Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №4  за 1997 год Страница 25

Годы жизни Михаила Константиновича полностью вошли в рамки XIX века: родился он в 1823 году, а умер в 1887-м. Неужели до 30-х годов нашего столетия об архиве известного деятеля, автора свыше пятидесяти опубликованных научных трудов ничего не было известно? Это, казалось бы, абсурдное предположение подтвердилось; архив Сидорова пережил своего рода эпопею... История, рассказанная моим словоохотливым попутчиком в электричке, как выяснилось, имела и начало, и продолжение.

После смерти Михаила Константиновича его архив попал в руки скупщиков макулатуры. Случайно об этом узнал известный букинист Шилов и перекупил архив по пяти рублей за пуд. От Шилова документы «перешли» к акционерному обществу Северного пароходства «Енисей» и были размещены, в самом конце 1916 года, на пригородной даче в Левашове, что под Питером. Туда-то и наведались в 1920 году агенты ОГПУ (а стиль и методы подобных «мероприятий», думаю, известны каждому), после чего документы странным образом стали «расползаться».

Архив купца представлял из себя 170 громадных тюков с личной и деловой перепиской. В них заключался ценнейший материал по всем вопросам развития Севера — от Финляндии до восточных границ Якутии.

В 1928 году часть архива поступила в Историко-археографический институт. В 1935-м начальник Главсевморпути академик О.Ю.Шмидт поручил организовать разборку и изучение документов. Создали даже бригаду из четырех человек. Однако подписание договора на обработку затянулось. И разбором архива М.К.Сидорова, по своей инициативе, занимался лишь один человек — 60-летний зоолог Виктор Иванович Пирогов. Он, работая по 12-14 часов в сутки, выявил немало документов по приискам. В срочном порядке Пирогов сообщал о них в Главзолото и непосредственно разведочным партиям.

Вот, к примеру, одна из находок Пирогова.

...В 1884 году на имя своей жены Ольги Васильевны Сидоров приобрел с торгов целый ряд приисков в Пермской и Оренбургской губерниях, занялся разведками в Шенкурском, Онежском и Мезенском уездах Архангельской губернии. Но старость и болезнь не позволили ему серьезно эксплуатировать приобретения. Жена не могла заменить главу семьи по совершенной неопытности в делах, а сын — по слабоумию. Прииски не разрабатывались. После смерти Михаила Константиновича они перешли за неплатеж податей и сборов в казну и скоро были забыты, особенно Пермские.

Виктор Иванович Пирогов спустя полсотни лет писал: «Смею думать, что многие из них неизвестны Уралзолоту и настоящее указание их местоположения имеет большое практическое значение. В частности, мне лично хорошо известно, что прииски Сидорова по рекам (перечисляет реки, чего мы делать не будем — С.Д.) в послереволюционные годы не разрабатывались... Относительно сибирских золотых приисков Сидорова у меня накопился огромный материал, с каждым днем увеличивающийся. Как велика моя работа по приискам Сибири, видно из того, что в архиве имеются списки свыше 1000 месторождений золота».

В июле 1936 года Пирогов в личной беседе с заведующим геологическим сектором Арктического института, который уезжал с экспедицией на Новую Землю, рассказал о золотых россыпях, открытых Сидоровым на этих островах еще в 1877 году. Тот откровенно высказал удивление, что столь ценные для него данные узнал случайно.

А чего стоит (вот уж буквально — стоит) такой документ из архива Сидорова: подробный план с точным указанием всех пробитых шурфов семи золотых россыпей на Северном Урале, подготовленных купцом в 1861 году, но им не разработанных (держат про запас) и никому, кроме него, неизвестных!

К октябрю 1936 года работа по разбору архива Сидорова завершилась. Пирогов констатировал: «В итоге делаю вывод, что самое ценное в архиве Сидорова — это указания на полезные ископаемые, главным образом -золото, не опубликованные и действительно никому, кроме него, неизвестные и потому весьма нужные».

Вполне вероятно, что личный архив М.К.Сидорова, тщательно разобранный и изученный, хранится в одном из российских архивов. Я же хочу обратить внимание на «Дела» с перепиской В.И.Пирогова. Редко удается встретить столь кропотливо выполненную работу. Может быть, отпечатанные на машинке в 30-х годах списки на тысячу месторождений золота и других полезных ископаемых не потеряли своей ценности и по сей день? Может, это дар потомкам от купца Сидорова?

Михаил Константинович был человеком редкой душевной широты. Он жертвовал громадные суммы на культурные нужды Севера. Однако далеко не все понимали золотопромышленника. Сохранились документы, свидетельствующие о том, как на предложение Михаила Константиновича передать на учреждение университета в Тобольске 20 приисков в Енисейском округе, 20 000 рублей и двух самородков, ему было официально отказано. А министр народного просвещения запросил шефа жандармов — не опасный ли вольнодумец этот купец?

