Эдвард Кризи - Великие битвы XI–XIX веков: от Гастингса до Ватерлоо Страница 2

Возможно, в своем труде Тьерри мало коснулся того положительного, что дало стране завоевание нормандцами. И эти факты так же невозможно опровергнуть, как и то, что саксы были ввергнуты завоевателями в состояние нищеты с самого момента битвы при Гастингсе и до подписания Великой хартии вольностей на лугу Раннимид. Именно после подписания хартии начинается настоящая история английского народа, когда англо-нормандцы и англосаксы перестали быть чуждыми друг другу. Первые перестали относиться ко вторым с высокомерным презрением, а вторые отказались от злобы и ненависти к своим завоевателям. И все эти свободные жители страны, будь то барон, рыцарь, йомен или горожанин, заложили основы свободного английского народа.

Нормандские бароны стали главной силой в движении к свободному обществу – те самые «железные бароны», которых так превозносил Чатам. Даже одного только этого упоминания достаточно для того, чтобы заставить страну вспомнить о том, чем она обязана нормандским завоевателям. Они составили военный костяк той разросшейся вширь и вдаль державы с ее самым храбрым и наиболее энергичным из когда-либо живших на земле народов.

Как ни парадоксально это звучит, но на самом деле не будет преувеличением процитировать цитату Гизо о том, что своими вольностями Англия обязана тому, что когда-то была завоевана нормандцами. Соответствует действительности и то, что государство саксов явилось лишь первой ступенью к свободе англичан, что сами по себе они никогда не смогли бы создать по-настоящему свободное общество. Завоевание заставило их вспомнить о чувстве собственного достоинства. Политические свободы в Англии возникли в результате сложившегося положения, когда народы и законы англосаксов и англо-нормандцев смогли найти формы взаимного сосуществования на этом острове. Состояние Англии при последних англосаксонских правителях напоминает состояние Франции в период смены династии Каролингов на Капетингов. Власть короля была слабой, а представители крупнейшей знати – сильными и непокорными. И хотя население в саксонской Англии было более единым, чем во Франции, а институты государства обеспечивали ему больше свободы, чем где-либо еще в Европе XI века, все же существовала вероятность, что предоставленная сама себе политическая система саксов вскоре была бы преобразована в такую же иерархическую аристократическую структуру, которая уже была создана во Франции. Затем последовал бы шаг к абсолютной монархии, а потом – шквал анархических революций, которые происходят сейчас повсеместно, но только не у нас в Англии.

Последние завоеватели острова были храбрейшими и лучшими в своем роде, по сравнению даже с римлянами. И, несмотря на все наши симпатии к личности Гарольда и Гереуорда и резко отрицательное отношение к основателю Нью-Фореста и опустошителям Йоркшира, мы должны признать превосходство нормандцев над англосаксами и англо-датчанами, с которыми люди Вильгельма сражались в 1066 г. Точно так же в 912 г. они одержали верх над растерявшими свою доблесть франками и порабощенным населением северной части римской Галлии, которая с тех пор носит название Нормандия.

Норманнам удалось подчинить себе конкурирующие племена готических народов не только в силу своей исключительной храбрости и военной дисциплины. Они интуитивно оказались готовы понять и принять более высокую культуру народов, с которыми столкнулись. Так, герцог Ролло и его соотечественники из Скандинавии с готовностью приняли религию, язык и другие атрибуты цивилизации, которые новая династия Капетингов во Франции, в свою очередь, унаследовала в те суровые и беспощадные времена от империи Карла Великого и Римской империи. «Они приняли обычаи и то бремя обязательств, которое накладывали на них капитулярии императоров и королей. Но сами внесли в выполнение этих законов тот дух жизнелюбия и свободы, привычку к повиновению на поле боя и готовность стать частью политической системы, в которой безопасность всех сочетается с независимостью каждого».[2]

Они были носителями подлинно рыцарского духа, ревностными защитниками религии, создали настоящий культ поклонения женщине знатного рода, являлись истинными поклонниками нарождающейся поэзии, демонстрировали (пусть это утверждение и спорно) определенный вкус, как в создании архитектурных шедевров, так и в организации пышных празднеств, – одним словом, нормандцы были паладинами нового мира. Их лучшие качества нередко затмевались такими особенностями характера, как высокомерие, безжалостность, жестокость, оскорбительное неуважение к образу жизни, правам и чувствам тех, кого они считали низшими классами человечества.

Постепенное смешение с саксами смягчило эти грубые и неприятные черты национального характера. Взамен же более флегматичные саксы получили изрядную долю характерной для завоевателей жизнеутверждающей властной энергии. Как справедливо признал Кемпбелл, «они подстегнули кровь в наших венах». До прихода нормандцев та роль, которую Англия играла в мире, была очень скромной, и без них страна никогда не смогла бы выбраться из рамок своей незначительности. Можно полностью положиться на авторитет Гиббона, который заявляет: «Несомненно, это Англия стала победителем после того, как была завоевана». Можно с гордостью принять и цитату француза Рапина, который более века назад, описывая битву при Гастингсе, говорит о ломке общества, вызванной этим событием, как «о первом шаге, после которого Англия взошла на высоту того величия и славы, свидетелями которых мы являемся в наше время».

