Юрий Колесников - Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки Страница 187

– Здесь ведётся не праздный разговор, а следствие с предъявлением конкретного обвинения. Вам ясно?

– Понял! – ответил Котельников и выразил готовность выложить на стол всё, что при нём имеется, а за личными вещами послать связного или кого-то другого в штаб полка, чтобы их доставили сюда. – Мой армейский вещевой мешок находится в повозке с начальником штаба полка майором Бережным. Она у нас одна на двоих. Там всё моё имущество.

Стрельцов слушал молча, закатывал глаза, гримасничал, давая тем самым понять, что, к сожалению, вынужден так вести себя.

– Старший лейтенант! – повысив и вовсе голос, произнёс Стрельцов. – Вы должны наконец понять, что имеется отнюдь не голое подозрение, а фактическое доказательство хищения во время вашего пребывания в доме ксёндза! По заключению Особого отдела именно вы, Котельников, причастны к исчезновению упомянутых серебряных ложек! Таким образом, установлено…

– Я причастен?! – возмущённо воскликнул Котельников. – У вас здесь что? Заговор!? – и разъярённо, вскочив на ноги, с размаха стукнул плёткой по столу.

На пол слетели бумаги и что-то ещё. Очевидно, протокол допроса.

– Не ожидал я такого от вас, товарищ майор! Полагал, вы порядочный человек, а вижу… – он резко повернулся и направился к выходу.

За дверью, в сенцах внезапно натолкнулся на отскочившую радистку, подслушивавшую допрос. Несомненно, по указанию «самого».

– Шпионишь?… – Котельников обозвал её нецензурным словом и, схватив за ворот гимнастёрки, тряхнул основательно, горячо процедив: – Передай своему хахалю, что если не угомонится – перестреляю обоих! Поняла?! Так вы защищаете Родину, подонки, вашу мать!..

Вскочил на своего коня и ускакал. Командование дивизии не поставил в известность об очередном инциденте в жмуркинском заведении. Было противно и стыдно беспокоить.

Месяца полтора или два спустя майор Стрельцов во время встречи с Котельниковом после совещания в штабе дивизии рассказал, что Вершигора давно отстранил Жмуркина от должности заместителя командира дивизии по разведке, упразднив для видимости саму должность. Одновременно в Киев, в Главный штаб партизанского движения Украины ушла радиограмма, в которой комдив настойчиво просил содействия в замене начальника Особого отдела Жмуркина.

Обо всём этом Котельников не знал, как и о том, что командование дивизии в курсе учинённого допроса о якобы похищенных им серебряных ложках.

В Киеве, однако, сочли неудобным таким образом отделаться от нынешнего главы Особого отдела во избежание кривотолков, которые могли возникнуть у руководства его ведомства. Но нашли вариант: возглавляемый майором Жмуркиным отдел в полном составе преобразовать в самостоятельную боевую группу, которая будет действовать в тылу врага, выполняя разведывательно-диверсионные задания. В этой связи командиру дивизии Вершигоре поручили помочь в формировании будущей боевой единицы.

Войти в образованный под начальством Жмуркина отряд отказались его заместитель майор госбезопасности Стрельцов, переводчик Вальтер Брун, рядовые Алещенко и Горбенко – их, осужденных некоторое время тому назад к расстрелу, он намеревался зачислить в новое подразделение! Дескать, они входили в военизированный состав Особого отдела. Но оба бойца наотрез отказались. Уговорить кого-либо из «отказников» оказалось делом напрасным. Как и ранее покинувшего отдел Котельникова.

Глава 18

Незадолго до расставания с дивизией бывшего Особого отдела, превращённого в отдельную боевую группу, его начальник увидел Котельникова. Окликнул и тотчас же поспешил навстречу. Как ни в чем не бывало, словно увидел лучшего друга, стал доказывать важность возвращения его в группу родного ведомства. Наобещал кучу всевозможных благ.

Желая скорее отделаться от него, Котельников сделал вид, будто колеблется. Наконец ответил:

– Надо подумать. Может быть, есть смысл?

Жмуркин же решил, что старший лейтенант согласился с его предложением. Велел ему прибыть непременно на полковой подводе, заранее обеспечив её хорошими лошадьми.

Котельников слушал и про себя думал, что Жмуркин, несомненно, рехнулся. После всего, что он клепал на него – одни только ложки чего стоят! – он в порядке приказа или просто совета предложил Котельникову:

– Заодно положите в повозку парочку ручников. В полку их более чем достаточно! Вы там хозяин, мне говорили. Конечно, лучше бы тройку и, если удастся, хотя бы одну бронебойку. Они нам пригодятся в отряде. Людей мы будем набирать вместе. Мы ещё покажем, как надо воевать! Идёт?

