Красная площадь - Евгений Иванович Рябчиков Страница 16

Торговали не только в рядах. По всему широкому пространству площади - от Воскресенских до Москворецких ворот - было разбросано множество маленьких лавчонок, палаток, ларей, шалашей, рундуков, скамей, где продавались самые разнообразные товары - от золотого колечка до лаптей или луковицы.

Между этими палатками и ларями бродили «походячие» торговцы, продававшие товар с рук, разносчики кваса и сбитня и случайные продавцы, по нужде в деньгах вынесшие на продажу ношеное платье, обувь, различный домашний скарб.

В торговле на площади соблюдалась специализация, как и в здании Торговых рядов. У Никольских ворот стояли пирожники, близ Лобного места продавали домотканое полотно и рубахи, на углу Никольской улицы лудили посуду. Между «Василием Блаженным» и кремлевской стеной, рядом со Спасскими воротами, сидели стригуны-цирюльники, под открытым небом обслуживавшие своих клиентов. Земля вокруг них была так густо усеяна слежавшимся в войлок человеческим волосом, что здесь ходили, как по ковру. На Васильевском спуске с площади к Москве-реке располагался обжорный ряд, где торговали главным образом соленой рыбой и калачами.

Лобное место и стоявший близ него раскат с пушками были тоже окружены мелочными лавками, здесь же помещалось большое кружало (питейное заведение), называвшееся «Под пушками». Винные лавки, харчевни и кружала были разбросаны и в других местах. Торговля там шла распивочно и навынос, вино продавали в глиняных и медных кувшинах и кружках.

На Спасском мосту и возле него шла бойкая торговля книгами - рукописными и печатными, лубочными картинками и гравюрами - «фряжскими листами», как их тогда называли. Так как продажа этого товара требовала грамотности, а грамотность была распространена по большей части среди духовенства, то торговали здесь главным образом бывшие попы или дьяконы, отставленные за разные провинности, пономари, причетники, монахи.

Рядом, на Спасском крестце - перекрестке Спасского моста с площадью, собирались на свою «биржу» безместные попы. Здесь они ожидали, чтобы их наняли для отправления церковных служб в приходских или домовых церквах. Домовых церквей в старой Москве было немало - любой москвич с достатком, не только боярин или дьяк, но и купец, стремился обзавестись хоть и маленькой, но своей церковью. Поэтому спрос на попов был велик и устойчив.

По московскому обычаю, нанимая попа, клиент долго и упорно с ним торговался. Попы тоже поднаторели в торговле. Называя цену и желая убедить нанимателя, что эта цена крайняя, больше уступки не будет, поп обычно вынимал из кармана подрясника запасенный заранее калач и, поднося его ко рту, заявлял: «Смотри, закушу!» Угроза действовала: по церковным правилам, служить обедню можно было только натощак.

Томясь в ожидании нанимателей, попы, по свидетельству старинных документов, вели себя довольно легкомысленно. На них поступали жалобы, что они «бесчинства чинят великие, меж собой бранятся и укоризны чинят, скаредные и смехотворные, иные меж собой играют, и борются, и в кулачки бьются». Даже близкое соседство стоявшей тут же, под боком, Тиунской, или Патриаршей, избы, ведавшей порядками церковного управления и взиманием пошлин с безместных попов, не могло унять их. Патриархия не раз пыталась усовестить безместных попов, обращалась к ним с назиданиями, установила даже определенную плату - таксу - за различные церковные службы («божественной бы литургиею не торговали»), но успеха так и не добилась.

На Красной площади нередко можно было встретить и иноземных купцов - персов, бухарцев, кавказцев, греков, итальянцев, шведов, англичан, выделявшихся из толпы москвичей всем своим обликом и необычной одеждой.

Своеобразны были и торговые нравы. Покупатели, торгуясь, перекрикивали продавцов, те не отставали от покупателей. Нередко вступали в ожесточенные споры продавцы одинаковых товаров, желая перехватить покупателя. Перебранка между торговцами иногда переходила в драки. Бывало и так, что рассерженный продавец лез с кулаками на покупателя, если он, приценившись, не купил товара, а еще того хуже - охаял его. От всего этого на площади стоял неумолчный шум.

Среди этой пестрой и шумной толпы сновали «площадные подьячие». С гусиным пером за ухом и подвесной чернильницей на поясе, с книгой законов и запасом бумаги в карманах, подьячий с раннего утра выходил на промысел - за определенную мзду писать челобитные, различные прошения и ходатайства, составлять купчие Записи и духовные завещания. Существовал строгий порядок составления челобитных, особенно если они подавались на имя царя. Подьячий был нужным человеком, так как законы эти далеко не всем были известны, да и большинство москвичей не знало грамоты. Кто побогаче, тот звал подьячего к себе домой или в харчевню, а у бедных клиентов подьячие часто строчили документы на спине.

Площадь жила своей напряженной жизнью. Здесь бродили нищие, выпрашивая подаяние, и голосили юродивые. Сюда «божедомы» выносили напоказ найденных на улице мертвецов, и часто раздававшиеся вокруг них истошные вопли и причитания свидетельствовали о том, что кто-то опознал в покойнике своего пропавшего отца, брата или мужа. Сюда же в плетеных корзинках выносили подкидышей, собирая у сердобольных людей деньги на их пропитание или отдавая младенца любому желающему усыновить его.

Тут же толклись и карманные воры, в постоянной давке и толчее находившие применение своим запретным способностям. Они даже вырыли себе для жилья «подземную палату» под храмом Василия Блаженного. В нее вел искусно замаскированный ход из кремлевского рва. В 1683 году это подземелье обнаружили и уничтожили.

Находили себе применение на площади и веселые люди - скоморохи, развлекавшие толпу игрой на домрах, сопелях и других нехитрых инструментах, шутками и прибаутками, до которых всегда были охочи бойкие на язык москвичи.

Лишь в дни больших религиозных праздников шумная площадь затихала, наблюдая торжественное зрелище крестного хода. Особенно пышно и красочно совершался крестный ход в вербное воскресенье. За деревом, увешанным плодами, цветами и чучелами птиц, несли иконы и хоругви, затем следовала добрая сотня священников в праздничных ризах, за ними шли бояре, дьяки и богатые горожане, и, наконец, сидя боком на лошади, покрытой белой попоной, ехал патриарх. К голове его коня были привязаны длинные уши - он должен был изображать осла, на котором, по преданию, въехал в Иерусалим Иисус Христос. По одну сторону патриаршего коня, держа его под уздцы, шел боярин, по другую - сам царь. Это было символическое торжество духовной власти над светской.

Но кончались праздники, наступали будни, и опять кипело и бурлило великое московское торжище.

«Бунташное время»

«Бунташным временем» называли современники годы правления царя Алексея Михайловича, прозванного монархическими историками «тишайшим». Новое