Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №9 за 2005 год Страница 21

К чести города, в последние годы водица, в том числе в озере Ближний Кабан, исторически «поившем» не только самих казанцев, но также мыльное и кожевенное производства, значительно очистилась и там даже заплескалась рыба. Рыбалка у татар чрезвычайно популярна и зимой, и летом. Энтузиасты говорят, что чуть ли не вся ихтиофауна России, включая угря, хариуса, форель, сига, тайменя и даже камбалу, встречается в бассейнах рек и речек вокруг Казани (впрочем, чучело последнего «документально подтвержденного» хариуса уже сто лет, как хранится в Зоологическом музее университета). А сом, жерех, судак, лещ, щука и сазан – дело совсем обычное. Пока. Новые времена, судя по всему, угрожают и им: например, в прошлом году в городе состоялись официальные состязания подледных рыбаков под девизом «Поймай тридцать тысяч!» И – ловили ведь…

Праздник, который всегда с татарином

Этим словом, в буквальном переводе означающим «праздник плуга», обозначается древнейшее и, пожалуй, главное торжество татар и башкир (оба народа происходят от средневековых булгар-землепашцев).

Его отмечают в июне, когда посевная страда в основном заканчивается и сам жизненный крестьянский цикл, пусть далеко не настолько актуальный сегодня для всех, как раньше, наводит на мысль о том, чтобы отдохнуть. В самом деле – никакой шариат за все века казанского ислама не смог победить стремления местных жителей порезвиться в начале лета. Кто выше вскарабкается на скользкий столб, кто одолеет всех в бою мешками на перекладине, кто быстрее пробежит заданную дистанцию с полным ведром воды в руке – современные татары все так же ежегодно выясняют между собой эти вопросы. И еще более экстравагантные: как, не уронив, пронести между деревьями яйцо на ложке, зажатой во рту? И можно ли победить соперника в единоборстве, вовсе не прикасаясь к нему руками, а только перетягивая, затягивая, утягивая вниз и подтягивая к себе специальным поясом (этот национальный вид спорта называется куреш)?

В общем, Сабантуй – настолько веселое мероприятие, что известен он даже за пределами своей прародины. В 2005 году его праздновали во всех российских городах, где есть татарские диаспоры. Что же касается самой Казани, то по случаю ее 1000-летия торжества приобрели особые размах и краски. Местные власти щедро раздавали победителям в разных видах программы – наездникам, штангистам, борцам – «шестерки», «десятки» и «оки», баранов, ковры и домашние кинотеатры…

Люди и судьбы: Смоленское княжество Марии

В творческой судьбе Марии Тенишевой отразилось два века: девятнадцатый и двадцатый. Ни в том и ни в другом так и не появилось женщины подобного созидательного размаха, одаренности и судьбы, похожей на роман.

Когда она была молода и еще никому не известна, то как-то рассказала свою историю Ивану Сергеевичу Тургеневу. Тот, задумавшись, ответил: «Эх, жаль, что я болен и раньше вас не знал. Какую бы интересную повесть я написал…»

Мрачная семейная тайна наложила отпечаток на детство и юность Марии. Она была незаконнорожденной. В дальнейшем это обстоятельство, которое, видимо, старались завуалировать, привело к разнобою в датах ее рождения. Сейчас принято считать, что это был 1867 год.

Девочка росла в богатом доме отчима совершенным дичком, несмотря на обилие гувернанток, нянек и учителей. От нее требовали полного послушания и сдержанности. Мать была холодна к ней, очевидно, связывая с этим ребенком те моменты жизни, о которых хотелось забыть. Позже Тенишева говорила, что не помнит ни одного прикосновения материнской руки.

Она же отчаянно искала себе друга на первых праздниках, куда ее вывозили, при первых встречах с детьми. И позже вспоминала добрые глаза единственной подружки Кати. А впрочем, веселая кутерьма сверстников всегда отпугивала ее. Однажды Мария убежала из полного детворы зала и оказалась в полутемной комнате. В углу белел мраморный бюст античного героя… Девочка остановилась как вкопанная – так был он красив. Потом подошла и поцеловала холодный мрамор. Это была первая любовь…

Мать постаралась побыстрее распроститься с подросшей дочерью и выдала ее замуж. Как и следовало ожидать, брак вскоре дал трещину. Не спасло и рождение ребенка.

