Федор Достоевский - Письма (1832-1856) Страница 25

И не писал тебе до сих пор из-за шипели. Я уже тебе объявлял, что нанял квартиру. Мне не дурно; только средств в будущем почти не имею. Краевский дал 50 руб. сереб<ром> и по виду его можно судить, что больше не даст; мне нужно сильно перетерпеть.

«Прохарчин» страшно обезображен в известном месте. Эти господа известного места запретили даже слово чиновник и бог знает из-за чего; уж и так всё было слишком невинное, и вычеркнули его во всех местах. Всё живое исчезло. Остался только скелет того, что я читал тебе. Отступаюсь от своей повести.

Нового у нас ничего не слышно. Всё по-старому; ждут Белинского. M-me Белинская тебе кланяется. Все затеи, которые были, кажется, засели на месте; или их, может быть, держат в тайне — черт знает.

Я обедаю в складчине. У Бекетовых собралось шесть человек знакомых, в том числе я и Григорович. Каждый дает 15 коп. серебр<ом> в день, и мы имеем хороших чистых кушаний за обедом 2 и довольны. Следовательно, обед мне обходится не более как 16 руб.

Пишу к тебе наскоро. Ибо запоздал, и человек ждет с посылкой, чтобы нести на почту. У меня еще больше нескладицы, чем когда у тебя зубы болели. Очень боюсь, что шинель тебе поздно придется. Что делать? Я старался всеми силами.

Пишу всё «Сбритые бакенбарды». Так медленно дело идет. Боюсь опоздать. Я слышал от двух господ, именно от одного 2-го (1) Бекетова и Григоровича, что «Петербур<гский> сборник» в провинции не иначе называется как «Бедными людьми». Остального и знать не хотят, хотя нарасхват берут его там, перекупают друг у друга, кому удалось достать, за огромную цену. А в книжных лавках, н<а>пр<имер> в Пензе и в Киеве, он официально стоит 25 и 30 руб. ассигнац<иями>. Что за странный факт: здесь сел, а там достать нельзя.

Григорович написал удивительно хорошенькую повесть, стараниями моими и Майкова, который, между прочим, хочет писать обо мне большую статью к 1-му января, эта повесть будет помещена в «Отеч<ественные> записки», которые, между прочим, совсем обеднели. Там (2) нет ни одной повести в запасе.

У меня здесь ужаснейшая тоска. И работаешь хуже. Я у вас жил как в раю, и черт знает, давай мне хорошего, я непременно сам сделаю своим характером худшее. Желаю Эмилии Федоровне удовольствий, а всего более здоровья, искренно желаю; я много об вас всех думаю. — Да, брат: деньги и обеспечение хорошая вещь. Целую племянников. Ну прощай. В следующем письме напишу более. А теперь, ради бога, не сердись на меня. Да будь здоров и не ешь так много говядины.

Адресс мой:

У Казанского собора, на углу Большой Мещанской и Соборной площади, в доме Кохендорфа, № 25.

Прощай.

Твой брат Ф. Достоевский.

Старайся есть как можно здоровее, и, пожалуйста, без грибков, горчиц и тому подобной дряни. Ради бога.

Т<вой> Д<остоевский>.

(1) над словом: одного (2) было: У них (3) было: в семье

7 октября 1846.

Любезный брат.

Спешу (1) отвечать тебе на твое письмо и вместе с тем написать то, об чем хотел уведомить тебя и без твоего письма.

Прошлый раз писал я тебе, что собираюсь за границу. Книгопродавцы дают мне четыре тысячи ассигнац<иями> за всё. Некрасов давал было 1500 р. серебр<ом>. Но, кажется, у него денег на это не будет и он отступится. Если цена моя покажется низкою (судя по моим расходам), то я не возьму и сам издам свой томик, может быть даже к 15-му ноября. Оно же и лучше, ибо на глазах дело будет, не изуродуют издания, например, и, одним словом, будут свои выгоды. Потом к 1-му январю продам все экземпляры гуртом книгопродавцам. Может быть, выручу 4000, и хотя это то же самое, что дают книгопродавцы, но я буду в своем томе печатать не всё. Следовательно, если немного прибавить, то по возвращении из Италии выйдет 2-й том, и я приеду прямо на деньги.

Я еду не гулять, а лечиться. Петербург ад для меня. Так тяжело, так тяжело жить здесь! А здоровье мое, слышно, хуже. К тому же я страшно боюсь. Что-то скажет, наприм<ер>, октябрь, до сих пор дни ясные. — Я очень жду твоего письма; ибо желаю знать твое мнение. А покамест вот тебе следующее: помоги мне, брат, до 1-го декабря самое дальнее. Ибо до 1-го декабря я совершенно не знаю, где взять денег. То есть деньги-то будут, Краевский, н<а>прим<ер>, навязывает, но я взял уже у него 100 р. серебр<ом> и теперь от него бегаю. Ибо что 50 целковых, то и лист печатный. А я в Италии, на досуге, на свободе хочу писать роман для себя и быть в возможности накинуть наконец цену. А система всегдашнего долга, которую так распространяет Краевский, есть система моего рабства и зависимости литературной. Итак, дай же мне средства, если можешь. Уезжая за границу, я тебе писал уж, что отдам 100 руб. серебр<ом>; но если мне пришлешь теперь 50 р. серебр<ом>, то отдам и их, всё будет обделано к 1-му январю. Рассчитайся, если можешь ссудить меня до 1-го января, то дай. На меня же в отношении отдачи надейся как на каменную гору. Пишу последнее собственно для того, чтоб тебе яснее было можно рассчитать.

