Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №11  за 1997 год Страница 17

Сергей Первушин

Рассказ: В разведку — под лед Северного Ледовитого океана

Впервые — подробности уникального плавания советской подводной лодки подо льдом Северного Ледовитого океана. Это был канун Нового 1960 года…

Для редакции было большой неожиданностью, когда давний автор «Вокруг света» Владимир Весенский, известный журналист-международник, принес очерк, далекий от его привычных тем. Но еще большей неожиданностью для нас (и уверены, для читателей) оказалось событие, о котором рассказывал автор, его участник. ...Известно, что 17 июля 1962 года атомная подводная лодка «Ленинский комсомол» прошла подо льдом Северного Ледовитого океана и всплыла на полюсе. Это была победа, подобная первому полету в Космос. И подводников, как и космонавтов, правительство отметило такими же наградами.

Но этому, как и полету первого космонавта, предшествовала большая работа других экипажей, других подлодок.

Плавание, в котором участвовал В.Весенский, тогда штурман подводной лодки, было одним из первых, может, и первым: люди шли в неизвестность и мало что знали, и многое из того, что сказано в очерке, еще до недавнего времени оставалось за семью печатями. Они должны были проложить путь для атомохода ценой живучести своей старой дизельной подлодки. И теперь, спустя столько лет, становится ясно, что в этот проект был заложен и крайний вариант — гибель подлодки.

Море теплое — семь градусов плюс, воздух холодный, минус двадцать — туман, носа лодки не видно. Все стоят (на самом деле сидят) по боевой тревоге. Идем в узкости, так положено: проходишь узкость, объявляется боевая тревога. На малюсеньком судоремонтном заводе нам поставили новую радиолокационную антенну — большую, мощную, так что нам светит стать большими глазами Северного Флота.

На мостике вахтенный офицер, сигнальщик в гнезде, командир и я. Три головы над рубкой торчат и одна сверху — сигнальщика. Все смотрим в молоко тумана. Старший штурман сидит внизу в радиолокационной, докладывает курсы и время поворотов. В общем обстановка напряженная, но ничего необычного в ней нет. В море, а тем более в узкости, не расслабишься. Вдруг на мгновение туман рассеивается, и мы видим нос лодки, а на нем матроса со шваброй, как с винтовкой на перевес — будто в атаку на врага собрался. Всем становится не по себе. Нос лодки острый, зализанная палуба, скользкая от примерзшего на ней тумана, как каток. Не дай Бог, подскользнется матрос, упадет за борт. Все, пропал человек. Мы его не подберем, лодку не остановим, и развернуться негде — узкость. Если провозиться минут сорок, то упавшего за борт и искать-то нужно только, чтобы похоронить, — умрет в воде от переохлаждения. Как он туда попал, что делает? Вот еще напасть, чертовщина.

Командир смотрит на меня: «Твой?» Я сразу узнал его по большим оттопыренным ушам, торчащим по бокам пилотки. Мой, Жуков. Командир негромко вахтенному: «Мегафон на мостик». Вахтенный по переговорке: «Мегафон командиру».

Подали мегафон. Тот выставляет мегафон над ветроотбойником, словно пушку, и ласково, совсем не командирским, а материнским, заботливым голосом говорит: «Матрос Жуков, подойдите к рубке». Мегафон тем не менее придает его голосу металлический оттенок и не нужную сейчас никому громкость, и мне кажется, что Жукова этот звук просто сдует за борт. Жуков вздрагивает, переминается с ноги на ногу, разворачиваясь, подскальзывается, но не падает, слава Богу, и идет к рубке со шваброй на перевес. Подошел, поставил швабру, как винтовку к ноге, и смотрит рыжими глазами, преданно так на командира. Не давая ему и слова сказать, командир, приподнявшись на цыпочки — роста он был очень маленького, и мы шутили, за глаза, конечно, что, мол, захожу в каюту, а там, свернувшись калачиком под подушкой, спит командир, — так вот он, перегнувшись за ветробойник, спрашивает ласково: «Что это ты, Жуков, там на носу делал?» Жуков, распираемый чувством исполненного долга и слегка озадаченный, как это командир не знает, что он там на носу, рискуя свалиться, делал, громким голосом докладывает: «Так что товарыщ командир, товарыщ боцман приказали туман разгонять».

Мы все уже, конечно, и без его доклада догадались, что именно он там делал. Таких шуток на флоте не так много: к примеру, лапы у якоря точить, чтобы острее были. Представляете себе, сидит матрос и точит лапы пятисоткилограммового, а то и в две тонны якоря. Все покатываются со смеху в душе, но подходя к несчастному, качают серьезно головами и советуют еще немного подточить, чтобы лучше грунт забирал... Туман разгонять шваброй — как раз и была одна из этих веселых незатейливых шуток. Но в тот день она могла обернуться трагедией, или, как говорят на флоте, «ЧП» — чрезвычайным происшествием.

