Карл Деметр - Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650–1945 Страница 14

К концу войны осталось относительно мало кадровых офицеров, подготовленных в мирное время, а тех, кто остался, отзывали из окопов и направляли на штабную работу, особенно в Генеральный штаб. Считалось, что знания, полученные ими в военных училищах и военной академии, а также фронтовой опыт должны быть использованы для решения тактических и стратегических задач. В целом это было продиктовано стремлением сохранить то, что осталось от «офицерства старой школы». «Оно заслуживало, – говорил Фридрих Великий о старом прусском дворянстве, – чтобы мы его сберегли». После краха 1918 года стало очевидно, что эти люди должны были стать основой будущего рейхсвера как носители старых традиций германского офицерства, и те, кому поручили создать новый рейхсвер, – генерал Рейнхардт, «народный уполномоченный» Носке и, особенно, генерал фон Зеект – сознательно сделали традицию одним из краеугольных камней новой военной структуры. Рейнхардт, а следом за ним и Зеект видели залог успеха в продвижении тех офицеров, которые во время Первой мировой войны служили в Генеральном штабе. Этому противились те офицеры, которые служили на фронте, и поэтому Зеект, как командующий вооруженными силами, в своем письме военному министру Пруссии Рейнхардту от 29 августа 1919 года подчеркивает, что «в первую очередь нужно обратить внимание на опытных офицеров Генерального штаба; ни одно из подразделений старой армии не пользуется столь высокой и заслуженной репутацией, как Генеральный штаб; сохранить Генеральный штаб – означает сохранить дух армии». Антагонизм между офицерами Генерального штаба и офицерами-фронтовиками в германской армии, говорит он, может поддерживаться только искусственно, и там, где он действительно имеется, причины для его существования – самые ничтожные. «Офицер Генерального штаба, – продолжает он, – это фронтовой офицер. Он был выбран как их лучший представитель. Это не просто теория, так было до настоящего дня, и так будет оставаться впредь». Взгляды Зеекта по этому вопросу разделял не только Рейнхардт, но также, по основным пунктам, и глава управления кадров генерал фон Браун.

Эта довольно жаркая дискуссия была вызвана тем, что победившие союзные державы требовали увольнения в запас примерно 20 000 офицеров, и поэтому надо было выбирать, кого оставить. В то же время внутреннее и международное положение требовало, чтобы офицерами нового рейхсвера стали в основном те, кто получил назначение до окончания войны. В армии, насчитывавшей сначала 200 000 человек, а затем только 100 000, офицерство представляло следующие группы, которые сохранялись и в дальнейшем: а) старшие офицеры, начиная от командующих полками и выше; б) более молодые кадровые офицеры, служившие в Генеральном штабе и на штабных должностях; в) незначительное количество кадровых лейтенантов, ставших офицерами уже во время войны, которые, несмотря на молодость, уже командовали ротами и батареями в течение двух лет или более или были адъютантами на фронте. Сразу же после войны добавилась четвертая группа, так называемые лейтенанты Носке, численностью до 1000 человек. Это были унтер-офицеры среднего возраста, которых произвели в лейтенанты сразу после революции в соответствии либо с давним требованием социалистов, либо с законом от 16 марта 1919 года о создании временного рейхсвера. В законе говорилось, что все хорошо себя зарекомендовавшие унтер-офицеры и рядовые имеют право на офицерские должности. Он был принят Национальной ассамблеей в Веймаре при поддержке всех партий, включая германских националистов. На флоте, требовал Носке, нужно отдать половину всех новых назначений в 1919 году унтер-офицерам. В действительности доля бывших мичманов и старшин на флоте в 1920 году (после подавления путча Каппа) составляла десять процентов, и это отчасти объясняется тем, что на флоте технические навыки важнее, чем в армии. Вскоре оказалось, что получившие повышение унтер-офицеры испытывают трудности, связанные с возрастом и недостатком образования, и в результате многие предпочитают покинуть армию еще до конца срока службы. Во французской армии в течение многих лет значительную часть офицерских должностей получали бывшие унтер-офицеры. Прослужив несколько лет, они направлялись в военное училище Сен-Максин, где из них готовили офицеров. Другая часть офицерства получала военное образование в знаменитом училище Сен-Сир или Парижском политехникуме. Но даже во Франции с ее устоявшейся демократической структурой сосуществование этих двух типов офицеров вело к возникновению социального напряжения в офицерской среде, хотя и не оказывало существенного влияния на боеспособность армии.