Хочется надеяться, что дар купца Сидорова, который выявил Пирогов, будет сегодня принят с благодарностью.

Сергей Дроков

Рассказ: Одноглазый волк

Флокен спустился в жилой бункер только под утро. Протопал по слабо освещенному коридору, на ходу сдирая с себя грязную потную одежду, ввалился в свою комнату, всхрапнув, упал на застеленную кровать. Потом, отдышавшись, перевернулся на спину, чувствуя, как отходит, отпускает тело судорога напряжения, расслабляются мускулы, исчезает дрожь.

Ночь выдалась тяжелой. Волки, совсем обнаглев, лезли сворой прямо на заграждения; их косили из пулеметов, а они все лезли и лезли по телам друг друга, а потом все-таки не выдержали, отхлынули, убрались, поджав хвосты и огрызаясь, в дюны, и более не показывались.

— Есть будешь? — спросила Лия.

— Буду.

Она принесла ему четыре ломтика копченой рыбы в алюминиевой миске и кружку подслащенной воды. Не вставая, он стал жадно есть.

— Ты пойдешь на Утренний Ритуал?

— Нет. — Он доел рыбу и поставил миску на пол. — Не пойду.

— Вожак-Волкодав будет недоволен.

— Плевать! — Он снова с безразличием смотрел в потолок.

Лия подошла к кровати, остановилась, глядя на Флокена сверху вниз.

— Ты уже третий раз на этой неделе пропускаешь Ритуал. Ты хоть понимаешь, что о тебе могут подумать?

— Помолчи, — сказал Флокен. — Я устал, очень устал.

— А я не устала?! — закричала вдруг Лия. — Я, думаешь, не устала?! Думаешь, приятно мне слушать, что говорят о тебе люди?! Думаешь, мне нравится краснеть за тебя перед Вожаком? Думаешь... — Она кричала все громче, с каждым словом распаляя себя больше и больше, сыпля ругательствами и брызгая на Флокена слюной.

Он не слушал; он смотрел на свою жену и удивлялся, недоумевал: что же такое он нашел в ней в свое время? Ведь ничего, совсем ничего не осталось от той девушки, пусть и некрасивой, но симпатичной, милой и доброй. Теперь перед ним была старуха с бесцветной кожей, обтягивающей череп, ввалившимися щеками и растрепанной грязной копной полос. Она замолчала, и он вздрогнул от наступившей вдруг тишины.

— Дура ты, — сказал он, поворачиваясь лицом к стенке. — Всегда была дурой.

— А ты... ты... вонючая свинья, — сказала она неожиданно ровным голосом и вышла, хлопнув дверью.

Флокен остался один. Он лежал неподвижно, глядя теперь на стену: шершавую, в мелких трещинках. В голову назойливо лезли мысли: странные, неожиданные, а потому — пугающие.

Почему он не пошел на Ритуал? Устал? И это тоже, но не главное. Раньше он не пропускал ни одного из них. Опостылело, опротивело, надоело. Всегда одно и то же. Разнообразие вносят лишь редкие праздники по случаю больших побед. Странно, что раньше он как-то не задумывался над этим. Ведь он — мужчина, он еще помнит мир до Потопа, не то, что эти самовлюбленные, никогда ни в чем не сомневающиеся юнцы... Да нет, задумывался, конечно, только вот не мог почему-то представить себе жизни без Ритуалов — привык? Они казались неотъемлемой ее частью. Перестать посещать Ритуалы совсем недавно значило для него примерно то же самое, что перестать дышать. Но теперь все по-другому. Он стал думать об этом. И к нему пришли воспоминания.

Охотники шли по самой кромке черного безжизненного леса, переступая через огромные, поваленные стволы деревьев. Назвать рейд удачным было нельзя: проверенные к тому времени капканы и ловушки были пусты. Флокен представил себе обрюзгшее недовольное лицо Вожака-Волкодава и решил, что думать о возвращении пока не стоит  — только портить себе охотничий настрой.

В рейде, кроме Флокена, участвовали еще одиннадцать охотников. Все они шли молча, лишь изредка перебрасывались парой фраз и снова надолго замолкали. Шли неторопливо один за другим, ни на шаг не отступая с тропы. Флокен шел в хвосте цепочки перед замыкающим и яму увидел одним из последних.

Это была старая яма. Теперь таких не рыли. Она была выкопана шагах в десяти правее тропы и прикрыта ветками, хорошо замаскирована. Просто удивительно, что в нее раньше никто не попал. На дне ямы сидел волк. Старый, с ободранным боком, но еще очень сильный и очень опасный. Он поднял морду и посмотрел на людей снизу вверх тусклым взглядом. Зарычал. Тихо, с угрозой, страшно. Но ненависти в его глазах не было. Флокен ее не увидел. Что-то другое было в этих глазах.