Юрий Колесников - Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки Страница 131

– С наркомом Ежовым мы однажды так наклюкались, что под конец стали принимать ванну с шампанским! – хвастанул под градусами Сёмин, войдя в раж. – Удовольствие, скажу вам, товарищи, прямо убийственное!

Он говорил и без конца оглядывался, нет ли у него за спиной кого-то из нежелательных.

– А что, ванну принимать с шампанским полезно от подагры или ревматизма? – притворно спросил кто-то из слушателей.

Сёмин ухмыльнулся:

– Не знаю, как от болячек, а с девицами – это то, что доктор прописал!

От всплеска смеха у костра содрогнулся воздух. У отдельных разведчиков, представивших себе происходившее, заблестели глаза.

Потом между собой делились: «То-то он такой уверенный во всём!»

– Ванну – вместе, а судьбы – врозь, – тихо процедил кто-то сквозь зубы.

– Видал он виды, будь спок! Генерала-то получил, наверное, от того же Ежова.

О Сёмине и его жизни до этого признания никто в бригаде осназа ничего не знал и ни о чём не догадывался. Ни командование, ни тем более рядовые. Чего его понесло ни с того ни с сего? Возможно, под настроение. У костра сидели только бойцы, командиры отсутствовали, при них он вряд ли стал бы предаваться подобным воспоминаниям. Стимулировали градусы. Поэтому рассказ Сёмина о прошлом времени удивлял своей откровенностью. Никто раньше не подозревал за ним подобного.

Конечно, присутствующие делали вид, будто «всё здорово». Про себя же или позднее при случае в узком дружеском кругу, наряду с удивлением выражали серьёзное разочарование, неодобрительные чувства или вовсе острые суждения, не делавшие честь начальнику разведки.

Сёмин был в звании майора госбезопасности, что в органах приравнивалось к генералу. В петлицах носил «ромб», который ему вернули после ареста. Условно. Как, собственно, и свободу. Он должен был оправдать доверие оперативным успехом, а при надобности и ценой жизни!

Семин старался держаться с достоинством, мог лезть напролом, не считаясь ни с чем, потом останавливался и уже постепенно, словно опомнившись, торопился дать ход назад. Видимо, спохватывался, чего-то остерегался.

Между тем об этом никто не знал, кроме, возможно, ещё одного, кроме Котельникова, человека в бригаде. Однако тот не имел права с кем-либо делиться подробностями о былой жизни начальника разведки бригады. По предположению Котельникова, это мог быть кто-то занимающий высокое положение. Возможно, комиссар Малюгин либо комбриг.

Глава 3

Парашютистку Таню Сиротину командование бригады определило в группу связистов. Поскольку она радистка, у неё рация, стало быть, находиться должна в своей среде. По этому поводу начальник штаба бригады Белов вызвал старшую радистку-шифровальщицу Соловьёву, исполнявшую обязанности командира связи на время отсутствия старшего лейтенанта Котельникова и его заместителя лейтенанта Панкратова. Когда она предстала перед Беловым и услышала, о чём идет речь, то смущённо пожала плечами, извинилась и попросила повременить с этим вопросом до возвращения старшего лейтенанта Котельникова либо лейтенанта Панкратова, отправленного на задание с группой разведчиков.

– Пусть кто-нибудь из них решит, когда вернётся, – заявила Соловьёва. – Я не могу взять на себя такую ответственность.

Начштаба был удивлён ответом, но сказал, что снимает с неё данный вопрос и издаст письменный приказ.

Вернувшись в группу, Соловьёва рассказала о разговоре с начальником штаба, но её не дослушали до конца – парни восприняли новость с огромным восторгом. Таня привлекла их не только миловидностью, но и наивной мягкостью, подкупающим обаянием. Худенькая, маленького росточка, обтрёпанная, несчастная, она не могла не вызывать сочувствия.

Почти все радисты с рыбьими и птичьими фамилиями, присвоенными им в целях конспирации перед отправкой на задание во вражеский тыл, бросились приводить себя в порядок – мылись, брились, начищались. Одновременно подтрунивали друг над другом, посмеивались, ехидничали. Это обстоятельство вызывало очередной поток насмешек, шуток, острот.

Ещё в самом начале появления в бригаде парашютистки Тани кто-то из бойцов прозвал её «с дирицкой». Прозвище родилось, когда Танька шла из кухни с горячим котелком, держа его на палке наклонённым вбок, поскольку протекал. На замечание кого-то из партизан, что содержимое котелка может пролиться, она ответила, что «он с дирицкой». С тех пор за ней закрепилось это прозвище, подчас вызывавшее двусмысленную усмешку.

