Николай Жогин - По следам преступлений Страница 23

Он взялся за трубку телефона:

— Я позвоню. Ее личное дело сейчас принесут.

— Звонить не нужно, — остановил его Минин. — Если вас не затруднит, принесите сами.

Минин медленно листал тощую папку документов. «Ну что же, — думал он, — бланки есть. А доказательств пока никаких». Перевернув очередную страницу, следователь вздрогнул. Это было заявление, написанное… очень знакомым почерком. Ахмедзянова просила фабком оказать содействие в приобретении туристской путевки по Южному берегу Крыма. Одно-единственное заявление в личном деле и… другим почерком. «Неужели так легко нашел?» — мысленно задавал себе вопрос Минин.

Подавляя волнение, следователь спросил:

— Кто писал это заявление?

Главный бухгалтер удивленно посмотрел на Минина. Дескать, вот нечего человеку делать, он и занимается всякой чепухой.

— Это ее муж. Мы еще смеялись над ней, почему ей захотелось поехать именно на Южный берег Крыма, а не Кавказа. Она ответила: «Так написал муж».

В кабинет Тимофеева Минин ворвался с шумом. Он выложил на стол папку, потом снял шапку, вытер потный лоб и выдохнул одно слово:

— Нашел!

Посмотрев на снятую с витрины кляузу и на заявление, Тимофеев тотчас понял, что действительно автор анонимных писем обнаружен. Он внимательно выслушал рассказ Минина и распорядился:

— Главного бухгалтера допросите сегодня же. Письмо направьте на графическую экспертизу. Теперь дело за экспертом. Подтвердит он тождество почерков, тогда будем считать, что все в порядке.

Тимофеев тщательно анализировал собранный материал. Бессонные ночи, тревоги и сомнения позади. О них прокурору не расскажешь. Ему представь материал с убедительными доказательствами. Но теперь он был почти убежден, что прокурор согласится предать суду этого негодяя.

По нашим законам человек, преднамеренно совершивший такое преступление, как клевета на честных советских людей, должен предстать перед судом.

…Единственно, чем отличался дом № 11 от соседних, — это высоким забором, калиткой со множеством запоров и наглухо закрытыми ставнями окон. Казалось, он был изолирован от посторонних взглядов.

В этом доме Алексею Минину предстояло произвести обыск. На стук участкового уполномоченного долгое время никто не отзывался. Наконец послышались шаги и хриплый голос: «Кого надо?» Долго отодвигались засовы и гремели цепи. И вот калитка открылась. Их встретил человек лет пятидесяти, в очках и накинутой на плечи телогрейке. «Описания сходятся», — мелькнула мысль у Минина, и, предъявив ордер на обыск, Минин, участковый уполномоченный и понятые направились в дом. Вид помещения и самих хозяев поразил Алексея. Две кровати, покрытые тряпьем, старый шкаф, два стола и несколько стульев — вот и все убранство огромных пустующих комнат. Воздух затхлый. Высокий, худой, с седой бороденкой и воспаленными глазами старик, одетый в грязный зипун с заплатками, в засаленной тюбетейке, старуха в грязном платке с выбившимся из-под него клоком седых волос довершали картину. И только одна небольшая комнатка, где жили сын с женой, имела относительно жилой вид.

Никто не выказывал никакого отношения к пришедшим. И только старик неотступно следил глазами за каждым движением следователя. Под матрасом была обнаружена книжка с бланками реестра. Здесь же лежали документы Ахмедзянова Тауфика, сына. На этом можно было обыск прекратить: доказательства виновности отысканы. Но Минин чувствовал, что предстоит долгая работа. Следователь обязан произвести тщательный обыск дома, тем более что по заявлению той женщины и по показаниям некоторых соседей ему было известно: хозяин дома тихонько торгует краской.

Исследованы сарай и чердак, но ничего не обнаружено. Везде запустение, хаос, грязь. Минин уже начал составлять протокол, но спохватился — не посмотрел кухню, и он послал туда участкового уполномоченного. Вскоре тот вернулся.

— Кроме ведер с водой, стола и пустых ящиков, ничего нет.

Понятые, подавляя зевоту, скучали и с нетерпением ждали конца этой процедуры. Минин и сам почувствовал, что устал. Но когда участковый был на кухне, он перехватил взгляд старика и удивился его беспокойству и нетерпению. А когда участковый вернулся ни с чем, он с едва заметным злорадством улыбался.

Усталости как не бывало. Минин легко поднялся глядя старику прямо в глаза, сказал:

— Кухню посмотрим еще раз, — и тотчас с удовлетворением отметил про себя: «За кухню старик действительно боится».

