Алексей Щербаков - Терроризм. Война без правил Страница 19

Так или иначе, народовольцы «кинули предъяву» Дегаеву. Террористов оставалось очень немного. Но он неплохо знал эту среду и понимал: оставшихся хватит, чтобы кто-нибудь нанес ему в темном переулке удар ножом. В деле преследования предателей народовольцы были куда упорнее своих последователей-эсеров. Эсеры-то воспринимали стукачей как неизбежное зло, а народовольцы верили, что можно очистить от них мир.

Террористы сделали Дегаеву предложение, от которого невозможно было отказаться, – искупить предательство кровью. Не своей, чужой. Ему предложили убить Судейкина. Что тот и сделал 16 декабря 1883 года.

«Решив заманить Судейкина для того, чтобы убить его, Сергей сообщил ему, что в такой-то день ожидает к себе на квартиру барыню из провинции с очень важными документами. Судейкин и раньше бывал у Сергея, поэтому не было ничего странного в том, что Сергей просил его присутствовать лично при свидании с приезжей из провинции. Между тем, Сергей спрятал у себя на квартире двух террористов, а сам должен был встретить Судейкина и подать знак к нападению выстрелом. Судейкин явился с племянником. “А где же ваша барыня, Сергей Петрович?” – спросил он Сергея. Сергей что-то отвечал ему и повел в заднюю комнату. Когда они сели у стола, Сергей выхватил револьвер и выстрелом ранил Судейкина. “Дегаев! Что вы делаете?!” – закричал тот и бросился в переднюю, где в то время уже убивали его племянника. Сергей вместе с другими участниками бил Судейкина во время борьбы в ватерклозете… Затем, так как дело было кончено, он надел пальто и медленно спустился по лестнице. В ушах у него все время стоял страшный крик Судейкина, но на лице, вероятно, не отражались ни ужас, ни растерянность, так как, когда ему пришлось проходить мимо швейцара, тот, по обыкновению, встал, поклонился ему и пропустил мимо, не заметив в нем ничего особенного.

На границе ему пришлось прожить два дня в ожидании, когда привезут ему паспорт. Затем он отправился в Париж на суд своих бывших товарищей. Надо прибавить одну черту: жена Дегаева жила в это время в Париже и каждый день ходила обедать к Л. Тихомирову.

Сергей пришел тоже к Тихомирову и, сообщив о смерти Судейки-на, предложил самому привести над собой в исполнение смертный приговор, если народовольцы сочтут это действие полезным для партии. Л. Тихомиров обещал переговорить с другими членами “Народной воли” (имена их я не могу припомнить) и сообщить Сергею решение суда. Сергей ждал 3 дня… “Если бы тебе вынесли смертный приговор, ты бы исполнил его?” – спросила я. “Разумеется”, – отвечал он без малейшего колебания.

Но приговор ему вынесли другой; имя его было предано бесчестью, он был изгнан из партии, и ему было запрещено когда бы то ни было, под страхом смерти, принимать участие в политической деятельности партии».

(Н. П. Маклецова (Дегаева))

Дегаев уехал в Северо-Американские Соединенные Штаты. Там он начал с работы грузчика, а после дорос до профессора математики. Он проживал в городе Вермингтоне под именем Александера Пэлла.

«В доме “мистера Пэлла” никогда никто не употреблял ни одного русского слова. Интереса к своему бывшему отечеству “профессор Пэлл” никогда ни в чем не проявлял, если не считать двух следующих случаев. Во время русско-японской войны Дегаев определенно высказывался за победу Японии, а значительно позже (в 1918 г.), сейчас же вслед за началом красного террора (после покушения на Ленина), он в одном своем письме, написанном, как и все его письма, по-английски, вставил следующую фразу по-русски: “проклятая Россия, даже освободясь, она не дает жить человеку”… В этих словах Дегаев выразил свое крайнее озлобление против большевизма.

В 1920 г. мистер “Алегзендер Пэлл” умер, имея 66 лет от роду. При этом даже наиболее близко к нему стоявшие коллеги по университету и обыватели города Верминион (Вермингтон) никогда не догадывались, кем в свое время был этот совершенно американизировавшийся и вечно в себе замкнутый профессор математики».

(И. Генкин, журналист)

Если разом все перечеркнуть…

В 80-х годах XIX века было предпринято несколько попыток реанимировать «Народную волю». До конкретных дел – взрывов и выстрелов – не дошло. Из всех этих попыток более всего интересна «Террористическая фракция “Народной воли”». Дело не в том, что руководитель этой структуры, Александр Ильич Ульянов, являлся старшим братом будущего «вождя мирового пролетариата». Дело именно в его личности. Его путь в террористы был весьма нетипичным.

