Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки Страница 20

— Пойми, друг, пойми, что я хочу от тебя, — твердил Хоппер, успевший к вечеру хорошенько заправиться «спидом» [39], вином и «травкой». — Заберись сюда, друг, сядь. Ведь она — это Статуя свободы, только итальянская. Влезь, сядь ей на ручки и спроси, почему она тебя покинула.

— Хоппи, я не могу это сделать. Ты пользуешься своим положением. То, что ты часть семьи, что ты муж Брук, не даёт тебе права выставлять меня в таком свете. К тому же у Капитана Америки отродясь предков не было — родился и всё тут. Так что, уж давай обойдёмся без материнских комплексов Питера Фонды и, тем более, не будем переносить их на экран.

— А кто поймёт? Нет, ты должен это сделать.

— Все поймут. Как будто никто не знает, что случилось. Непостижимо, но в ситуации, когда рассержен и расстроен был Фонда, глаза на мокром месте оказались у Хоппера. Так и пришлось Питеру взобраться на статую мадонны и выдавить из себя: «Мама, какая же ты — дура. Как я тебя ненавижу!». Хоппер стоял внизу, и слёзы ручьём лились по его щекам. «Извлекать подобных звуков мне ещё не приходилось. Я не выдержал и расплакался. Я просто рыдал», — вспоминает Фонда.

А вот замечание Хейуорда: «Возможно, кто-то посчитает, что ничего особенного не произошло. Но следует помнить, что режиссёр, которому актёр, безусловно, доверял, вышел за рамки дозволенного. Тем более очевидно, что Хоппер знал о семейных делах Питера. И тот этого уже не простил, словно кошка чёрная между ними пробежала. Другое дело, как вышло, что сцена удалась?!».

Уже полностью во власти паранойи, Хоппер потребовал у Файнштейна экспонированный материал, заявив: «Я тебе не доверяю, положи всю плёнку в мою комнату!». Файнштейн запустил в него одной коробкой, затем другой. В ответ Хоппер прыгнул на обидчика и принялся его дубасить. Вместе с дверью они влетели в комнату, где жили Бэзил и Блэк. По словам Денниса, в этот момент в постели между женщинами они увидели Питера. Оба на секунду остановились, оценивая ситуацию, чем воспользовался Файнштейн, швырнув в Хоппера телевизор. (Блэк категорично заявила, что никогда не была в одной постели с Питером Фондой.)

Как-то среди ночи, уже завершая дела в Новом Орлеане, Питер позвонил в Лос-Анджелес Брук и сказал:

— Мы закончили. Деннис возвращается завтра. Думаю, тебе следует собрать детей и уехать из дома. Деннис рвёт и мечет.

— Мало ли я видела?

— Нет, на этот раз всё гораздо серьёзнее. К тому же материал отвратительный. Да и вообще, всё хуже некуда, это катастрофа. Работать с Деннисом я не могу, скорее всего, будем его увольнять.

Конечно, размышляла Брук, можно собрать детей, но куда я пойду? И вообще, хорошо ли, правильно ли это будет? Через несколько часов позвонил Сазерн и расстроил её ещё больше:

— Выметайся из дома. Все мы тысячу раз видели, на что способен Деннис, вытворяя чёрт знает что в вашей гостиной. Да ты его знаешь лучше меня, но на этот раз дело — труба. Он свихнулся по-настоящему.

Брук не на шутку встревожилась. Если Деннис узнал, что его собираются выгнать, это действительно серьёзно. Значит — нервы на пределе. Значит — он меня придушит, и сам не поймёт, что сделал. А утром это увидят дети? Брук решила держать оборону.

Вернувшись домой, Хоппер не вылезал из постели три или четыре дня. Так бывало всегда, когда наваливались неприятности, а случалось такое слишком часто. «Умирающий лебедь», как называла его Брук, даже принимал всех в спальне. Наконец, он встал и отправился на просмотр материала, который устроили для Штайдера, Рэфелсона и других заинтересованных лиц.

По оценке Билла Хейуорда, это был «нескончаемый поток дерьма». А вот мнение Брук, которая была на просмотре вместе с Деннисом: «Материал вышел никудышный, какой-то мрачный, всё в тумане. Операторская работа — просто никакая. От таланта, а он у него, несомненно, был — и я, и Питер знали это, знали по съёмкам «Путешествия», — здесь не было и следа. Плёнка закончилась и в зале повисла зловещая тишина». В течение последующих нескольких дней Питер искал, кем заменить Денниса. А тот продолжал распаляться. Брук вспоминает: «Он стал пить ещё больше, разбавляя алкоголь невероятными дозами разной наркоты. Понятно, как это сказывалось на мозгах — стресс и напряжение только усиливались. Он был агрессивен и очень опасен».

