Корнелиус Райан - Самый длинный день. Высадка десанта союзников в Нормандии Страница 17

Из-за морской болезни тысячи людей не попробовали вкусной еды, которую только могли для них приготовить. Специальные меню, которые солдаты обозвали «последняя еда», менялись от судна к судну, и аппетит менялся от человека к человеку. На борту командного транспорта «Чарльз Кэрролл» капитан Кэролл Смит из 29-й дивизии съел стейк, покрытый яичницей, затем мороженое и ежевику. Через два часа он буквально сражался за место в туалете. Младший лейтенант Джозеф Розенблат из 112-го инженерного батальона съел семь жареных цыплят и чувствовал себя прекрасно. Ничего плохого не случилось и с сержантом Кейтом Брайеном из 5-й специальной инженерной бригады. Он съел все сандвичи и выпил весь кофе, а все еще был голоден. Один из его приятелей стянул галлон фруктового коктейля и с тремя другими ребятами его прикончил.

Сержант Авери Торнхилл из 5-го диверсионного отряда пересекал Ла-Манш на борту британского «Принца Чарльза». Он не почувствовал никаких неудобств, потому что принял большую дозу таблеток и проспал весь переход.

Несмотря на то, что большинство людей во время перехода испытывали неудобства и страдали от морской болезни, некоторые с неожиданной ясностью запечатлели в памяти трогательные картины и эпизоды. Младший лейтенант Дональд Андерсон вспоминал, что за час до наступления темноты из-за туч вдруг выглянуло солнце и осветило все корабли армады. В честь сержанта Тома Райана из 2-го диверсионного отряда, которому в этот день исполнилось двадцать два, его товарищи пропели традиционное «Со счастливым рождением». Рядовому Роберту Аллену из 1-й дивизии, которому было девятнадцать лет, показалось, что «это была ночная прогулка на лодке по Миссисипи».

На всех кораблях флота среди тех, кому наутро предстояло вершить историю, обязательно находились личности, поведение которых абсолютно не соответствовало обстановке. Так, на одном из десантных судов командир отдельного французского отряда коммандос Филипп Кифе вдруг вспомнил молитву, произнесенную Джакобом Эстли перед битвой 1642 года при Эджхилле в Англии. Кифе завернулся в одеяло и продекламировал: «О Боже, ты ведаешь, как я буду занят в этот день. Если я забуду тебя, ты не покинь меня…» После этой речи он стянул с себя одеяло и мгновенно заснул.

Было около десяти пятнадцати вечера, когда подполковник Мейер, начальник контрразведки немецкой 15-й армии, выбежал из своего кабинета. В его руках было, возможно, самое важное сообщение из всех, которые немцам удалось перехватить за всю Вторую мировую войну. Сейчас Мейер знал, что вторжение начнется в ближайшие сорок восемь часов. Обладая такой информацией, союзников можно было сразу сбросить в море. Перехваченная информация была второй строкой поэмы Верлена, переданная по Би-би-си для французского Сопротивления: «Blessent mon coeur d'une langueur monotone».[15]

Мейер влетел в столовую, где генерал Ганс фон Шальмут, командующий 15-й армией, играл в бридж с начальником штаба и двумя другими офицерами.

– Генерал, – сказал Мейер, не переводя дыхания, – послание, вторая часть, вот оно!

Фон Шальмут с минуту подумал, потом отдал приказ привести 15-ю армию в полную боевую готовность. Когда Мейер покинул игроков, фон Шальмут снова стал смотреть на свои карты.

– Я слишком много повидал на своем веку, – произнес он, – чтобы слишком беспокоиться по такому поводу.

Вернувшись в свой кабинет, Мейер немедленно проинформировал по телефону «OB-West». Они в свою очередь дали знать OKW. Одновременно информация по команде была передана по телетайпу.

Снова по причинам, которые трудно объяснить, 7-я армия не была предупреждена.[16] А флоту союзников до мест высадки оставалось немногим более четырех часов ходу. Оставалось меньше трех часов до того, как на ночные поля и перелески будут выброшены 18 тысяч парашютистов. Они приземлятся в расположении немецкой армии, которая так и не была предупреждена о дне «D».

Рядовой Артур Шульц Голландец из 82-й воздушно-десантной дивизии был полностью готов. Как и на других десантниках, на нем был комбинезон, а парашют висел на правой руке. Лицо было покрыто черной краской. Голова, как и у всех парашютистов в эту ночь, была побрита почти наголо, оставался небольшой островок волос на макушке. У ног лежало снаряжение. Он был готов во всех отношениях. Из тех 2500 долларов, которые он выиграл несколько часов назад, у него осталось только 20.

