Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №2 за 2002 год Страница 14

Лишь чрезвычайные события ненадолго сгладили открытую неприязнь. В 1858 году умерла старшая дочь София, а в августе того же года это тяжелейшее горе было смягчено рождением долгожданного наследника, нареченного Рудольфом...

Как бы безрадостно ни складывалась жизнь молодой императрицы при венском дворе, какой бы прессинг ни испытывала она со стороны свекрови, все еще считавшей себя хозяйкой Австрии и навязывающей и сыну, и приближенным свое понимание жизни, Елизавета всеми силами отстаивала право на собственные мысли, взгляды и поступки. Наперекор канонам дворцового этикета она открыла дверь монарших апартаментов для художественной интеллигенции Вены. Художники, поэты, артисты, люди иных творческих профессий — словом, все те, чье присутствие еще вчера здесь было просто немыслимым, постепенно входили в круг общения Елизаветы, все больше отодвигая совершенно неинтересную ей безликую знать. Хотя это обстоятельство отнюдь не прибавляло ей популярности среди придворных.

А еще ей довелось принять непосредственное участие в решении такой болезненной проблемы, как отношения с вассальной Венгрией. Императрица, как казалось многим, мало сведущая в законах большой политики, неожиданно для всех продемонстрировала удивительную дальновидность, дипломатический такт и то политическое чутье, которым была обделена ее могущественная свекровь. Жесткость, которую эрцгерцогиня проявляла по отношению к венграм, олицетворяла в их глазах всю Австрию и ставила между двумя странами непреодолимую стену непонимания, если не ненависти.

...Впервые Елизавета появилась в Венгрии вместе с мужем в 1857 году, тогда императорская чета по понятным причинам была встречена здесь, мягко говоря, прохладно. Но неподдельный интерес Елизаветы как к истории, так и к нынешнему положению страны, а также к самим венграм, довольно быстро настроили их на иной лад. Тем более что эта женщина, по слухам, очень не ладила с ненавидимой в Венгрии эрцгерцогиней Софией, потопившей в крови их революцию. А потому в сердцах ее жителей затеплилась робкая надежда на то, что в лице молодой императрицы они смогут найти заступницу. Венграм очень хотелось верить, что эта красавица с лучезарным взглядом сможет как-то повлиять на императора, и его взгляды на «венгерский вопрос» изменятся.

Каким-то неведомым чувством Елизавета уловила эти мысли, безошибочно поняв, что ей здесь доверяют. Все ее душевные раны, постоянно напоминавшие о себе за время их пребывания в Венгрии, словно затянулись. Этот короткий визит имел небезынтересные последствия. Вернувшись в Вену, Елизавета начала изучать венгерский язык и довольно скоро овладела им в совершенстве. Ее библиотека пополнялась книгами венгерских авторов, в ее ближайшем окружении появилась уроженка Венгрии, ставшая ее первой и истинной подругой. Однажды Елизавета решила появиться в театре в национальном венгерском костюме, чем вызвала нескрываемое неудовольствие практически всех присутствующих.

И тем не менее, не обращая внимания на стремительное падение своей популярности в столице и не опуская рук от неудач, она всячески подводила мужа к мысли об урегулировании отношений с Венгрией на равноправной основе. И Франц Иосиф, в принципе осознававший печальные последствия политики кнута, все больше сближался с супругой во взглядах на решение этой проблемы и все больше убеждался в том, что дарование Венгрии права на самоопределение не несет никакой угрозы для могущества империи. В результате в феврале 1867 года в венгерском парламенте был зачитан указ о восстановлении Конституции страны и в том же году — создана Австро-Венгерская империя. Елизавета отнеслась к этому событию как собственному триумфу, подтверждавшему то высокое положение, которое ей пришлось занять по воле судьбы.

...Венгрия до сих пор не забыла Елизавету. В Будапештском музее, посвященном памяти австрийской императрицы, бережно хранятся ее личные вещи, фотографии, письма. И пусть этих экспонатов не так уж много, но их вполне хватает для того, чтобы воскресить в сознании новых поколений образ этой благородной женщины.

Бесспорно, у венгров есть особые причины сохранять о ней благодарную память, но помимо них существовало еще множество людей, на которых она производила неизгладимое впечатление. В Вену частенько приезжали любопытствующие в надежде хоть краем глаза увидеть легендарную красавицу и убедиться в том, что многочисленные художники, писавшие ее портреты, руководствовались отнюдь не желанием польстить августейшей особе.

