Ольга Кучкина - Мальчики + девочки = Страница 22

День длился длинный, спокойный, солнечный, без ветерка. Светло-зеленые березы, клены, липы, дубы, не говоря о красных соснах и темно-зеленых елях, стояли не шелохнувшись, как бы замерев от щедрой солнечной ласки. Так собака замирает и не шелохнется под рукой, которая ее гладит. Физически работать в такой день было отрадно. И хозяин не сетовал, что нет друга. А он возьми да и возникни ближе к вечеру, но еще далеко до вечера. Большой, с большим животом и маленькой бородкой, лысый, шумный, в длинных, за колено, шортах, из которых торчали худые кривоватые ноги, и в майке без рукавов, оголявшей сильные круглые плечи, он сразу полез за лестницей и, несмотря на вопли хозяина, что все сделано без него, стал придирчиво изучать, как сделано, а найдя огрехи, потребовал молоток, плоскогубцы и гвозди, чтобы переделать. Хозяин сначала чуть не матюкался, но скоро смирился и покорно смотрел, задрав голову, как поправляют его работу. Возможно, ее и не надо бы поправлять, но тогда выходило, что приятель – бездельник, и бутылку вина и торт привез в расчете на безделье, причем бездельник не в глазах друзей, которые знали его как облупленного, а в глазах новой женщины, чего вовсе не хотелось ни хозяину, ни его жене. Несколько лет назад у них с приятелем был общий бизнес, бизнес кончился, а дружба осталась.

Жена крутилась на кухне, а новая женщина, сняв нарядное платье и натянув тоже шорты и майку, крутилась возле лестницы и возле крыши, а то и на крыше, куда пожелала влезть, чтобы передать кисть и банку с краской, о чем распорядился новый работник, порешивший тут же и закрасить новые куски. Женщина была полная, хорошо сбитая, белокожая, уверенная в себе. Он ласково улыбался, беря из ее рук нужные предметы, она отвечала такой же простой и светлой улыбкой. В обоих чувствовалась надежность.

Кажется, ему повезло , негромко сказала мужу хозяйка, вышедшая на минуту узнать, скоро ли мужик освободится и освободит остальных, теперь помогающих ему.

Солнце, клонившееся к закату, но все-таки далекое от заката, проникало в дом, играло на светло-желтых досках пола и стен, и они светились янтарем, создавая впечатление, что в доме зажжено электричество. Хозяйка доставала посуду, рюмки, салфетки. Рыба была пожарена, приготовлены салаты, из холодильника извлечена запотевшая водочка. Нет-нет-нет , закричал муж, входя в дом, никакого ужина, ужин после сауны, сауна готова и ждать не может, а ужин подождет, а вот ты, если вынешь пива и дашь нам бычков, они там, в голубом пакете, то будешь умница.

Осуществлявшие визит тоже вошли, умылись, разулись и шлепали босиком по янтарному полу, удивляясь, какой он светящийся, гладкий и теплый. Хозяйке было приятно. Сами того не зная, они наступили на ее любимую мозоль. Нет, в этом случае говорится как-то по-другому. Короче, пол был ей в радость. Когда-то давным-давно она так же любила шлепать босиком по деревянному полу. Крашеные доски ее детства были частью мира, в котором всегда было тепло и солнечно и который ушел насовсем. Прогнившие тут и там, они были заменены на холодный линолеум, когда он вошел в моду, линолеум менялся на линолеум по мере изношенности. Она его тихо ненавидела. И как только наступила свобода, кончилось убожество из одного сорта колбасы и одного вида какого-нибудь ковролина, словно грибы после дождя повыскакивали свободные строительные рынки с сотнями предложений того и этого, а главное, пришли первые свободные денюжки, – она исполнила заветную мечту: поменяла пол на такой же, как в детские годы, но лучше, потому что теперь дерево можно было покрыть лаком, и цвет оставался натуральным. Выходило, что мир не то чтобы вернулся, а заново повернулся к ней своим теплым боком. Всего лишь из-за половых досок? Считайте, что так.

Местного парня тоже взяли в сауну. Ей в сауну было нельзя. У нее в организме сидела рептилия, которую не рекомендовалось греть. Поэтому она растопырила руки слегка виновато, не обессудьте, мол, и пошла доставать из холодильника вяленые бычки в голубом пластике и пиво.

