Владимир Губарев - Супербомба для супердержавы. Тайны создания термоядерного оружия Страница 21

«Очень успешно идут у нас испытания и нового ядерного оружия. Скоро мы завершим эти испытания. Очевидно, в конце октября. В заключение, вероятно, взорвем водородную бомбу мощностью в 50 миллионов тонн тротила. Мы говорили, что имеем бомбу в 100 миллионов тонн тротила. И это верно. Но взрывать такую бомбу мы не будем, потому что если мы взорвем ее даже в самых отдаленных местах, то и тогда можем окна у себя выбить. Поэтому мы пока воздержимся и не будем взрывать эту бомбу. Но, взорвав 50-миллионную бомбу, мы тем самым испытаем устройство и для взрыва 100-миллионной бомбы. Однако, как говорили прежде, дай бог, чтобы эти бомбы нам никогда не пришлось взрывать ни над какой территорией. Это самая большая мечта нашей жизни!»

Несколько раз слова Хрущева прерывались бурной овацией. В одночасье «Кузькина мать» стала сенсацией. Все мировые агентства прервали свои передачи, чтобы сообщить сенсационную новость из Москвы.

А в Арзамасе-16, где собиралась бомба, наступили тревожные часы.

Корпус авиабомбы был изготовлен в НИИ-1011. Всего было сделано три экземпляра. Первый — штатный, второй — запасной. Он остался в Арзамасе-16 и был использован для каких-то иных целей. А третий экземпляр долго хранился на складе НИИ, а затем был установлен на пионерлагере как памятник тем событиям, что происходили осенью 1961-го.

Модели «Кузькиной матери» были изготовлены в начале 90-х годов, когда открывались музеи ядерного оружия в двух Федеральных ядерных центрах. Теперь эти экспонаты привлекают внимание всех, кто посещает музеи. Фотография на фоне супербомбы — лучший сувенир.

Из воспоминаний А.Д. Сахарова:

«Ко мне в кабинет вошел один из моих сотрудников, Евсей Рабинович. Он смущенно улыбался и просил зайти в его рабочую комнату. Там уже собрались все сотрудники отделения, в том числе ведущие «мощное» изделие Адамский и Феодоритов. Рабинович начинает излагать свои соображения, согласно которым «мощное изделие» должно отказать при испытании… Опасения его выглядели вполне обоснованными. Я считал, что конечный вывод Рабиновича неправилен. Однако доказать это с абсолютной убедительностью было невозможно… Я решил внести некоторые изменения в конструкцию изделия, делающие расчеты тех тонких процессов, о которых говорил Евсей, по-видимому, более надежными… Я решил также известить о последних событиях Министерство… Через два дня мне позвонил разъяренный Славский. Он сказал: «Завтра я и Малиновский (министр обороны) должны вылетать на полигон. Что же, я должен теперь отменить испытание?» Я ответил ему: «Отменять испытание не следует. Я не писал этого в своей докладной. Я считал необходимым поставить Вас в известность, что данное испытание содержит новые, потенциально опасные моменты и что среди теоретиков нет единогласия в оценке его надежности». Славский буркнул что-то недовольное, но явно успокоился и повесил трубку…»

Два министра вылетали на специальном самолете, чтобы проследить за взрывом «Кузькиной матери» и немедленно сообщить об успехе Хрущеву. Шел последний день съезда, и сообщение об испытании супербомбы должно было стать его финалом.

Белоснежный самолет стартовал с аэродрома под Оленегорском. Он быстро пересек Кольский полуостров, море и в расчетной точке над Новой Землей сбросил бомбу.

Парашют сработал надежно, и 20-тонная махина начала медленно опускаться к земле.

Летчики перевели самолет в пикирование, прибавили скорости: они стремительно уходили из зоны взрыва.

… К сожалению, нашей группе журналистов так и не удалось вылететь в район испытаний. Кто-то посчитал, что даже допущенные к секретным работам журналисты напишут «чтото лишнее». Насколько мне известно, «добро» не дал КГБ, хотя министры Средмаша и Обороны считали наше присутствие полезным.

Все, кроме самого факта взрыва, тогда было засекречено. И потребовалось немало лет, чтобы в воспоминаниях участников тех событий восстановить хронику происходящего.

Совсем недавно я побывал на аэродроме в Оленегорске. Теперь там садятся лишь вертолеты, которые возят рыболовов в разные уголки Кольского полуострова, и ничто не напоминает о событиях 1961 года, сыгравших столь важную роль в мировой истории.

