Станислав Мешавкин - Азимут «Уральского следопыта» Страница 20

Даже сегодня поражает грандиозность замыслов и свершений этого горного деятеля. Объяснить столь бурные деяния Акинфия Демидова одной только страстью к наживе — значит не объяснить ничего. И не потому, что такой страсти у него не было. Просто нажива не являлась для него единственным стимулом деятельности. Акинфий Никитич по своей натуре был еще и одержимым творцом. И как настоящий творец, был он дерзок и смел в своих замыслах и их осуществлении.

Его неукротимую энергию стесняют законы и инструкции, власть воевод и горных начальников, и он постоянно стремится освободиться от всяких юридических и фактических пут, избежать любого контроля над своей деятельностью. Он постоянно нарушает неудобные для него законы и регламенты, иногда открыто и дерзко, но чаще тайно и скрытно. Он живет как бы двойной жизнью, о его истинных намерениях и делах современники многого не знали.

Многочисленные демидовские отчеты и ведомости, которые владелец горной империи рассылает в разные инстанции, совсем не раскрывают реального положения на его заводах, а, наоборот, затемняют и извращают его. Часто эти документы говорят не о том, что было, а о том, чего не было. Поэтому историкам приходится туго: до сих пор не могут они выяснить, сколько же все-таки металла выплавлялось на демидовских заводах, какова его себестоимость, сколько и каких мастеровых и работных людей держал Акинфий Демидов на своих заводах.

Годами безвыездно сидит горный властелин на своем Невьянском заводе, как бы изолированный от всего мира, сокрытый от нескромных взоров своих соперников и врагов. Но из своего невьянского господского дома, похожего на древнерусские хоромы, он видит все, что ему нужно. У него всюду свои люди: в Екатеринбурге около горного начальника, в резиденции сибирского губернатора, в апартаментах Берг-коллегии, в особняке очередного временщика, в императорском дворце… И потому он в курсе всех событий. Он не вмешивается ни в какие политические распри, не примыкает ни к одной из политических группировок — политика не его сфера деятельности. Но для решения своих горных дел он почти всегда угадывает момент, когда нужно появиться в столице, и знает, на кого там можно опереться. Он умеет ладить с сильными мира сего, ибо знает их слабости.

Демидовское горное царство держалось на насилии и жестокости. Но не только. Властвуя над десятками тысяч людей, Акинфий Демидов употреблял самый разнообразный арсенал средств. Даже в письмах приказчикам он никогда не бывает однообразен. Одному устраивает грубый и оскорбительный разнос, другому льстит и не жалеет похвал, третьего ободряет и поддерживает.

Сам не обиженный талантами, Акинфий Демидов не боится талантливых людей. Наоборот, он выискивает и собирает их любыми способами: выпрашивает у губернаторов и горных начальников, переманивает у своих конкурентов, выписывает из Европы или просто-напросто крадет. Он обращается к князю Меншикову с обширным письмом, в котором излагает одну-единственную, казалось бы, мелкую для такого солидного адресата просьбу: посодействовать, чтобы с Екатеринбургского завода отдали нужного ему мастера. В результате таких усилий Демидову удалось собрать на своих заводах лучших специалистов того времени.

Бажов считал, что «Демидовы ставили металлургию без иноземной помощи». Документы показывают, что иностранных специалистов и Никита, и Акинфий использовали довольно часто. Но вот что примечательно. Заводит Акинфий Никитич у себя косную фабрику и выписывает из Саксонии лучших мастеров. Проходит время, и уральские мастера делают косы уже лучше своих иноземных учителей. Или другой пример. Сначала на Невьянском заводе строят домну «по английской пропорции», а через несколько лет сооружают свою, русскую — намного мощнее и совершеннее любой английской. Акинфий Демидов и сам бывал в Европе, знакомился с тамошними заводами и рудниками, широко использовал иностранный опыт, но никогда не останавливался на нем, а шел дальше и выходил вперед.

Битва за серебро

Два десятилетия, осваивая алтайские недра и создавая на окраине Сибири новый горный район, Акинфий Демидов ведет сложную и опасную игру. Он прекрасно знает, что утайка серебра является не частным, а государственным преступлением, за которое по царскому указу полагается «без всякие пощады казнить смертию, деревни и животы брать». Он знает, что об алтайском серебре кроме него знают и другие, что в любой момент его тайный промысел может раскрыться.