Сейчас парашютисты ожидали грузовиков, которые должны были доставить их к самолетам. Рядовой Джеральд Коламби, один из приятелей Шульца, оторвался от игры в кости, которая все еще продолжалась, и подбежал к Голландцу.

– Займи мне двадцать баксов, – сказал он.

– Зачем тебе? – спросил Шульц. – Может, тебя убьют.

– Возьми вот это, – сказал Коламби и снял часы.

– Ладно, – сказал Голландец и протянул последние 20 долларов.

Коламби убежал доигрывать. Шульц посмотрел на часы. Это были дорогие золотые часы, на крышке которых было выгравировано имя Коламби и дарственная надпись от родителей. В это время кто-то крикнул: «По машинам».

Шульц подхватил снаряжение и направился к грузовикам. Когда они залезли в кузов, Шульц протянул часы Коламби со словами: «Возьми, мне двое часов ни к чему». Теперь у Голландца остались только четки, которые прислала мать. Он все-таки решил взять их с собой. Машины пересекли взлетное поле и остановились у самолетов.

По всей Англии десантники грузились в планеры и самолеты. Самолеты, которые должны были доставить в Нормандию передовой отряд парашютистов, которым предстояло обозначить места приземления основной группы десанта, уже улетели. В Ньюбери, где располагался штаб 101-й воздушно-десантной дивизии, Верховный главнокомандующий Дуайт Эйзенхауэр в окружении небольшой группы офицеров и четырех корреспондентов наблюдал, как первые самолеты выруливают на старт. Он более часа говорил перед десантниками и больше, чем другие, переживал за воздушную фазу операции. Некоторые из его генералов были уверены, что на этой стадии потери могут достигнуть 80 процентов.

Эйзенхауэр попрощался с командиром 101-й дивизии генерал-майором Максвеллом Тейлором, которому предстояло вести десантников в бой. Тейлор отошел от Эйзенхауэра, держась нарочито прямо. Он не хотел, чтобы главнокомандующий узнал, что он растянул связки на правой ноге, когда сегодня днем играл в сквош. Он боялся, что Эйзенхауэр, узнав об этом, запретит ему лететь.

Эйзенхауэр смотрел, как самолеты разбегаются по взлетной полосе и медленно поднимаются в воздух. Они кружили над аэродромом, выстраиваясь в боевой порядок. Когда рев моторов гигантской воздушной флотилии затих и самолеты взяли курс на Францию, корреспондент Эн-би-си Ред Мюллер случайно взглянул на Верховного главнокомандующего. Глаза его были полны слез.

Несколькими минутами позже над Ла-Маншем люди, находившиеся на борту кораблей гигантского флота, услышали нарастающий гул самолетов. Звук становился все громче и волнами прошел над ними. Это длилось долго. На капитанском мостике «Херндона» стояли вахтенный офицер лейтенант Бартоу Фарр и корреспондент Эн-ти-эф Том Вульф. Никто не проронил ни слова. Когда гул последней группы самолетов уже затихал вдали, на мостике вдруг увидели, как сверху сквозь облака флоту были посланы световые сигналы. Азбукой Морзе медленными вспышками была написана латинская буква «V» – Виктория, Победа.

Часть вторая

Ночь

Глава 1

Лунный свет заполнил спальню. Мадам Анжела Л евро, шестидесятилетняя учительница в деревне Сен-Мер-Эглиз, медленно открыла глаза. На противоположной от кровати стене она увидела мерцающие огни. Мадам Л евро от неожиданности села на кровати. Огни медленно сползали по стене.

Когда она полностью очнулась от сна, то поняла, что видит отражение в зеркале, которое стояло на туалетном столике напротив кровати. Одновременно она услышала отдаленный гул самолетов, приглушенные звуки взрывов и стакатто зенитных орудий. Она быстро подошла к окну.

Вдали, где был берег моря, видны были отраженные облаками всполохи. На расстоянии цвета изменялись, и цвет трассирующих пуль казался то оранжевым, то зеленым, то желтым. Мадам Левро показалось, что опять бомбят Шербур, лежащий в 27 милях от ее дома. Сейчас она была рада, что живет в маленькой тихой Сен-Мер-Эглиз.

Учительница надела тапочки и халат и, миновав кухню, вышла через заднюю дверь в сад. В саду было тихо. Огни вспышек и лунный свет освещали его как днем. Лежащие по соседству поля и делящие их перелески были тихи и спокойны. Она не успела сделать нескольких шагов, как услышала звук приближающихся самолетов, который становился все громче. Все зенитки в ближайшей округе открыли огонь. Мадам Левро страшно испугалась и метнулась под защиту деревьев. Самолеты налетели мгновенно. Летели они очень низко. Рев моторов и стрельба зениток оглушили мадам Л евро. Через мгновение самолеты скрылись и зенитный огонь прекратился. Наступила тишина, как будто ничего не произошло.