Правда, Хоппер говорит, что не знал о намерении Фонды найти ему замену до тех пор, пока Берт не рассказал, что Питер показал ему и Николсону записи его приступов бешенства в Новом Орлеане. Со словами — «а теперь о твоём друге Питере Фонде», Берт пересказал всё, сказанное продюсером, который вернул Берту чек на 40 тысяч:

— Хоппер сумасшедший. У пас ничего не выйдет. Как только он выходит на площадку, всё идёт кувырком. По-моему, его просто клинит от того, что я — продюсер.

— Значит, ты не хочешь делать картину?

— Да нет же, конечно, хочу.

— Ну, так давай подумаем, как делать. По-моему, Деннису не хватило подготовки, да и группа оказалась слабовата. В этом всё дело.

Резюмируя, Берт сказал Хопперу: «Питер и Билли Хейуорд, братец твоей жены, хотели тебя съесть. Теперь, думаю, понимаешь, кто твои друзья».

Однажды вечером Деннис пришёл домой вместе с альтерна-ивщиком Брюсом Коннером, получившим известность благодаря созданию киномонтажа «Космический луч». Коннер уселся за викторианский орган и принялся играть. Как вспоминает Брук, Деннис пришёл на взводе, а тут ещё дети съели весь ужин, что она приготовила — хот-доги с бобами. Пошли угрозы. И тут малыш Джеффри, скрестив ручки на груди, загородил её и сказал: «Не подходи к моей маме». Не обращая внимания на то, что происходит в доме, Коннер, словно обезумевший «призрак оперы», продолжал колотить по клавишам. Заплакала дочка. В этот момент Брук подумала, что дети и так видели слишком много, а если станет хуже, она не справится — значит нужно уходить. Оно отвела Коннера в сторонку и попросила:

— Брюс, пожалуйста, уведи Денниса отсюда, куда-нибудь подальше.

— А я не хочу вмешиваться.

— Я не прошу вмешаться. Я прошу увести его из дома. Придумай что-нибудь. Поезжайте в Малибу, проведайте Дина Стокуэлла, куда угодно, только чтобы я могла собраться.

Как только Хоппер с Коннером ушли, Брук собрала детей и покинула дом. Неделю они провели в спальных мешках на полу в Санта-Монике, в хибаре своей подруги Джилл Скэри, которая тоже жила с мужем-алкоголиком. «Так я ушла в подполье, — вспоминает Брук. — Деннис понятия не имел, где я могу находиться. А я обратилась к юристу с просьбой начать бракоразводный процесс, и он сказал, что необходимо получить запретительный судебный приказ. Но пока Деннис находился в доме, добиться этого было невозможно. И тут звонит брат и говорит: «Ты не поверишь, но Денниса только что взяли на Стрипе [40] за курение марихуаны. Он в каталажке».

Комментарий Хоппера: «Остановили меня потому, что волосы длинные не понравились, да машина была не новая. А сказали, что я выбросил чинарик косяка. А я не выбрасывал, свой я в карман положил. И в суде мне предъявили чужой косяк, потому что мой был в белой обёртке, а тот — в чёрной. Нелепица, слов нет — темно же было, чёрный они бы даже не заметили».

Брук продолжает свой рассказ: «Я позвонила юристу и сказала:

— Деннис в тюрьме.

— Великолепно. Возвращайтесь в свой дом.

Так всё и вышло. Запретительный судебный приказ получили быстро — помогло то, что Деннис сидел в тюрьме. Берт поручился за него и вытащил, а потом отправил из города искать натуру. Вот так я и выжила. Просто повезло — уволь они его, мне бы не жить, это точно». Как-то позже Деннис с близким другом Полом Льюисом, заведующим производством, ввалились в дом, чтобы забрать картину, якобы ему принадлежавшую, но увидели, что жена убрала её. Брук добавляет: «После развода я, пожалуй, могла бы претендовать на половину его доли от «Беспечного ездока», но решила не брать ни цента — не хотела дать повода погнаться за собой с ружьём и пристрелить».

Пока Хоппер с Фондой «воевали» в Новом Орлеане, Шнайдеру удалось убедить руководство «Коламбии» заняться дистрибуцией картины. Территориальная близость, а компания «Райберт» располагалась на земле «Коламбии», ровным счётом ничего не значила — их отношения были сродни отношениям иностранцев. Руководство студии было настолько консервативным и неповоротливым, что никак не могло идти в ногу с нарождавшейся контркультурой. В течение всех 60-х, когда другие кинокомпании едва сводили концы с концами, «Коламбия» чувствовала себя вполне прилично, выпустив такие фильмы, как «Лоуренс Аравийский», «Корабль дураков», «Смешная девчонка» и «Человек на все времена». Это позволяло не бояться перемен, которые полным ходом шли в кинематографе. В своё время президент студии Лео Джафф ещё на стадии подписания «похоронил» сделку по фильму «Волосы», заявив, что «пока он является президентом, в фильмах компании матерщины не будет». Берт терпеть не мог этот студийный апломб, а нескрываемое пренебрежение к нынешнему проекту только усиливало его раздражение. И он решил не показывать предварительный материал руководству компании.