Вместе с понятыми Минин направился туда. В углу сиротливо стоял массивный старый стол, заваленный небогатой утварью — кастрюлями и разной посудой. Но отчего эти вмятины, полосы на крашеном полу? Что здесь двигали? Стол? Зачем? А если попробовать самому отодвинуть его? Ага, теперь понятно, отчего так беспокоился старик: под столом замаскированный вход в подвал. Минин оставил участкового уполномоченного у входа, посветил карманным фонарем и вместе с понятыми осторожно спустился по лестнице в подземелье. И тут же наткнулся на запертую дверь. «Нужно срочно известить Тимофеева, — подумал Минин. — А пока отобрать ключи и исследовать подвал».

Он поднялся наверх, написал и отправил с шофером записку Евгению Васильевичу. Старик с безразличным видом сидел на кровати и что-то тихо бормотал. Сын не выходил из своей комнаты.

Минин подошел к старику.

— Гражданин Ахмеджанов, откройте подвал.

Тот посмотрел на него невидящим взглядом и буркнул:

— Сын знает. — А сам лег на кровать лицом к стене, как бы подчеркивая полное презрение ко всему происходящему. Тауфик молча встал и повел Минина в подземелье. Он отыскал под дверью ключ, открыл дверь и включил свет.

Старик Ахмеджанов всю жизнь торговал. Он имел когда-то свои магазины галантерейных товаров и посуды. Держал агентов, товар привозил из Нижнего, из Москвы, из Варшавы и других городов России. Построил два дома.

С приходом Советской власти свернул торговлю и ушел в подполье. И в прямом и переносном смысле. Здесь не было того запустения, что наверху. Каменные стены огромного подвала, крашенный маслом деревянный потолок свидетельствовали о том, что все сделано прочно, надолго. Вдоль стен на стеллажах аккуратно стояли ящики, металлические бидоны, посуда.

Сын, оправдываясь, сказал:

— Я не хозяин, все принадлежит отцу…

А сам старик, как призрак, уже стоял в дверях подвала и беззвучно плакал. Он прощался со всем накопленным за долгие годы. Он понимал, что нет уже возврата к былому, к тому далекому прошлому, когда гремел его, Ахмеджанова Фазыла, торговый дом.

Один из понятых, старый рабочий котельного завода, в сердцах чертыхнулся:

— Бедным прикидывался, шкура. Ржавые гвозди, щепки подбирал. В лохмотьях ходит, на лохмотьях спит. А подвал ломится от добра… Три шкуры за все драл. Кровопивец!

— Как в универмаге, — вздохнула молодая продавщица, также приглашенная в качестве понятой.

Мешки с рисом и сахаром, десятки килограммов чая, кофе, сотни кусков мыла, ящики гвоздей, каракулевые шкурки, ковры, одежда, дорогие сервизы, чайная и столовая посуда, фарфор. Множество ящиков забито разной краской и медикаментами, от касторового масла и до глазных капель, борной кислоты и аспирина. Бидоны заполнены полуистлевшими сухарями.

Приехал Тимофеев. Подвал опечатали. Теперь стало ясно, что перед ними крупные спекулянты. До сих пор в ОБХСС, в милицию поступали сигналы о том, что в этом районе города приторговывают из-под полы, но найти преступников никак не удавалось. Тимофеев и Минин в присутствии понятых разбирали и описывали содержимое подвала. Допросить Ахмедзянова Тауфика Тимофеев собирался на следующее же утро, но допросу помешали два обстоятельства. Еще вчера вечером он спросил старика: «Почему сын имеет другую фамилию?» Старик на это ничего не ответил. Либо он был подавлен происшедшим, либо просто не хотел говорить. Сам Тауфик нехотя выдавил: «Фамилию перепутали в милиции при обмене паспорта». Но старуха называла его Тавкиль.

Тимофеев догадывался, что Ахмедзянов что-то скрывает. По всем документам — многочисленным справкам, трудовой книжке и диплому об окончании педагогического техникума — он значился Ахмедзяновым. Возникла необходимость проверить личность Ахмеджанова Тавкиля.

И второе. Евгений Васильевич сам решил подробнее познакомиться с домом, с подвалом и… со стариком. Распределив работу между своими подчиненными, он еще раз исследовал все уголки: чердак, сарай, двор. «Но почему, — думал он, обходя все надворные постройки, — крупные спекулянты, а денег не обнаружено? Значит, припрятаны в надежном месте. Причем хозяева добровольно не отдадут…»

Проверка личности Тауфика Ахмедзянова показала, что в прошлом он был судим. Следователь листал материалы дела, написанные двадцать лет назад, еще до войны. Ахмеджанов Тавкиль (ныне Ахмедзянов Тауфик) за клевету семь лет отбывал наказание. Двадцать лет — срок немалый, и судьба вновь столкнула их — преступника и следователя — в поединке. Преступник стал опытнее в своей изворотливости. Как же поведет себя Ахмеджанов теперь? Как правило, такой опытный преступник отпирается до последнего, до тех пор, пока не почувствует, что он полностью уличен.