В подготовке к встрече Тани не участвовала лишь Галя Соловьёва. Единственная девушка – старшая радистка-шифровальщица в группе связи, она была прозвана коллегами «командармшей». Держала себя обособленно, не встревала в разговоры, не реагировала на подготовку парней к приходу Тани. Сидела, уткнувшись в шифровку депеши, и делала вид, будто ничем другим не интересуется.

Вдруг в землянку вошёл связной из штаба бригады Толик – словоохотливый деревенский паренёк лет пятнадцати. Он передал официальный приказ начальника штаба о немедленном поселении армейской парашютистки в землянку радистов.

Галя Соловьёва оторвалась от шифровки и, к удивлению радистов, с ходу доказала, что не зря прозвана «командармшей»: коротко и чётко высказала отказ принять приказ начальника штаба о немедленном поселении разысканной радистки штаба фронта.

Толик вытянул тощую шею и недоумённо захлопал густыми белесыми ресницами:

– Пошто табе связываться с начальником? То ж яму приказал командир бригады. Сам майор Шмаков! Ты што?!

– Не твое дело, Толик! – звонким, металлическим голосом произнесла Галя. – Понял? Давай, милый, топай в штаб. И доложи то, что я сказала. Всё!

Лица радистов вытянулись. Они поняли: назревает что-то серьёзное.

Вскоре после ухода связного в землянку влетел капитан Белов. Все радисты разом встали. Весь в делах, быстрый, сосредоточенный и не теряющий зря секунды, он заявил:

– Есть приказ комбрига поместить сюда пополнение: радистку штаба Западного фронта! Надо принять девушку ласково и оказать ей должное внимание. Она наскиталась, намаялась, настрадалась. Вы поняли? Вопросы будут?

– У меня, – приглушённо произнесла Галя.

– Слушаю, – отрывисто ответил начштаба, довольный, что заговорила именно Галя, и это послужит предлогом напомнить ей об обязанности выполнять приказы начальства.

– Разместить у нас постороннего человека, – заговорила Галя ровным голосом, – тем более неизвестно откуда прибывшую радистку, считаю неправильным. Кроме того…

Начштаба не дал договорить:

– Прошу раз и навсегда уяснить: здесь не профсоюз, и решать все вопросы будет командование, а не общее собрание – отчеканил он тоном, не терпящим возражений. – Как начальник штаба бригады, я не допущу самодеятельности! Приказано разместить радистку – извольте выполнять беспрекословно. Понятно, Соловьёва?

– Во-первых, не Соловьёва, а товарищ Соловьёва, – по-прежнему спокойно, но уже слегка повысив голос, осадила старшая радистка-шифровальщица начальника штаба, для которого её слова были как холодный душ. – Во-вторых, здесь располагаются радисты наркомата. При этом, смею заметить, отнюдь не «мелкой промышленности». У нас рации, шифры, коды и тому подобное. Отсюда мы проводим сеансы связи, сюда поступают и здесь расшифровываются радиограммы Центра.

– И что? Командование это понимает не хуже вас, товарищ Соловьёва.

– Если кому-то невдомёк, то я могу засвидетельствовать, что все без исключения депеши носят совершенно секретный характер. Даже если на них не стоит соответствующий гриф. Поэтому посторонним сюда вход категорически воспрещён. И в-третьих, есть специальное положение, утверждённое нашим управлением того же наркомата. Если комбриг или вы, товарищ начальник штаба, намерены нарушить его, мне ничего не останется, как немедленно радировать в Москву об этом самоуправстве. У меня всё!

Тон Галины был безапелляционный, а смысл сводился к тому, что дальнейший разговор по этому поводу излишен.

Начальник штаба был похож на петуха, которого окатили ледяной водой, но он всё ещё пытается отряхнуться и принять боевую стойку. Он стоял с перетянутыми через плечо портупеями, как у кавалеристов, опоясанный комсоставским ремнём со сверкавшей звездой в медной пряжке, но несмотря на его намерение сохранить бравый вид, было видно, что начштаба заметно сник.

Обозлённый смелостью зарвавшейся радистки в звании всего-навсего сержанта ГБ (что соответствовало лейтенанту в армии), осмелившейся дискредитировать его, начальника штаба бригады особого назначения, он лихорадочно думал, как поступить дальше.

Застывшие от неожиданности радисты стояли навытяжку. Однако им было приятно слышать, что подразделение и сами они представляют собой важное звено, с которым даже командованию следует считаться. Да и вообще, чего оно стоит без связи?! Кто, как не радисты, поддерживают её с Большой землёй?! И, между прочим, не только с начальником управления или высшим руководством наркомата в лице ближайшего соратника великого вождя того, который в пенсне, но и с самой Ставкой!..