Вера Шапошникова - Ярославичи Страница 20

Стремительно несутся коричневато-серебристые волжские воды, подгоняемые ветром, шумящим в пушистых кронах деревьев, уносят корабли и лодки по шири реки. Ветер взъерошивает Волгу, закручивает на ней белые гребешки, и от этого рождается ощущение силы, скрытой в этой могучей реке.

Именно здесь, в городе, в его молодом, укоренившемся парке я почувствовала с особенной силой ту природную стать волгарей, которые и ловили рыбу, и тянули баржи с хлебом, и создали этот крупный центр тяжелой индустрии, шумливый и деловой, предприятия которого уже давно завоевали себе мировую славу.

Город все растет, вбирает в себя тысячи новых жизней, принимающих волжский заряд энергии, веками прославленную волжскую удаль, и они оставляют свою печать не только на его внешности, но и на лицах, характерах людей, в которых угадываются характеры предков.

Так снова я вернулась к «Бурлаку», живущему в городе вместе с нынешним поколением, но теперь уже видела, знала ту силу, таящуюся в образа труженика, отдыхающего как бы для новых свершений.

Простившись с ним, я направлялась к другому памятнику, соразмерному месту его воцарения, найденному после долгих раздумий, исторических и творческих поисков скульптором, юность которого была связана с волжским бассейном. Выросший на берегах Оки, он постиг не только умом, а всем своим существом художника образ, запечатленный им в монументе «Волга».

Монумент на Волге

«Метеор» завыл моторами, напрягся и, как бы приподнявшись на цыпочки, подобно бегуну, взял старт и ринулся вниз по течению.

Утро раннее, серое. Озорной «Свежий ветер», уже не на знаменитой левитановской картине, дышащей свежестью, а тут, на просторе, взъерошивает тяжелую поверхность реки, гонит по небу войско ребристых облаков, действительно похожих на воинов в тяжелой стальной броне. Блики еще не взошедшего солнца окрашивают ее, придавая «воинам» еще более грозный вид.

«Метеор» нырнул под высокую арку перекинутого через Волгу моста, обогнал величаво шествующий теплоход «Казань». С пронзительным криком носились слепяще-белые чайки, падали на воду, покачиваясь и поглядывая на движущийся встречь течению гигантский нефтерудовоз «Дресвянка».

Город с его заводскими трубами, стрелой колокольни Преображенского собора, теснотой портальных кранов на грузовой пристани отваливался назад.

Прощай, бывшая бурлацкая столица!

«Метеор» уже летел на воздушных крыльях, а за ним стлалась разбегающаяся к берегам дорога, и стояло облако водяной пыли.

— Вот как широка она стала тут, Волга-матушка, — говорил Николай Георгиевич Муравин, старший инспектор судоходной инспекции участка, этого речного ГАИ.

Мы стояли с ним на палубе, защищенной от ветра двумя салонами «Метеора».

— Раньше, что же, у́же была?

Я смотрела на высокие зеленые берега с песчаными откосами, ограничивающими русло.

— Не у́же, а мельче. Вот вы помянули о бурлаках. Они делились на нижних и верхних. За Рыбинском Волга в летнюю межень так мелела, что всякое судоходство на ней прекращалось. На перекатах реку можно было вброд перейти. Еще в начале тридцатых годов суда то и дело садились на мель, все пассажиры тогда впрягались, сталкивали их, как на дорогах буксующие машины. Я-то этого не видел, с сорок третьего плаваю, — сказал он, помолчав. — А старики помнят...

Петр Первый начал обустройство водных путей. Планы были большие, один из замыслов — соединить Неву и Волгу частично был выполнен. Первую шлюзовую систему России, Вышневолоцкую, между Тверцой и Цной построили в самом начале позапрошлого века. От Рыбинска бурлаки стали тянуть суда до Петербурга. Бывший крепостной Сердюков предложил проект реконструкции этой системы, что было сделано еще при жизни Петра. А в прошлом веке, ровно через сто лет, началось сооружение задуманной Петром водной системы, идущей от Рыбинска по Шексне, по Белому озеру, Ковже, искусственному каналу. В общем, эта система, названная Мариинской, протянулась на тысячу с лишним верст. На парижской Всемирной выставке еще через сто лет она получила Большую золотую медаль, а в наше время, в шестидесятых годах, подверглась коренной реконструкции.

— Волго-Балтийский водный путь?

— Вот, вот, — кивнул Муравин и выглянул из-за укрытия. Ветер ударил ему в лицо, он сощурился, улыбнулся, махнул рукой кому-то, проплывшему мимо на встречном суденышке. — Сейчас увидите современные шлюзы, — вернулся он к разговору. — Дело в том, что хотя и построили в прошлых веках насколько водных систем, однако судоходство на Волге в верхнем течении было затруднено. Мне и то довелось повидать и мели и перекаты, хотя плавать начал в то время, когда план «Большая Волга», грандиозный, — это трудно даже осмыслить, — был уже осуществлен, а Рыбинская и Угличская ГЭС работали на промышленность.