Интерес к этой полной драматических событий борьбе, в результате которой Вильгельм Завоеватель стал королем Англии, еще более усиливается, если более подробно остановиться на личностях тех, кто тогда претендовал на корону страны. Претендентов было трое. Одним из них был зарубежный владыка с севера; вторым был зарубежный владыка с юга; и, наконец, третьим был уроженец самой страны. Первым был самый знатный из королей Норвегии Харальд Гардрада.[3]

Вторым был герцог Нормандии Вильгельм. И наконец, третьим был Гарольд Саксонский, сын графа Годвина. Никогда прежде за столь достойный приз не боролись столь достойные и доблестные претенденты. Саксонской стороне удалось взять верх над норвежцами, а нормандцам оставалось победить саксов. Но скандинавы, как никогда прежде, продемонстрировали свое величайшее бесстрашие и мужество в битве при Стамфорд-Бридж, где погибли Харальд Гардрада и его войско. А саксы никогда не противостояли своим врагам так отчаянно, как войско Гарольда в тот роковой для него день сражения при Гастингсе.

Во времена царствования короля Эдуарда Исповедника никто не воспринимал всерьез притязания на престол со стороны норвежского короля. И хотя предшественник Гардрады король Магнус однажды заявил, что по договору с прежним королем Гардикнутом он имеет все права на английский трон, им никогда не предпринималось серьезных попыток воплотить в жизнь свои притязания. Но Эдуард Исповедник предвидел соперничество между королем саксов Гарольдом и герцогом Вильгельмом и на смертном одре предрек те бедствия, которое оно обрушит на Англию. Герцог Вильгельм был родственником короля Эдуарда. А Гарольд возглавлял наиболее сильный знатный род, и в его жилах тоже текла королевская кровь. К тому же он был храбрейшим вождем и пользовался большой популярностью в народе. Король Эдуард не имел детей, а ближайший его родственник из боковой ветви был еще подростком и ничего не представлял собой как личность. Англия и к тому времени уже достаточно настрадалась при правлении несовершеннолетних королей, чтобы престол достался Эдгару Ателингу. И еще задолго до смерти короля Эдуарда эрл Гарольд в народе рассматривался как будущий король страны, несмотря на то что сам Эдуард, как считалось, отдавал предпочтение нормандскому герцогу.

Незадолго до смерти короля Эдуарда Гарольд побывал в Нормандии. Цель поездки саксонского эрла на континент остается неразгаданной, но тот факт, что в 1065 г. он предстал перед герцогским двором, неоспорим. Вильгельм умело и беспринципно воспользовался этим. Несмотря на то что Гарольд был принят с подчеркнутым почетом и уважением, ему дали ясно понять, что его жизнь и свобода зависят от того, как он поведет себя в беседе с герцогом. С нарочитой доверительностью и дружелюбием Вильгельм заявил ему: «Когда король Эдуард и я жили здесь, как братья под одной крышей, он обещал, что, став королем Англии, сделает меня своим наследником. Гарольд, я надеюсь, что ты поможешь мне в выполнении его обещания». Гарольд был вынужден выразить свое бурное согласие. Позже он согласился жениться на дочери Вильгельма Аделе и выдать замуж свою сестру за одного из баронов из свиты Вильгельма. Хитрый нормандец не удовлетворился одним лишь вынужденным согласием. Он решил вынудить Гарольда дать торжественный обет, который, будучи нарушен, лег бы пятном на репутацию сакса и отвратил бы от него сторонников. В присутствии всех нормандских баронов Гарольда заставили принести присягу герцогу Вильгельму как законному наследнику английской короны. Коленопреклоненный, он вложил свои руки в руки герцога и произнес торжественную клятву, в которой признавал Вильгельма своим господином и обещал верно ему служить. Но Вильгельму и этого было недостаточно. Он приказал собрать вместе мощи и реликвии со всех монастырей и церквей Нормандии и поместил их в зале, где проходила присяга, накрыв позолоченной скатертью. Сверху положили требник. Герцог торжественно обратился к своему номинальному гостю, а в действительности пленнику: «Гарольд, перед этими святыми реликвиями я прошу тебя подтвердить под присягой твои обещания помочь мне получить корону Англии после смерти короля Эдуарда, жениться на моей дочери Аделе и прислать мне свою сестру, которая будет выдана замуж за одного из моих баронов». Гарольда снова застигли врасплох, и он не смог отказаться от уже данных обещаний. Он подошел к требнику и возложил на него руку, не зная, что под ним спрятаны святые реликвии. Нормандский историк, который дал наиболее точное описание этой сцены, добавил, что, когда Гарольд положил на требник руку, его рука дрожала, а тело трепетало. Но он дал клятву и пообещал взять Аделу в жены и вручить Англию под власть герцога, то есть приложить все свои силы и разум, чтобы это, с помощью Божьей, произошло после смерти Эдуарда, если только Гарольд сам к тому моменту останется жив. Многие закричали: «Бог тому свидетель!» Тогда Вильгельм подошел к требнику и сорвал с ящика со святыми мощами покрывало. Тогда Гарольд понял, какую клятву он только что дал, и многие видели, каким мрачным он сделался после этого.