Из записей академика Б.В. Литвинова:

«К опытному полю на Новой Земле самолет-носитель летел в сопровождении двух самолетов-лабораторий, аппаратура которых записывала сигналы автоматики бомбы и характеристики процессов ядерного взрыва. Помимо самолетов-лабораторий записи характеристик ядерного взрыва производились наземной аппаратурой Новоземельского ядерного полигона, имевшего в то время условное название «6-й Государственный Центральный полигон», или кратко ГЦП-6. Эта аппаратура — фоторегистраторы, осциллографы и их датчики — была установлена в защитных сооружениях на опытном поле, над которым самолет-носитель сбрасывал авиабомбу с ядерными зарядами. Пока авиабомба опускалась на парашюте до определенной высоты, самолет-носитель и самолеты лаборатории уходили на безопасное расстояние, после чего по команде автомата опытного поля, находившегося на расстоянии примерно 120 км на севере южного острова Новой Земли, подрывался ядерный заряд. Взрыв производился на больших высотах, чтобы исключить выпадение радиоактивных осадков на опытном поле и на островах Новая Земля».

Супербомба сработала в 11 часов 33 минуты по московскому времени. Высота взрыва — четыре тысячи метров. Академик Ю.А. Трутнев рассказывает:

«Световая вспышка была настолько яркой, что, несмотря на сплошную облачность, была видна на тысячекилометровом удалении. Через 35 минут после взрыва облако имело двухъярусную структуру с диаметром верхнего яруса 95 км и диаметром нижнего яруса 70 км. Клубящийся гигантский гриб вырос до высоты 67 км. Одна из групп участников эксперимента с расстояния 270 км от точки взрыва увидела не только яркую вспышку через защитные затемненные очки, но даже почувствовала воздействие светового импульса. В заброшенном поселке — в 400 км от эпицентра — были порушены деревянные дома, а каменные лишились крыш, окон и дверей. Мощность взрыва в десять раз превысила суммарную мощность всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за годы Второй мировой войны, включая американские атомные взрывы над городами Японии».

Очень важно понимать, что именно движет такими людьми, как Харитон, Сахаров, Трутнев, Литвинов и многие другие, кто принимал и принимает участие в создании термоядерного оружия. На мой взгляд, в одной из бесед директор Федерального ядерного центра Арзамас-16 академик Радий Иванович Илькаев очень точно ответил на подобные вопросы. В частности, он сказал:

«Философия у нас совершенно определенная существует, потому что заниматься столь грозными изделиями, представляющими колоссальную потенциальную опасность, и не иметь соответствующей философии — в принципе невозможно. Классные, хорошие специалисты не могут работать только из-за зарплаты, из-за лучших бытовых условий и тому подобного. Нам необходимо быть убежденными, что наша страна — раньше Советский Союз, а теперь Россия — должна иметь крепкую оборону. Это однозначно, так как без крепкой обороны Россия как целостное государство существовать не будет. И мы считаем, что без ядерного оружия такую огромную страну защитить невозможно…»

Я специально привел высказывание одного из крупных отечественных физиков, чтобы подтвердить: то, что происходило полвека назад, созвучно нашему времени! Мы можем так или иначе относиться к Н.С. Хрущеву или А.Д. Сахарову, по-разному оценивать их поступки и слова, но мы обязательно должны помнить о том, что их и всех, кто с ними работал и жил в то время, в первую очередь заботила безопасность Родины.

Мне кажется, некоторым нынешним государственным деятелям и специалистам следует напоминать сегодня об этом…

Однажды у Альберта Эйнштейна журналист поинтересовался: «Будет ли третья мировая война?» Великий ученый ответил так: «Будет ли третья мировая война, со всей определенностью я сказать не могу. Но то, что не будет четвертой, я вам говорю точно».

Эти слова были произнесены задолго до взрыва 30 октября 1961 года. Но само испытание «Кузькиной матери» лишний раз подтвердило их справедливость.

А чтобы завершить историю сверхбомбы, призову на помощь ее главного творца. Из воспоминаний академикаА.Д. Сахарова:

«Вручение наград происходило в Кремле, в очень торжественной обстановке. Вручал награды Хрущев в присутствии членов Политбюро ЦК и Президиума Верховного Совета… Хрущев прицепил мне третью звезду рядом с двумя другими и расцеловал. После церемонии Хрущев опять пригласил нас в банкетный зал: меня посадили на почетное место между Хрущевым и Брежневым (а справа от Хрущева сидел Харитон). Хрущев опять произнес речь, но на этот раз она была совсем в другом духе. Он вспоминал войну, какие-то эпизоды Сталинграда, призывая в свидетели сидевших тут же маршалов, благодарил нас за нашу работу и говорил, что она препятствует возникновению войны…»