Алан Вейсман - Земля без людей Страница 17

Полярные медведи, северные олени и мускусные быки обитают в регионах, где никогда не было много людей – а те, кто там жил, считали рыбу и тюленей куда более легкой добычей. К югу от тундры, где начинаются деревья, обитают медведи и горные львы, хитрые и быстрые создания, умеющие хорошо прятаться в лесах или среди валунов. Другие, как и Homo sapience, появились в Северной Америке примерно в то же время, когда виды плейстоцена ушли. Сегодняшние равнинные буйволы генетически ближе к польскому зубру, чем к вымершему гигантскому бизону, которого убили в Мюррэй-Спринге. После вымирания гигантского бизона наблюдается всплеск популяции равнинного буйвола. Сходным образом, современный американский лось пришел из Евразии после исчезновения оленя-лося.

Такие хищники, как саблезубые тигры, скорее всего исчезли вслед за своей добычей. Некоторые бывшие жители плейстоцена – тапиры, пекари, ягуары и ламы – бежали на юг в лесные укрытия в Мексике, Центральной Америке и далее. С их уходом и вымиранием прочих остались незанятыми огромные ниши, и в конечном итоге в них ринулись буйволы, лоси и другие.

Во время раскопок в Мюррэй-Спринге Вэнс Хейнс обнаружил признаки того, что засуха вынудила животных плейстоцена искать воду – скопление следов вокруг одной грязной дыры явно говорит о попытке мамонтов выкопать колодец. Около него они были легкой мишенью для охотников. В слое над следами была обнаружена лента окаменевших водорослей, погибших в результате резкого похолодания, о котором упоминается во многих работах сторонников массового замерзания, только археология неопровержимо свидетельствует, что кости мамонта лежат под ними, а не среди них.

А вот и еще одно доказательство того, что, не будь людей, потомки перебитых мамонтов могли бы жить до сих пор: когда закончилась огромная добыча, исчезли и люди культуры Кловис со своими знаменитыми каменными наконечниками. Возможно, из-за отсутствия дичи и похолодания они двинулись на юг. Но через несколько лет голоцен согрелся, и появились последователи культуры Кловис, наконечники копий меньшего размера которых приведены в соответствие с более скромными габаритами равнинных буйволов. Между этими людьми культуры Фолсом и оставшимися животными установилось своего рода равновесие.

Извлекли ли последующие поколения американцев урок из ненасытности своих предков, убивавших травоядных плейстоцена, как если бы их поголовье было бесконечным, пока все не рухнуло? Возможно, но само существование Великих Равнин обязано пожарам, разжигавшимся потомками этих людей, американскими индейцами, как для того, чтобы сконцентрировать питающихся ветками зверей, к примеру оленей, на небольших участках леса, так и для того, чтобы создать пастбища для таких жвачных животных, как буйволы.

Позже, когда волна европейских заболеваний прокатилась по континенту и почти выкосила индейцев, популяция буйволов разрослась и распространилась. Они практически добрались до Флориды, когда их встретили белые поселенцы, двигавшиеся на запад. А после того как практически все буйволы были уничтожены, за исключением отдельных, сохраненных в качестве диковинок, белые поселенцы воспользовались равнинами, созданными предками индейцев, и заполнили их домашним скотом.

Из окна лаборатории на вершине холма Пол Мартин может видеть город в пустыне, выросший вдоль реки Санта-Крус, текшей когда-то на север из Мексики. Верблюды, тапиры, местные лошади и колумбийские мамонты когда-то паслись на ее заливных лугах. Когда сюда пришли потомки перебивших их людей, поселенцы построили хижины из глины и веток росших по берегам тополей и ив – материалов, которые быстро возвращались в почву и реку, как только переставали быть нужными. С уменьшением количества дичи люди научились возделывать собираемые ими растения и назвали образовавшуюся деревню Чук Шон, что означало «бегущая вода». Они смешивали оставшуюся от урожая солому с речной грязью и получали кирпичи, и так продолжалось, пока саманные постройки не были заменены бетонными после Второй мировой. Вскоре после этого изобретение кондиционеров привлекло сюда так много людей, что река пересохла. Они выкопали колодцы. А когда и те высохли, стали копать глубже.