Сауну муж сделал сам. Как она радовалась отдельно полу, так он радовался отдельно сауне. Здесь тоже было дерево. Теперь у всех дерево, и в том ничего оригинального. Как раньше был линолеум или ковролин, так нынче дерево. Они видели по телевизору и в журналах – буквально все обшили свои жилища вагонкой. И не одни летние, а и зимние. Разница заключалась в цене. И еще в аксессуарах. У кого-то дорогая керамика, у кого-то дешевая, у кого-то бронза, хрусталь, джакузи, картины, у кого-то котенок в углу. Получалось, что они не могут выбраться из общей колеи, несмотря ни на какой строй. А может, дело вовсе не в строе, а в чем-то другом? В чем же, интересно? Новое-старое, старейшее-новейшее – не ей, домохозяйке, разбираться в этом, если и более умные люди не могут разобраться.

У них котенка не было. У них была собака. Собака также полюбила пол. Прежде она устремлялась исключительно на диван и кресла, лучше если покрытые пледом. Теснила хозяев, заставляя считаться с собой как с важным членом семьи. С недавних пор стала уютно располагаться прямо на полу. Хозяйка ловила себя на желании расположиться рядом. И когда никого не было, так и поступала. Пол большой, но тут уж она сама подкатывалась к собаке приласкаться, тогда полный кайф. Но при гостях неудобно. Скажут: ненормальная какая-то, растянулась на полу, как дурочка.

Еще один заход, и можно разогревать ужин, сообщил муж, выскочив из сауны в махровом полотенце на чреслах и в капельках пота по всему телу. Жена привычно оглядела родную фигуру: он был хорош. Она любила на него смотреть. Следом, улыбаясь, вышла разомлевшая, как будто слегка хмельная женщина: ну температура у вас, потрясающе! – Да, сегодня банька фантастическая, подтвердил муж. А он там не пережарится, спросила жена о приятеле мужа, чтобы что-нибудь спросить. Да я никак не могу заставить его выйти, все так же улыбаясь, мелодично проговорила, как пропела, женщина.

Спустя четверть часа все пятеро, словно голодные, накинулись на ужин. Они и были голодны. Пиво и сауна разыграли им аппетит, как по нотам, если можно так сказать. Хозяйка, утолившая голод скорее других, посмеиваясь, глядела, как сметается со стола нехитрая закусь. Ты что смотришь, спросил муж, поймав ее взгляд. Я довольна, отвечала она.

Они так и ужинали, в повязках из полотенец. У мужчин – ниже живота, у женщины – выше груди. Надутый изнутри живот гостя вывалился наружу. Он почесывал его одной лапой, другой поднимал рюмку водки и говорил тост: за этот дом, за вас и за нас. Мохнатые глаза его ласково поблескивали, он терся о женщину голым плечом, опрокидывал рюмку, наносил на вилку соленого груздя, отправлял в рот и удовлетворенно крякал. На него приятно было смотреть, свой в доску. Женщина, размягченная, раскрасневшая ся, уютная, красивая, с выбивающимися из-под косынки крупными кольцами русых волос, коротко взглядывала на него, гладила рукой его широкие плечи и коротко же прижималась к нему. Видно было, как физическая близость друг к другу волновала их, и оба не могли удержаться от касаний. Паренек, с пробивающейся черной щеточкой усов над четко очерченным юным ртом, сидел отдельно, смирно, почти не поднимая глаз. Хозяйка догадалась, как смущает его и забирает телесность распаренной пары, и подкладывала ему еды, чтобы не перебрал со спиртным, поди потом, объясняйся с матерью. А вот скажите , протянул гость вальяжно типа риторического вопроса, вот в чем метафизический смысл баньки? Ну и в чем, небрежно поинтересовался хозяин. В чистоте, полуутвердительно-полувопросительно сказала хозяйка. Гостья, все так же нежась, ковыряла вилкой у себя в тарелке. Метафизический смысл баньки, таинственно поднял друг дома палец вверх, в том, чтобы раскрыться, распахнуться навстречу всему-всему на свете, объявить, вот он я, и я не таю никакой угрозы, никакой подлянки, я часть ваша, я с добром к вам, а капли, которые скатываются с меня повсюду, как слезы, и есть мои слезы, я плачу всем собой, потому что открыт и не боюсь ни обиды, ни ножа, ни позора. В прошлом он был то ли военным, то ли еще кем, но только не поэтом, и хозяйка в который раз подумала об изменчивости жизни.

Женщина слушала и смотрела на него со счастьем, а когда он кончил, положила белую пухлую руку на его обнаженную грудь и застыла в такой позе на несколько секунд, и он застыл, а мальчишка вдруг подавился рыбой, и хозяйка стала небольно бить его ладошкой по спине, спрашивая: не кость, не кость, нет?

Поры открываются, пот выходит, и ощущение, что дышишь не через легкие, а через кожу, вот тебе и весь секрет, сказал муж, отодвигая пустую тарелку. Женщина засмеялась и помотала головой, так, чтобы стало понятно, что она не приняла эту версию, хоть и более достоверную, но менее увлекательную, предпочтя поэзию истине.