Этот план «Большая Волга» был разработан на пятнадцатом году Советской власти. Цель и задача его были, как тогда говорилось, превратить Волгу в одну из важнейших транспортных магистралей страны, связать ее каналами с морями, с основными речными бассейнами всей европейской части страны.

Кружившие голову своей грандиозностью планы первой пятилетки, горячий энтузиазм масс. Людские потоки, устремившиеся к великим стройкам отсюда, из опустевших нынче деревень, мимо которых несется наш «Метеор».

Стране, еще ощущавшей тяжелое бремя разрухи, нужна была электроэнергия, хотя и начал уже осуществляться утвержденный еще при жизни Ленина план ГОЭЛРО. Тогда, в декабре двадцатого года, Владимир Ильич произнес с трибуны VIII Всероссийского съезда Советов свои знаменитые слова: «Коммунизм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны». Одна за другой начинали давать электроэнергию Волховская — первенец ГОЭЛРО, Нижне-Свирская, а затем крупнейшая в то время в Европе Днепровская — Днепрогэс — на порогах близ в свое время шумевшей Запорожской сечи.

Наклон от истоков до русла реки — падение, так называют гидрологи, — и создавал то стремительное течение, которое вместе с крыльями «Метеора» несло нас к шлюзам, открывающим выход в просторы моря.

— Мне не было семнадцати, когда я пошел на флот, — рассказывал Николай Георгиевич. — Курсы рулевых в Рыбинском порту — всю зиму учился. А как началась навигация, меня на буксирный теплоход «Якутия» определили. Война шла, а у нас была бронь. Но, надо сказать, Волга крепко тогда воевала. Нет, не только у Сталинграда. У Рыбинска было свое. К началу войны тут было осуществлено уже почти целиком решение о строительстве Угличского и Рыбинского гидроузлов. Это было не только грандиозно, но [и] ново. Масштабы, своеобразие технических решений. В мировой практике впервые на равнинных реках осуществлялось такое гидротехническое строительство. Плотина — мы не увидим ее — закрывала свободный бег Волги, Шексны и Мологи, но поднимала уровень вод на восемнадцать метров. Две башни шлюзов, подходный канал. В общем, я не буду всего рассказывать. Сейчас увидите сами. Это нужно видеть, чтобы понять, оценить. Сколько здесь плаваю, а все не могу привыкнуть. Вода, она никогда не бывает одинаковой, обыденной. Та, что в движении. Захватывает, уносит...

— А что же было в войну? — напомнила я.

— Ах, да! Героическая эпопея, не боюсь этого слова. Хотя мы часто зря употребляем слова, которыми надлежит называть только явления выдающиеся... Гидрогеологи определили, что Рыбинское море должно занять котловину, когда-то, в древности, пропаханную ледником. Площадь гигантская. На ней расселились более шестисот шестидесяти деревень, город Молога, стояли леса, люди пахали землю, работали на предприятиях, ездили по железной дороге через мосты. Все это должно было уйти под воду. Зеркало водохранилища — пять тысяч квадратных километров. Весной, незадолго до войны, был забетонирован последний пролет рыбинской плотины, водохранилище начало наполняться, а вскоре, тоже до войны, через шлюз Рыбинского гидроузла прошли первые суда, караван судов. Угличская ГЭС в то время уже давала ток — это сооружение не требовало стольких затрат, сколько паше. А теперь представьте, как в войну жила бы Москва, если бы ей не давали энергию наши ГЭС? Ведь снабжающие ее энергией станции оказались на оккупированной территории. Кроме того, из Москвы, из Калинина шли транспорты с населением, с оборудованием демонтированных предприятий.

— Есть много критических замечаний по поводу этих водохранилищ. — Я назвала ученых, которые обобщали опыт их многолетней эксплуатации.

— Может быть... — Муравин задумался. — Я говорю о том, как они послужили стране. И потом... Я — речник, мне они дороги. Каждый видит свое, то, чем занят.

— А когда же, наконец, будет «Волга»?

Я имела в виду ее скульптурное воплощение, аллегорию.

— Теперь уже скоро. Пройдем через шлюз, и смотрите. Ее не пропустишь, как идешь навстречу, за двадцать километров видно, стоит маяком на оси судового хода. Так величественно, всегда выделяется на фоне неба. Берега-то моря низки, там, где гидроузел. А она на двадцать восемь метров вскинулась. Так вы, что же, ни разу и не видели ее?