Последнее слово вызвало у Котельникова ассоциацию со словом «идиот». Мелькнула мысль, что перед ним, несомненно, законченный идиот! Решиться на столь гнусное предложение!? Он рассмеялся. Что называется, от души и во весь голос! «И этот тип был начальником Особого? М-да. Злобный авантюрист и к тому же дурак».

Жмуркин же, напротив, оставался верен себе:

– Вот это правильное решение, старший лейтенант! Если сейчас, скажем, вы пребываете в гуще разного сброда, выдающего себя за окруженцев или бежавших из фашистского плена, а на деле изменников, предателей и зачастую наёмных убийц, то с нами будете среди своих, проверенных, честных и преданных людей, по сути золотого фонда Родины! Это до вашего сознания доходит, старший лейтенант!?

– Что касается золота – доходит! – кивнув, чётко ответил старший лейтенант. – Тем паче, если это золото бывает с изображением Наполеона… Тогда уже наверняка окажется пригодным и для зубов. Или я ошибаюсь?

Жмуркин замер от неожиданности, слегка прищурил глаза, но быстро и ловко – будто не от напоминания о данном им задании расстрелянному старшему сержанту Репко – вывернулся:

– Когда я говорю о золоте, я имею в виду его как высший символ преданности Родине, старший лейтенант! Оно важнее даже нашей с вами головы. Запомните это!

Ответа не последовало. Тошнило.

И всё же Жмуркин настоял, чтобы они встретились через пару дней. Уходя, напомнил:

– Только не забудьте насчёт Дегтярёвых!

Котельников притворился, что не понял:

– Насчёт кого?

– Ну, как же? – серьёзно повторил Жмуркин. – Ручников!

Котельников впервые пристально посмотрел в лицо Жмуркина. Призадумался: смолчать и не ввязываться? Но всё же его задело. Не сдержался:

– Чтобы потом вы же говорили, что я своровал их в своём полку?

– А для кого вы берёте оружие? Для своих же боевых товарищей, чтобы бить ненавистного врага нашей с вами Родины! Дело благородное, старший лейтенант! Так что не путайте божий дар с яичницей.

Последнее изречение основательно задело Котельникова.

– Ну, если полагаете, что говоря о Родине, я способен спутать её «с яичницей», тогда скажу вам прямо, что никакого оружия из своей части я воровать не буду. Это во-первых. Во-вторых, неизвестно, не будет ли это оружие использовано вами, товарищ майор, против своих же боевых товарищей, как против несчастного Репко!

– Что вы мелете, старший лейтенант? – огрызнулся Жмуркин.

– Я не мелю, а честно говорю вам, бывшему начальнику Особого отдела, что имею в виду расстрелянного, согласно вашему преступному «постановлению», безвинного героя Сталинграда, который своей кровью защищал Родину от гитлеровских захватчиков! И если говорить по закону, именно вы, Иван Яковлевич, должны ответить за этот чудовищный поступок! Скажите спасибо, что командиру дивизии Вершигоре удалось спасти Горбенко и Алещенко, которые, согласно подписанному вами «постановлению», также подлежали расстрелу! За ними ведь уже направился старший лейтенант Пономаренко, которого, к счастью, я случайно встретил в то страшное утро. А кто этих несчастных бойцов отправил на задание, не разведав обстановку? Вы лично! К тому же, помимо сбора там некой надуманной антисоветской литературы, вы поручили им отыскать у местных жителей «золотишко» с профилем Бонапарта. Монеты Наполеона, дескать, необходимые вам на зубы. Это не придумано, товарищ майор! Это факты. К счастью, Алещенко и Горбенко могут это подтвердить. Им рассказал об этом Репко, когда они ещё не дошли до злополучного села.

Прервав Котельникова, Жмуркин с перекошенным от злобы лицом отпарировал:

– Между прочим, они согласились вернуться в свою группу!

– Вы говорите, что осужденные лично вами к расстрелу бойцы вернутся к вам обратно? Это же сущее враньё!

– Как я понимаю, вы не намерены возвращаться в состав группы, в которой обязаны находиться по долгу службы?

– Вернуться могу только с одной целью: чтобы расквитаться за гибель старшего сержанта Репко. И пусть меня судят! Обойму не пожалею. Она у меня заряжена через одну бронебойной с разрывной… И то будет мало!

– Это уже угроза!

– Уходите! Или прямо сейчас… и уже не в потолок! Не то ещё придумаете какие-нибудь «ложки».

Майор молча, грозно прищурив глаза, как бы тем самым обещая не остаться в долгу, стал медленно и бочком отходить. Заметил руку собеседника, прижавшую торчавшую из деревянной кобуры рукоятку маузера.