Александр Ульянов не принадлежал к представителям революционной молодежи. Он был подающим надежды ученым-естественником. (Тогда еще в науке не существовало узких специализаций.) Ульянов занимался в первую очередь биологией. Я интересовался мнением специалистов в этой области. Так вот, профессор Юрий Полянский утверждал, что Ульянов был серьезным и талантливым молодым ученым.

К революционерам Ульянов относился без особой симпатии. Он полагал: каждый должен добросовестно делать свое дело на своем месте. Правда, он увлекался марксизмом, но тогда это отнюдь не свидетельствовало о симпатии к революции, тем более – к терроризму. Скорее, наоборот. Марксизм был моден среди интеллектуалов. Они рассматривали учение Карла Маркса как продвинутую теорию, объясняющую нашу жизнь. Революционные выводы из нее в России пока еще никто не делал, это случится несколько позже. К тому же народники терпеть не могли марксистов. Их считали «бухгалтерами», которые, дескать, повязнув в своих экономических выкладках, не воспринимают истинно революционного духа…

То есть, по современным представлениям, Александр Ульянов был вполне успешным человеком, который занимался любимым делом[23]. Да, был не слишком доволен существовавшей властью – так в среде молодых интеллигентов ее критиковали чуть ли не все поголовно… Обычное дело. Но вот вдруг Ульянова переклинило…

«Точкой поворота» послужило следующее событие. 17 ноября 1886 года студенты решили отметить 25-летие смерти критика и публициста Н. А. Добролюбова, еще одной культовой фигуры народников. Дабы возложить венок на могилу своего кумира, около полутора тысяч человек организованной толпой двинулись к Волковскому кладбищу. Среди студентов был и Александр Ульянов.

Власти знали, что будет дальше. Начнутся речи – и, понятное дело, отнюдь не верноподданнические. Поэтому полиция блокировала подходы к кладбищу. Однако начальство разрывалось между двумя установками: «не допущать» и «не обострять». Поэтому полицейские предложили компромиссный вариант: группа студентов прошла к могиле и возложила венок.

Однако большинство собравшихся подобный расклад не устраивал. Стоило ради эдакой малости тащиться на край города! (Волковское кладбище являлось глухой окраиной.) Так что студенты решили, распевая революционные песни, двинуться к Казанскому собору. И двинулись. Далеко, правда, не ушли. На перекрестке Расстанной улицы и Лиговского проспекта дорогу им перегородили казаки. Они окружили толпу, и подоспевшие жандармы начали «фильтрацию» прямо на месте. Процедура неприятная. К тому же пошел дождь… В итоге около 40 человек было выслано из города. Но главным было совсем иное. У тогдашних студентов было своеобразное чувство собственного достоинства. Они считали совершенно нормальным публично унижать профессоров, подвергая их обструкции (то есть, попросту – освистывая), но вот к себе требовали исключительно джентльменского отношения. Так что тогда они были страшно оскорблены.

На следующий день в университете появилась выполненная на гектографе[24] листовка:

«У нас на памяти немало других таких же фактов, где правительство ясно показывало свою враждебность самым общекультурным стремлениям общества… Грубой силе, на которую опирается правительство, мы противопоставим тоже силу, но силу организованную и объединенную сознанием своей духовной солидарности».

Заметим, к реальным действиям листовка не призывает. Обычная болтовня. Но…

Данное событие произвело большое впечатление на Александра Ульянова. Так бывает и сейчас. Когда человек ни с того ни с сего вдруг бросает налаженную жизнь и ввязывается в какую-нибудь авантюру, значит, что-то в душе копилось… Возможно, и для Ульянова этот не слишком серьезный эпизод стал решающим…

Так или иначе, но переход от аполитичности к реальной террористической деятельности занял у Александра Ильича всего два месяца. Для сравнения. Желябов, до того как податься в террор, девять лет занимался менее крутой революционной деятельностью, из них три года сидел в тюрьме. А пребывание за решеткой (тем более что в итоге он был оправдан) не добавляет гуманизма.

Так или иначе, в конце 1886 года Ульянов примкнул с созданной студентами Петром Шевыревым и Орестом Говорухином «Террористической фракции партии “Народная воля”». Довольно быстро «по факту» Александр Ильич стал лидером. Видимо, организаторские способности были в их семье фамильной чертой… Интересно, что среди людей, причастных к организации, был будущий диктатор Польши Юзеф Пилсудский. А его старший брат Бронислав играл очень активную роль.