Иосиф Сталин, его маршалы и генералы - Леонид Михайлович Млечин Страница 20

Иначе — одни слова».

Налаживанием тайного военного сотрудничества с Германией занимался нарком внешней торговли Леонид Борисович Красин. Он полагал, что ограничения, наложенные на Германию условиями Версальского мира, заставят немецкую армию искать обходные пути для развития военной техники и немцы будут платить России, если помочь рейхсверу и позволить ему создавать новые образцы боевой техники на российской территории.

Еще в сентябре 1921 года (до Рапалло!) командированные в Берлин Красин и Карл Бернгардович Радек, член ЦК и главный знаток Германии, подписали соглашение об образовании совместного «Общества по развитию промышленных предприятий».

На следующий год рейхсвер приступил к созданию на территории России объектов для испытаний своей боевой техники. Первыми в Москву приехали представители немецкой авиастроительной компании «Юнкере», основанной профессором Гуго Юнкерсом. Вместе с ними приехали офицеры немецкой армии. Они путешествовали под чужими именами — обычная практика в то время. Немцы хотели получить концессию на производство военных самолетов (см. Военно-исторический журнал.2001. № 4).

В январе 1923 года «Юнкере» добился права использовать бывший Русско-Балтийский завод в Филях. Немцы должны были наладить выпуск трехсот самолетов. Половину обязалось купить советское правительство. Горячим сторонником этого контракта был Михаил Васильевич Фрунзе, который с января 1925 года возглавлял военное ведомство.

Инициатором военного сотрудничества с германской стороны стал начальник управления сухопутных сил рейхсвера генерал-полковник Ханс фон Сект (он командовал рейхсвером в 1920—1926 годах). В 1921 году в военном министерстве Германии сформировали специальную группу, которая занималась Россией. Ее представителей включили в штат немецкого посольства в Москве.

Сотрудничество с рейхсвером началось в соответствии с секретным соглашением между рейхсвером и Красной армией от 11 августа 1922 года. Соглашение позволяло веймарской Германии размещать на советской территории военные объекты и проводить испытания военной техники и обучение личного состава тех родов войск, которые были запрещены Версальским договором, в первую очередь авиации. В ответ немцы щедро делились с Красной армией своими военными достижениями.

С помощью немецких фирм в России производились самолеты, танковые моторы, стрелковое оружие, артиллерийские снаряды, боевые отравляющие вещества, на которые в те годы военные возлагали особые надежды. Под Самарой построили завод по производству химического оружия. Это место называлось Иващенково, потом его переименовали в Троцк — в честь первого председателя Реввоенсовета, а после высылки Троцкого, в 1929 году, на карте появился Чапаевск.

На полигонах в Шиханах и в Тоцке (где после войны проводились ядерные испытания) немцы тренировались в применении химического оружия. Красноармейцы перенимали ценный немецкий опыт — именно германская армия в Первую мировую использовала отравляющие газы против французских и британских войск. К счастью, во Второй мировой войне Адольф Гитлер, сам едва не ослепший от отравляющих газов, так и не решился пустить в ход химическое оружие.

Летом 1929 года в шести километрах от Казани в Каргопольских казармах открылись секретные танковые курсы для советских и немецких танкистов. Военный городок, стрельбище и полигон замаскировали под курсы Осоавиахима. Слушателей было всего двадцать четыре — двенадцать танкистов от рейхсвера, двенадцать от Красной армии. Немцы прислали двенадцать танков, инструкторов и организовали учебу.

Работу курсов инспектировал фанатик бронетанковых войск будущий генерал-полковник и будущий начальник Генерального штаба Хайнц Гудериан, который был поражен размахом бесхозяйственности в Советском Союзе и открыто говорил об этом. Гудериан командовал танковой армией, дошедшей осенью сорок первого до окраин Москвы. Каргопольские курсы закрылись в июне 1933 года. Все оборудование и танки достались Красной армии.

В общей сложности за десять лет около трехсот немецких офицеров прошли обучение в военно-учебных заведениях РККА.

Американский профессор Сэмюэль Харпер, который в мае 1930 года приехал в Москву, обратил внимание на то, что многочисленные торговые атташе в немецком посольстве имеют явно военную выправку. На улицах Москвы он постоянно сталкивался с немцами, которые неуютно чувствовали себя без привычного мундира. А за городом профессор случайно набрел на учебный аэродром и заметил немцев, одетых в форму командиров Красной армии. Профессор предпочел немедленно удалиться, чтобы его не обвинили в шпионаже... .

Большой штат хорошо подготовленных работников отличал немецкое посольство в Москве от английского и французского. Некоторые сотрудники германского посольства происходили из русско-немецких семей. Они были сыновьями немецких торговцев и промышленников, которые когда-то приехали работать в Россию и остались навсегда.

Сотрудничество с немцами было выгодным для Красной армии. Но ведомство госбезопасности крайне настороженно относилось к экономическому сотрудничеству с Германией. Немецкие партнеры приезжали в Москву тайно, чтобы не привлекать внимание французов и англичан. Сотрудники ГПУ считали их шпионами, судя по всему, безосновательно.

Немцам, конечно, интересно было понять, что происходит в Советской России, но еще важнее им было развивать свою армию с помощью русских. К тому же немецкая разведка после Первой мировой войны находилась в бедственном положении.

Наркома по иностранным делам Чичерина раздражало особое внимание чекистов к немецким партнерам. Летом 1922 года Чичерин делился со своим заместителем Львом Михайловичем Караханом: «Тут мы наглупили больше, чем в чем-либо другом. Идиотское вмешательство Уншлихта (в то время заместитель председателя ГПУ. — Авт.) грозит уничтожением одному из главнейших факторов нашей внешней политики».

Дзержинскому все виделось в ином свете. Своему заместителю Генриху Ягоде и начальнику иностранного отдела ОГПУ Михаилу Трилиссеру он дал такое указание: «У меня сложилось впечатление, что германское правительство и монархические и националистические круги ведут работу на низвержение большевизма в СССР и ориентируются на будущую монархическую Россию... Случайно ли, что концессия «Юнкерса» фактически ничего почти делового нам не дала? Верно ли, что в этом только мы сами виноваты? Что из себя политически представляет фирма «Юнкере» и ее аппарат?»

Основания для претензий к «Юнкерсу» были (см. Независимое военное обозрение. 2001. № 30). Скажем, советское правительство настояло на соглашении о том, чтобы немецкие партнеры наладили выпуск в России алюминия, производство авиационных моторов и подготовили советский персонал, который через пять лет полностью заменил бы на производстве немцев. Это обязательство немцы не выполнили.

Предполагалось, что «Юнкере» станет производить триста самолетов в год. Но за четыре года было произведено всего сто самолетов-разведчиков «Ю-20» и «Ю-21» для армейской и морской авиации.

Начальник контрразведывательного отдела ОГПУ Артур Христианович Артузов (Фраучи) доложил Дзержинскому, что концессии — это просто прикрытие для шпионов, а работающие в России немцы чуть ли не поголовно занимаются разведывательной деятельностью. Артузов предложил все эти концессии ликвидировать.

Точка зрения чекистов возобладала, хотя впоследствии выяснилось, что у Артузова не было никаких оснований для подобных выводов. 26 января 1926 года нарком Ворошилов доложил политбюро, что концессию нужно ликвидировать и создавать собственное