Вдоль пересохшего русла реки Санта-Крус теперь стоит административный центр Тусона, включающий зал заседаний, огромный фундамент которого из бетона и стальных балок выглядит так, словно способен пережить римский Колизей. Но для туристов из далекого будущего поиски этого здания могут оказаться проблематичными, потому что после ухода из Тусона и раздувшегося пограничного мексиканского города Ногалес (штат Сонора) в 100 километрах к югу сегодняшних мучимых жаждой людей река поднимется снова. Погода будет делать то же, что и всегда, и пересохшая река Тусона и Ногалеса вернется и начнет заново создавать намывную равнину. Ил будет заливаться в фундамент тусонского зала заседаний, уже лишенного к тому моменту крыши, пока не погребет его целиком.

Неясно только, какие животные будут жить поверх него. Бизоны давным-давно ушли; в мире без людей сменившие их коровы не протянут долго без пастухов-ковбоев, отгоняющих койотов и горных львов. Сонорские вилорогие антилопы – подвид маленьких, быстрых реликтов плейстоцена, последние американские антилопы – балансируют на грани исчезновения в пустынных заповедниках неподалеку отсюда. Осталось ли их достаточно, чтобы возродить поголовье до того, как этот вид прикончат койоты, остается под вопросом; но это возможно.

Пол Мартин спускается с Тумамок-Хилл и ведет свой пикап к западу через заросший кактусами перевал в пустынный бассейн внизу. Перед ним лежат горы, убежище последних североамериканских диких животных, в том числе ягуара, снежного барана и ошейниковых пекари, известных под местным названием javelinas. Многие из ныне живущих видов представлены в расположенной далее по этой дороге знаменитой туристической достопримечательности, Аризоно-Сонорском музее пустыни, в котором есть зоопарк с хитроумными вольерами, воспроизводящими природный ландшафт.

Цель Мартина находится в нескольких километрах от музея, и в ней нет ничего хитроумного. Международный музей дикой природы был построен в виде копии африканского форта французского Иностранного легиона. В нем выставлена коллекция покойного миллионера и охотника на крупную дичь С. Дж. МакЭлроя, среди все еще не побитых мировых рекордов которого крупнейший горный баран – монгольский архар – и крупнейший ягуар, подстреленный в Синалоа (Мексика). В числе особенно интересных экспонатов – белый носорог, один из 600 животных, убитых Тедди Рузвельтом во время африканского сафари 1909 года.

Центральная часть музея в точности воспроизводит комнату трофеев площадью в 232 квадратных метра особняка МакЭлроя в Тусоне, хранящую обработанные таксидермистами плоды его одержимости убийством крупных млекопитающих. В округе это место больше известно под названием «музея убитых животных» и потому идеально подходит Мартину для сегодняшнего вечера.

Событие – выход его книги 2005 года, «Сумерки мамонтов». Прямо за местами для гостей возвышается фаланга гризли и полярных медведей, застывших навеки в момент атаки. Над подиумом, с ушами, напоминающими паруса, висит трофейная голова взрослого африканского слона. По обеим сторонам представлены все виды витых рогов, которые только можно найти на пяти континентах. Проезжая мимо в инвалидной коляске, Мартин медленно рассматривает сотни набитых голов: бонго, ньяла, бушбок, ситатунга, большая и малая куду, канна, дикая коза, гривистый баран, серна, импала, газель, дикдик, мускусный бык, африканский буйвол, черная антилопа, лошадиная антилопа, орикс, водяной козел и гну. Сотни пар стеклянных глаз не отвечают на взгляд его влажных голубых.

«Не могу себе представить более подходящей обстановки, – говорит он, – чтобы описать, что представляет собой геноцид. В течение моей жизни миллионы людей, убитых в лагерях смерти от европейского Холокоста до Дарфура, доказывают, на что способен наш вид. Моя 50-летняя карьера посвящена колоссальной потере огромных животных, чьих голов нет на этих стенах. Все они были уничтожены только потому, что это оказалось возможно. Человек, который собрал эту коллекцию, мог выйти напрямую из плейстоцена».

Его речь, как и книга, завершаются призывом, чтобы рассказ о массовом убийстве в плейстоцене послужил предупреждением и уроком, который остановил бы нас от совершения подобного, только куда более опустошающего. Проблема не только в инстинкте убийцы, не успокаивающемся, пока другой вид не будет полностью уничтожен. Причиной могут также послужить инстинкты стяжательства, которые тоже не удается контролировать до тех пор, пока нечто, чему мы и не думали вредить, не оказывается лишенным чего-то жизненно необходимого. Нам вовсе не обязательно стрелять по певчим птицам, чтобы те исчезли с небес. Заберите достаточно их дома и пищи, и они упадут сами.