Портреты эти обычно заказывал Франц Иосиф, постоянно находившийся под магией ее обаяния и красоты, не только физической, но и душевной. В кабинете императора, прямо перед глазами до последнего дня его жизни висел портрет любимой им женщины.

Сама же Елизавета позировать художникам и фотографам, мягко говоря, не любила. Но, как правило, дело улаживалось, если изображение допускало наличие любимой ею лошади или собаки. В 1868 году Елизавета родила еще одну дочь — Валерию.

Постоянным предметом беспокойства Франца Иосифа стало всевозрастающее желание жены как можно реже бывать в Вене, которая была для нее подобием тюрьмы. А он тосковал без нее безумно. Открытость и доверие между ними было несомненным. Тому свидетельство — огромное количество нежных, ласковых писем, в которых он старался успокоить и обнадежить ее томящуюся душу.

«Мой дорогой ангел, я снова остался один на один со своими печалями и заботами, при этом я опять чувствую, как мне тебя не хватает, я по-прежнему люблю тебя больше всего на свете и совсем не могу жить без тебя…», «Мне так трудно и одиноко без твоей поддержки… Мне больше ничего не остается, как терпеливо сносить ставшее уже привычным одиночество…» В подписи обычно значилось: «Твой печальный муженек» или «Твой верный Малыш». В 1872-м умерла эрцгерцогиня София. Елизавете начало казаться, что она еще сможет обрести столь желанный ею покой и гармонию жизни. Но неумолимая Судьба продолжала ее испытывать…

...В минуты невыносимого горя только что получившая известие о гибели сына Елизавета выказала нечеловеческую выдержку. Именно она сделала то, на что не решился никто другой — сообщила мужу, что их сына больше нет. Она первой увидела Рудольфа в гробу, укрытого по грудь белым саваном. На мгновение ей показалось, что он просто заснул со странной улыбкой на губах. Только в эти страшные минуты, пока муж еще не появился, она дала волю своему отчаянию, упав на колени перед мертвым телом сына.

В эти часы, наполненные траурными церемониями и скопищем по большей части чужих ненужных лиц, Елизавета старалась держаться из последних сил, и ей это удалось. Под густой черной вуалью никто не видел ее лица, превращенного в скорбную маску. Франц Иосиф, постоянно держа в поле зрения ее окаменевшую фигуру, умолял ее не присутствовать на церемонии погребения.

После того кошмарного дня глубокой ночью Елизавета незаметно вышла из дворца. Первый фиакр, встреченный ею в этот глухой час, отвез ее к монастырю капуцинов, где только что похоронили Рудольфа. Отказавшись от услуг монаха, она медленно спустилась в склеп, освещенный тусклым светом факелов и, сдерживая нечеловеческий крик, тихо произнесла: «Мальчик мой, скажи, что же с тобой случилось?..»

...Последние неполные 10 лет жизни Елизаветы были годами прощания со всем, что ее окружало. Она раздарила все свои сколько-нибудь нарядные вещи, а ее душевное состояние явственно свидетельствовало о том, что жизнь потеряла для нее всяческий смысл. Напрасны были надежды Франца Иосифа на то, что острота горя хоть когда-нибудь утихнет. Он старался вытащить жену из сотворенной ею же самой тюрьмы — Елизавета заперлась в маленьком особняке в Ишле, где муж впервые увидел ее девочкой, живущей в ожидании счастья. И ему это вроде бы удалось, но дальше последовало какое-то жуткое и неприкаянное блуждание Елизаветы по белу свету. Как тяжело раненный человек, она искала такое место, где можно было бы хоть на минуту забыться и как-то унять невыносимую боль.

Неистовые папарацци, которые в то время еще не имели такого названия, но суть которых от этого вовсе не менялась, неотступно следовали за ней по пятам, выплескивая на страницы газет беззастенчивую ложь и беспардонные утверждения, порой, правда, разбавляя все это горестной правдой. О Елизавете писали, что она явно не в себе и что, мол, частенько качает на руках диванную подушку, спрашивая у окружающих, красив ли ее сын.

Но Бог не лишил несчастную женщину разума. В своем неутолимом горе она продолжала думать о муже. Одна из ее дочерей писала: «Она опасается, что ее постоянно растущая боль будет супругу в тягость и приведет к недоразумениям в их семейной жизни». Франц Иосиф, по-своему переживая смерть сына, топил свое горе в работе — государственные дела требовали его постоянного присутствия в рабочих апартаментах. Елизавета же отчетливо осознавала, что своей скорбью угнетает мужа.