Поначалу, правда, страшась что-либо предпринять, Мария пыталась стать покорной женой и жить так, как жила семья мужа: однообразная до одури каждодневность, мелкие разговоры, заботы, страстишки. У мужа, правда, привязанность оказалась покрупнее – карты. Долгими вечерами, дожидаясь его, Мария думала об одном и том же: как жить дальше? Пустяшный случай подарил надежду: ей сказали, что ее сильный «оперный» голос обладает красивым тембром. Надо ехать учиться в Италию или во Францию. Легко сказать! Каким же это образом? Где деньги? Где паспорт? Ведь в то время жена вписывалась в паспорт мужа. И сознание того, что из этой западни не вырваться, повергало в еще большее отчаяние. Должна была накопиться та его критическая масса, когда человек духовно или перестает существовать, или совершенно перерождается.

В своих воспоминаниях Мария Клавдиевна писала: «Да, настал мой час… Явилась смелость, решимость. Я перестала бояться. Дух мой освободился от гнета… Явился просвет…»

Мать отказалась помочь деньгами: Мария собрала, сколько могла, распродав обстановку своей комнаты. Куда сложнее было вырвать у мужа разрешение на отъезд. Но и это оказалось преодоленным.

…Одинокая женщина с маленькой дочкой на руках и с тощим багажом села в поезд, обещавший не Париж – новую жизнь.

«Задыхаясь от наплыва неудержимых чувств, я влюбилась во Вселенную, влюбилась в жизнь, ухватилась за нее». Эти восторги понятны: те природные задатки, которые, не имея выхода дома, являлись лишь мучительным грузом в Париже, были призваны к действию. Окрыленная одобрением маститых учителей, Мария училась живописи, «ваянию в знаменитой академии Жулиана», а пению – в студии Матильды Маркези. Та была уверена, что ее русскую ученицу ждет слава оперной певицы.

Вероятно, на этой дороге Мария действительно нашла бы признание и славу. Ей предложили турне по Франции и Испании. Но антрепренер, как оказалось, считал, что кроме причитающихся ему процентов молодой и красивой женщине есть чем отблагодарить его за выгодный ангажемент. Все попытки пристроиться на сцене оказывались безрезультатными. Тот произвол на рынке талантов, зависимость от денежных мешков, хватку которых Мария ощутила сразу, подействовали на нее, как холодный душ.

«Женщина… может выдвинуться только чудом или способами, ничего общего с искусством не имеющими, ей каждый шаг дается с невероятными усилиями» – таков итог раздумий о несостоявшейся карьере.

Итак, оставалось надеяться на чудо. Но для этого Мария была уже слишком бита судьбой.

…Без денег, с ребенком, не зная, что предпринять, она лежала ничком в дешевенькой гостинице с жутким сознанием того, что из этого тупика есть только один выход – смерть. В дверь постучали. Мария узнала в неожиданной гостье давнюю подругу детства, княжну Екатерину Святополк-Четвертинскую. Долгий разговор и крепкая дружеская рука на плече: «Вот что! Ты должна ехать со мной. В Талашкино». – «Где это, Талашкино?» – «В России».

…Где-то там, в Смоленской губернии, жила себе да жила деревня, недавно купленная богатой княжной за красоту и тишину окрестных мест.

Отдышавшись у княжны в Талашкине, уверовав в то, что теперь рядом с ней есть верный друг, Мария пыталась решить семейные проблемы. Муж фактически отобрал дочь, отдав ее в закрытое учебное заведение. Об артистических планах жены отозвался: «Я не желаю, чтобы мое имя афиши трепали по заборам!»

Долгий, изнурительный развод все-таки состоялся. Мария даже выговорила себе право на свидания с дочерью. Мучило неудобство жить на средства Святополк-Четвертинской.

На какой-то дружеской вечеринке ее попросили спеть. Аккомпанировать взялся человек, во внешности которого, если бы не сюртук, выдававший руку дорогого парижского портного, было что-то крестьянское, кряжистое, почти медвежье. Виолончель в его руках звучала прекрасно! Но она была лишь отдохновением от трудов праведных… За энергию и предприимчивость князя Вячеслава Николаевича Тенишева называли «русским американцем».

Он начал со службы техником на железной дороге с грошовым жалованьем. К моменту встречи с Марией у него было огромное состояние, неуклонно растущее благодаря его фантастической энергии, предприимчивости, превосходным знаниям коммерческого и финансового мира. Он успел прославиться как автор нескольких серьезных книг по агрономии, этнографии, психологии. Его знали как щедрого благотворителя и серьезного деятеля на ниве просвещения. И он был разведен. Такое стечение счастливых обстоятельств привело к резким изменениям в жизни той, кому он так упоенно аккомпанировал на виолончели.