И он не забывает об этом. Мы, наверное, так никогда и не узнаем многие подробности этой длительной тайной битвы, которую Акинфий Демидов вел за серебро. Только отдельные эпизоды, скорее даже детали этих эпизодов, стали известны нам из документов.

Уже в октябре 1726 года пробирный мастер Берг-коллегии Иван Шлаттер, делая анализ рудных образцов, представленных Демидовым, обнаружил в некоторых из них кроме меди серебро и свинец. Но результаты шлаттеровской пробы почему-то не вызвали реакции у членов Берг-коллегии. А ведь они, зная об острейшем дефиците драгоценных металлов, обязаны были устроить самую тщательную проверку месторождений, из которых взяты рудные образцы.

С самого начала знал о серебре в колыванских рудах и горный начальник Уральских заводов Геннин. Позднее он запишет в своей горной истории: «Найдено… Акинфием Демидовым старинных плавильных пять печей, при которых и сок (то есть шлак) имеется и руд при тех печах есть немало а по признакам оные видом таковы, якобы серебряная руда».

Это геннинское «якобы» по меньшей мере странно в устах горного начальника. Ведь его прямая обязанность немедленно проверить эти серебряные «признаки». Но, обольщенный надеждой на выгодное деловое содружество с невьянским властелином, он будет молчать. Неосуществленные эти надежды Демидов компенсирует крупными взятками, о которых станет известно в Петербурге. Но невьянский приказчик Степан Егоров, через которого осуществлялись сделки с горным начальником, тайно привезенный для допроса в столицу, вскоре будет отпущен еще до окончания следствия.

В 1732 году на Колывань были впервые посланы правительством «для обозрения заводского действия» горный советник Винцент Райзер и капитан Вильгельм Фермор. Пробыв на Колывано-Воскресенском заводе несколько месяцев, они в сентябре того же года вернулись в Петербург и составили любопытный отчет.

Ревизоры подсчитали, что с 1729 по 1731 год на заводе выплавили черновой меди, то есть полуфабриката, 7868 пудов, из которых 2552 пуда отправлено на Невьянский завод, а остальная медь очищалась на месте. (После отъезда ревизоров Акинфий Демидов приказал, чтобы с Колывано-Воскресенских заводов «черную медь всю привозить к нам», на Невьянский завод.) Эта странная, казалось бы, очень невыгодная перевозка медного полуфабриката на Урал в то время, как на Колывани имелись свои плавильные печи, вызвала у ревизоров некоторое недоумение. Удивились они и не менее странному обману приказчиков и самого Акинфия Демидова, которые вдвое завысили цифры о процентном содержании меди в руде и настолько же занизили стоимость производства металла.

«Пуд чистой меди, — записали в отчете ревизоры, — обходится, как показано в счетах, в 2 р. 57 3/4 коп., но это едва ли правда, так как счетные книги ведутся непорядочно; по другому счету вышло и того менее, по 1 р. 58 к. до 1 р. 60 к.» И Райзеру и Фермору доподлинно известно, что заводчикам пуд чистой меди никогда не обходился дешевле четырех рублей, а в своих ведомостях они, как правило, занижали содержание меди в руде и завышали расходы на производство, преувеличивая себестоимость до 6—8 рублей за пуд.

Демидов же поступает совсем наоборот, пытаясь доказать, что производство меди обходится ему дешевле, чем на самом деле, а потому транспортировка полуфабриката на Урал вовсе не приносит ему убытка. Ведь убыточное производство у самого Демидова выглядело бы по меньшей мере странно. Зачем понадобился Акинфию Никитичу этот необычный обман? Да все затем, чтобы отвлечь внимание от серебра, которое и приносило ему главный доход.

Но о колыванском серебре, вернее о рудах, содержащих в себе серебро, ревизоры все-таки узнали. В большом отчете говорится об этом очень скупо, как бы между прочим. Так, подробно описывая один из рудников, ревизоры отмечают, что «в глубине… медь лучше и медное содержание переходит в серебряное». В отчете упоминается также «жила медного глянца, которая надежду и к свинцу и серебру подает».

В самом отчете ревизоры приводят только факты и цифры — никаких выводов. И тем не менее внимательный анализ отчета мог бы вызвать подозрения. Но не вызвал и не привел ни к каким последствиям. Правда, в конце 1732 года Акинфия Демидова по указу императрицы вызвали в Петербург, но совсем по другому поводу.