Командир этого простить не мог. Но за то мы его и любили, что он не вызвал боцмана и не распек его или наказал, а сделал по-своему.

— Молодец Жуков, иди вниз, видишь, туман уже поредел, — сказал он.

Туман и правда поредел, и Жуков отправился вниз отдыхать. Как только он скрылся, командир приказал: «Боцмана наверх». В верхнем рубочном люке показалась круглая морда боцмана.

— Боцман, скажите акустикам, пусть пришлют ведро реверберации. Командир был сама вежливость.

Суть флотских шуток, в принципе, заключается в том, что исходят они от авторитетов. Кто же может не подчиниться командиру? Командир на лодке высший авторитет и высшая власть.

Этот авторитет командира растекается сверху вниз по ступенькам власти. Подводная лодка — маленький, как Земля в Космосе, мир. И даже если крестьянский сын Жуков сообразил, что разгонять туман шваброй глупо, он не мог усомниться в разумности приказа самого боцмана. Теперь боцману надлежало побывать в его шкуре. Он и глазом не моргнул. Спустился вниз, в центральный, и постучал в железную дверь акустиков. У акустиков, лодочной интеллигенции, своя рубочка, места там полтора квадратных метра, аппаратуры напихано — палец сунуть некуда, свободного места нет. Но там все же сидят два человека и напряженно слушают океан. Что он им скажет? Океан им говорит: чук-чук-чук — буксир прошел, ду-ду-ду-ду — подводная лодка под дизелем, а это большой охотник винтами звенит... Так они слушают океан. Но могут и спрашивать его, посылая эхо-сигналы. ПАМ! Пошел эхо-сигнал. Наткнулся сигнал на предмет, отразился от него и раздалось: ТЕНГ! Акустики сразу знают, на каком он расстоянии, вычислят, если это корабль, куда и с какой скоростью он идет. А если сигнал не нашел предмета в воде, то он все равно отразится от самой воды. И разговор будет такой: акустики — ПАМ! А океан — Ш-Ш-Ш! Вот это Ш-Ш-Ш! и есть реверберация. Боцман стучит в дверь акустиков, кандейка в руках. Старшина акустиков выглядывает из окошка в железной двери.

— Чего тебе?

— Чего, чего. Командир приказал ведро реверберации на мостик поднять.

В центральном отсеке хохот. Командир слышит. Доволен. Нельзя так рискованно над молодыми шутить. Боцман этот эпизод запомнит. Я его тоже запомнил, но не из-за Жукова, а из-за акустиков, поскольку самый интересный эпизод в моей флотской жизни оказался связанным с их профессией. Из-за них мы и полезли под лед Ледовитого океана.

Меня на этой субмарине попросил пойти Алик, с ним мы росли с четырнадцати лет вместе. Он был одним из тех двухсот моих братьев, с которыми я учился сначала в подготовительном, а потом в высшем училище подводного плавания в Ленинграде. Если бы это был кто-то другой, я бы, наверное, отказался. Ибо только что женился в Ленинграде на самой красивой девушке и привез ее на Север. Оторваться от нее не мог без дикой, никогда ранее не испытываемой боли и тоски. «Но дружба ведь выше любви к женщине!» — говорил наш неписаный закон моря. И я согласился, оставил свой экипаж на месяц и отправился с Аликом в автономку, то сеть в автономное плавание, заменив собой младшего штурмана, который был еще сыроват для автономки, а мы с Аликом могли работать на равных. «Будет полегче и будет интересно», — пообещал он и не обманул. Мы должны были разведать, можно ли проходить подо льдом Северного Ледовитого и как далеко. Не сходится ли кое-где лед со дном, может ли лодка поднырнуть под толщу льда и не быть раздавленной на глубине? И еще, это, наверное, было самым главным: нужно было найти гидроакустический канал.

Поиск канала был самым большим секретом нашей экспедиции. Мы спешили. Американский атомоход «Наутилус» уже прошел подо льдом Северного Ледовитого океана и всплыл на полюсе в 1958-м. Они отрабатывали задачи ракетной атаки на Советский Союз из-подо льда. А мы? Чем ответить? Вот и мы готовились к войне. Командование заботилось о том, чтобы наши лодки, не встречая сопротивления противника — «мериканцев», так мы их шутя называли, не беспокоясь о противодействии их воздушной и надводной противолодочной обороны, могли действовать свободно. Если загнать лодки с ракетными установками под лед Северного Ледовитого, — полагали наши стратеги, — они, пробив лед, или из естественной полыньи смогут неожиданно атаковать США ракетами. Кто сможет им воспрепятствовать? Никто, по всей видимости. Но для атаки баллистическими или средней дальности ракетами необходимо знать не только точные координаты объекта, который подвергается атаке, но и того места, из которого ракета запускается. А как это место узнать подо льдом?