Деньги эти мне нужны на шинель. Платья себе я уже не шью, занятый весь моею системою литературной эманципации, а оно, то есть платье, уже неприличное. Шинель же нужна. На нее употреблю с воротником 120, а на остальные хочу кое-как пробиться до напечатки. Вызвался хлопотать за меня сам Краевский. Печатают же по его рекомендации Ратьков и Кувшинников. Я уже с ними говорил. Давали же они 4000 за рукопись.

К 1-му января намерен еще настрочить какую-нибудь мелочь Краевскому и потом удеру от всех. Чтобы мне подняться в Италию, нужно заплатить разных долгов (тут же и тебе) всего 1600 руб. ассиг<нациями>. Следовательно, останется разве 2400 асс<игнациями>. Я обо всем расспрашивал: проезд стоит 500 (крайнее). Да в Вене я сделаю платья и белья на 300 руб., там дешево, всего 800; останется, стало быть, 1600. Я проживу восемь месяцев. Пришлю в «Современник» 1-ю часть романа, получу 1 200 и из Рима на 2 месяца съезжу в Париж и обратно. Приехав, издам тотчас же 2-ю часть, а роман буду писать до осени 1848 года и тут издам 3 или 4 части его. Первая же, пролог, будет напечатана уже в «Совр<еменнике>» в виде пролога. И сюжет (2) и мысль у меня в голове. Я теперь почти в паническом страхе за здоровье. Сердцебиение у меня ужасное, как в 1-е время болезни.

«Современник» издает Некрасов и Панаев 1-го января. Критик Белинский. Подымаются разные журналы и черт знает что еще. Но я бегу от всего затем, что хочу быть здоровым, чтобы написать что-нибудь здоровое. Лавка падает у Некрасова. Но Языков и комп<ания> процветают. У него тоже комиссионерство и книгами. Я уже с ним говорил для сдачи ему экземпляров для хозяйственного командова<ния> ими.

Кланяйся всем. Эмилии Федоровне особенно. Детям тоже и, ради бога, отвечай мне по первой почте. Жду твоего письма. Напиши скорее; ибо если не пришлешь денег, то по крайней мере скажи, что нет (за что, ей-богу, не буду претендовать), чтоб мне можно было хлопотать в другом месте.

Твой весь Ф. Достоевский.

Я тебе буду теперь писать письма очень часто. Мы, брат, долго теперь не увидимся. Но по приезде из-за границы прямо заеду к тебе, где бы ты ни был.

К 20 октября, время окончания сырого материала, то есть «Сбритых бакенбард», мое положение означится наияснейшим образом, ибо уже с 15-го октября начнется печатание с «Бедных людей».

(1) далее было начато: написа<ть> (2) далее было: и пролог

17 октяб<ря> 46.

Спешу тебя уведомить, л<юбезный> б<рат>, что я твои деньги получил, за что несказанно благодарен, ибо не чувствую более холода и других неприятностей. Спешу тоже сказать тебе, что все мои надежды и расчеты отлагаются, кажется, до более удобного времени. По крайней мере теперь сам еще не много знаю. Предлагаются всё такие условия, каких и принять нельзя; то деньги маленькие, то деньги порядочные, но не все, а ждать нужно. Разумеется, если продавать, то я могу исполнить это только на наличные деньги. Наконец, советуют мне подождать. Оно и худо и хорошо. Худо за здоровье. Хорошо то, что если выждать, так можно получить более значительную сумму. Издавать же в последнем случае никак не предстоит к рождеству. Ибо нужно жить чем-нибудь; следовательно, нужно продавать повести в журналы; и потом нужно будет выжидать; и потому издание может разве состояться к 1-му мая. К тому же нужно будет потрудиться всё пообделать; и издать 2 томика толстых и не за 2 <руб.> 50 к., как я предполагал; а уже за 3 и, может быть, более. Итак, может быть, увидимся летом еще раз, и разве осенью осуществится поездка, при больших деньгах.

Меня всё это так расстраивает, брат, что я как одурелый. Эк сколько труда и тягости разной нужно перенести сначала, чтоб устроить себя. Здоровье свое, наприм<ер>, нужно пускать на авось, а обеспечение черт знает еще будет когда. Я тебе пишу письмо маленькое; ибо сам наверно не знаю ничего. Я, впрочем, не совсем унываю. Как-то ты живешь? Пишешь, что ожидаешь нового гостя в семейство. Дай бог, чтоб это всё обошлось хорошо. Кабы и у тебя тоже поправлялись обстоятельства. Я, брат, не перестаю думать о своих целях. Наша ассоциация может осуществиться. Я всё мечтаю. Мне, брат, нужно решительно иметь полный успех, без того ничего не будет, и я буду только существовать с горем пополам. Всё же это зависит не от меня, а от сил моих.