В Германии социал-демократы постоянно поднимали этот вопрос, и в 1929 году на своем партийном съезде в Магдебурге они включили его в свою оборонную политику (пункт 5) в следующей формулировке: «Отмена образовательных привилегий в офицерском корпусе и введение в законодательном порядке минимальной квоты для набора офицеров из низших чинов». Но даже если бы такой закон и был принят, маловероятно, чтобы он оказал желаемое воздействие на офицерский корпус. Бывшие унтер-офицеры, заслуживавшие повышения в должности, имели ясное представление о подобных вещах, а долгая служба в армии дала им возможность так близко познакомиться с мировоззрением офицеров, что оно, до определенной степени, стало и их собственным мировоззрением, что, несомненно, делало их социально приемлемыми для их новых товарищей. Несомненно также, что их сочли достойными повышения отчасти и потому, что их взгляды и привычки считались приемлемыми в этой среде, поскольку в такой маленькой армии, какую позволял иметь Версальский договор, многое зависело не только от военной подготовки, но и от «корпоративного духа» офицеров как хранителей традиций и боеспособности.

После того как ошибки и недоразумения первых дней были преодолены и цель была в основном достигнута, последовательность, с которой Зеект, совместно с доктором Отто Гесслером, министром, отвечавшим перед рейхстагом, воплощал свои идеи в жизнь, получила широкое одобрение. В тот же день, когда Гесслер назначил его главой Генерального штаба – а это было в критический момент путча Каппа, – генерал фон Зеект сделал заявление о принципах, в соответствии с которыми он намеревался сформировать офицерский корпус. Оценка ситуации была дана во вступительном слове: «Немецкий офицерский корпус находится в критической ситуации. Его поведение в ближайшем будущем решит, сумеет ли он взять в свои руки контроль над новой армией. Это решение также покажет, сможет ли рейхсвер сохранить все, что было ценного в прошлом, и поставить его на службу будущему». Это было, разумеется, косвенным признанием идей и принципов старой армии, поскольку Зеект полагал, что они вполне применимы и в изменившихся условиях. Эту позицию полностью разделял также Фридрих Эберт, первый президент, который, как и многие военачальники, придерживался мнения, что «вооруженные силы республики должны стать естественным продолжением старой армии, лучшие качества которой необходимо перенести на новую почву». Дальнейший рост офицерского корпуса при Зеекте и двух его преемниках продолжался в полном соответствии с «реставрационными» тенденциями, выраженными в ряде постановлений, а также в эссе самого Зеекта Die Reichswehr (Лейпциг, 1933). Соображения статуса или даже класса, возможно, не полностью утратили свое значение, но в основу была положена искренняя убежденность как Зеекта, так и Гесслера, что состав и подготовка довоенного офицерского корпуса выдержали суровое испытание длительной войной, несмотря на то что эта война закончилась поражением. В целом эти принципы можно считать правильными независимо от государственного строя. Если они по-прежнему действуют при республике, значит, их надо поддерживать. Более того, Зеект и Гесслер были убеждены, что если новой армии нужно будет защищать страну, то ей потребуются образованные офицеры. В тот момент существованию рейха угрожали различные революционные силы, не говоря уже об угрозе внешнего нападения как с востока, так и с запада. Но у «реставрационного» пути решения офицерского вопроса были более глубокие и серьезные обоснования, чем просто военная необходимость или патриотизм. С учетом социально деструктивных, уравнительных тенденций эпохи индустриализации и революции представлялось, что нет другого выхода, кроме как снова сделать офицерство элитой общества, призванной повести за собой немецкий народ.

Даже до войны, как мы уже видели, офицерский корпус набирался из сыновей элиты, гражданской и военной. Сейчас эта традиция продолжилась. После войны большая часть немецкого народа утратила интерес ко всему, что было связано с войной. Революционеры 1918 года внедрили в сознание своих сторонников, старых и новых, марксистскую доктрину классовой борьбы, и это породило у них враждебность по отношению к людям военной профессии, отчасти потому что это было заложено в базовых принципах учения, а отчасти по тактическим соображениям. Патриотизм и понимание изменившихся потребностей престижа страны – черты, которые проявляются достаточно слабо и окружены самыми разными предрассудками, – были свойственны в основном представителям старых правящих классов, лишившимся средств к существованию, как, например, бывшим офицерам, высокопоставленным чиновникам и университетским профессорам.