от вас хотят. Когда поняли, хорошенько подумайте, а нужно ли скрывать то, о чем вас спрашивают? В рассуждениях исходите только из рациональности и здорового эгоизма, по принципу «выгодно — невыгодно». Выбросьте из головы глупые понятия типа: с ментами общаться «впадлу», рассказывать о чем-то — впадлу, сдать какого-то негодяя — впадлу. А вам не кажется, что этот негодяй вас уже пять раз сдал? Вот и подумайте.

Учтите, что доказательную силу имеют только показания, подписанные вами в протоколе допроса. Все другое — информация к размышлению. Пусть размышляют, кому есть, чем размышлять. Что бы вы не сказали оперу — он это никуда не пришьет. Сказки о каких-то диктофонах-микрофонах — это детский лепет. В уголовное дело пленки, записанные таким образом, не втиснешь, да и на всю тюрьму вряд ли найдется два неполоманных диктофона.

Поэтому, если вас все же стали пытать (в данной ситуации это слово самое верное — у вас, действительно, хотят что-то выпытать), постарайтесь быстро понять, что именно от вас хотят услышать.

Выражение «допрос третьей степени с пристрастием» знают все. Но никто не понимает. С пристрастием в тюрьмах никого не допрашивают, наверное, с 1953 года. Само по себе признание в преступлении никому не интересно, нужны доказательства. А для этого допрашивать надо беспристрастно, иначе истина уйдет в сторону. Что же касается «третьей степени», то это и есть допрос с применением пыток, истязаний, причинением физической боли и нравственных страданий.

Допрос третьей степени (совершенно запрещенный законом, но от этого совершенно не забытый) — это действительно допрос, сыскное действие, и проводить его — наука (кстати, по В. И. Далю, одно из значений слова «сыск» — допрос, иногда с пыткой). Можно с уверенностью сказать, что в тюрьме этой наукой практически никто не владеет. Сделать больно могут многие, выпытать правду — единицы.

Дело в том, что любой допрашивающий имеет общее представление о конечной цели допроса. Он предполагает результат, ожидает ответ и, осознанно или неосознанно, хочет его услышать. Даже если вы скажете правду, но она не будет совпадать с тем, что от вас хотят услышать — вас будут продолжать мучить. Поэтому путем проб и ошибок (только постарайтесь поскорей) надо направить разговор в нужную сторону. Услышав правдоподобную (а, точнее, удобную для них) версию, опера успокоятся.

Каждая ситуация, порождающая подобный допрос, своеобразна, и каждый такой допрос «очарователен» по-своему. Следующий пример, думается, универсален, во всяком случае наглядно показывает умное направление действий.

Один зэк — придурок, назовем его А., задумал «загнать» в тюрьму какие-то деньги. Не имея своих «ног» (ногами, гонцами, почтальонами называются сотрудники, поддерживающие неслужебные связи с зэками, заносящие в тюрьму деньги, чай, спиртное или выносящие записки), он обратился к Б., у которого «ноги» были. Тот за определенную долю согласился, взял у А. записку с просьбой передать деньги, и все. То есть А. взамен ничего не получил — типичная для тюрьмы ситуация. А., побывав на свидании, узнал, что записка дошла по адресу, и деньги были переданы. Б., естественно, «включил мороз». А., будучи все-таки придурком, за правдой обратился к администрации. Его, конечно же, посадили в карцер, и вспоминать о нем больше нет смысла.

Работать оперативники стали с Б. Тот долго запирался, все отрицал, изворачивался (по неписаным «нормам» оперотдела, долго — это минут пять), после чего на него надели наручники. Хорошо надели, от души. Б. завизжал, как недорезанный кабан, и заявил, что все расскажет, только пусть снимут наручники. Ему объяснили, что в этой фирме авансы не выдают, пусть вначале расскажет, а там видно будет.

Рассказал. Записку он передал контролеру В. Позже, уже без наручников, он спокойно, связно и последовательно описал, как договаривался с контролером, как тот прятал записку под погон шинели и т. д. Деньги, конечно же, контролер ему не принес. Все бы хорошо, да вот беда — В. сменился после дежурства и на службу придет только через трое суток, а живет он где-то далеко за городом. Решили подождать.

Через три дня состоялась «очная ставка». (Вообще-то, очная ставка — это следственное действие, осуществляемое только в рамках уголовного дела, но в народе так называется любой процесс, по сути ее напоминающий). Этот «цирк» продолжался часа полтора. Зэчара, глядя в глаза контролеру, клялся в своей правоте, а возмущенный контролер пытался набить рожу зэку, причем поведение обоих было совершенно естественным. Так как контролеру наручники не наденешь (в ходе подобных «следствий» иногда и контролерам, и офицерам доставалось по ушам, но редко — это опасно, ведь у сотрудника, даже если он конченый негодяй, прав побольше, чем у зэка), его отпустили с миром. А зэка, естественно (ну, что ж делать?), снова забили в наручники. Снова завизжал он, как свинья, и снова «честно» рассказал: записку передал контролеру Г. На В. указал потому, что считает себя порядочным и сдать гонца не мог (ну, разве не петух?).

С Г. проблем оказалось еще больше: к этому времени его перевели служить в другое подразделение, и, чтобы его найти, понадобилась еще неделя. Очная ставка, а точнее, цирк с таким названием, повторилась во всех деталях. Отпустили Г. и снова стали надевать на Б. наручники. Не успели как следует затянуть — он заверещал и рассказал очередную «правду»: записку он все-таки передал В.