Максим Цхай - Вышибая двери Страница 26

Однажды противный сопляк Фабиан, напившись, пристал к Барбаре, которая несла поднос со стаканами, — начал под хохот остальных кельнеров крутить перед ней тощей задницей. Преследовал по всему залу и наконец перекрыл дверной проем, не давая пройти. Хохот усилился, мальчишеский зад в дверном проеме закрутился еще быстрее, но невдомек ему было, что дружки смеются уже не над Барбарой, а над ним, потому что вместо Барбары, скрестив руки на груди, за ним встал я.

Наконец я подошел вплотную и наподдал ему под зад так, что он, теряя очки, вылетел в проход под торжествующий смех Барбары. Грохнул и народ вокруг. Я подошел к нащупывающему свои очки Фабиану, хлопнул его по спине и без тени улыбки сказал: «Ты мне понравился». Для других кельнеров наука. С тех пор дурацкие шутки со стороны официантов прекратились.

Барбара принесла мне фотографии своего хулиганистого пятилетнего Збышека. А вот и она сама в родной румынской деревне (Барбара на четверть румынка), еще совсем девчонка, в красивом пестром платье поет вместе с родными на деревенском празднике. Солнце заливает эту сцену, изумрудная трава тянется к чистым, веселым, добрым людям, играющим на скрипках.

Барбара прислонилась к дверному косяку, касаясь его тонкими пальцами, и на лице у нее такое выражение, что кажется, не то заплачет она сейчас, не то засмеется.

Ничего, Барбара. Будет еще все. И выучишься, и домой вернешься. Солнце взойдет снова. Для всех нас.

Костер догорает. Он был ярким, обжигающим. Но теперь похож на гаснущую пасть засыпающего дракона. Будут долго еще жарко дышать горячие угли, изредка вспыхивать светящиеся язычки пламени, но потом исчезнут и они.

Останется пепел. Светлый, теплый пепел. В него можно будет опустить ладонь, собирая остатки тепла. Он будет мягок и чист, ведь нет ничего в природе чище огня. И ладони станут сухими и теплыми, и ты отряхнешь руки над навсегда утихшим костром, и будет это похоже на негромкие, благодарные аплодисменты жаркой, щедрой жизни огня.

Так и с ушедшей любовью.

Дмитрий уже прославился как образцовый тюрштеер. Главное, когда принимаешь на работу охранников, — отследить, как они поведут себя в критической ситуации. Если у дверей стоят новенькие, я, работая в своей закусочной, держу при себе рацию. Так что, как только начинается конфликт у дверей, получаю сигнал тревоги.

В среду турки и итальянцы как с цепи сорвались. Их привалило в танцхаус столько, что пришлось закрыть для следующих вход вообще. В тот день я в закусочной практически не работал. Был такой напряг, что всю ночь я стоял внутри у входа, сразу за дверным проемом, на случай драки. Оборону держали Дмитрий и Михаэль. Дмитрием я искренне гордился, особенно тем, что он мой друг и все это знают. Он отогнал от танцхауса в ту ночь в общей сложности не менее пятидесяти человек. Я оставался невидимым для посетителей, так что это был чистый эксперимент. Голоса у дверей периодически повышались, да так, что я уже отбрасывал сигарету (эх, закурил опять!) и собирался вот–вот…

— Нет. Сегодня вы не войдете. — Дмитрий перекрывает вход рукой.

— Почему? Ты кто такой?!

Вопящая пятерка итальянцев напирает на его руку. Рука Дмитрия каменеет. Подбородок поднимается. А вот Михаэль того и гляди даст слабину. Ну не бывает среди современных немцев толковых тюрштееров! У меня в голове запускается знакомая заводная мелодия. Выплевываю сигарету. Сейчас начнется!

— Нет.

Голос Дмитрия спокоен и холоден, никаких признаков истерики. А ведь она заразительна, вон итальянцы ею так и брызжут. Эх… Но, видя, что этот русский парень скорее сдохнет, чем впустит их, итальянцы, матерясь и бормоча невнятные угрозы, отваливают. Дмитрий закрывает дверь.

Утро уже. Михаэль нервно хохмит. А ты как думал? Наша работа — это только выпендриваться и девок целовать? Нет, братец. Дмитрий закуривает сигарету, стоя ко мне в профиль. Утро. Конец смены. Какой он сейчас… Ничто так не красит мужчину, как только что перенесенная с достоинством опасность. Видимо, именно это и делает тюрштееров столь привлекательными для посетительниц.

В ту ночь Дмитрий завоевал себе прочную репутацию в танцхаусе и несколько изменил мою картину мира. Я понял, что некоторая пафосность в жизни — это не плохо само по себе. Просто человек должен иметь на нее право. А таких людей немного.

Знаете, какое прозвище дается особо уважаемым тюрштеерам? Тюртигер. Наверное, оно родилось после таких ночей.

Каждый отрезок времени надо проживать максимально полно, вглядываясь, вслушиваясь, пробуя на вкус каждое мгновение. Такие помехи, как обиды, сомнение и сожаление, надо от себя отпустить, мягко, чуть подтолкнув в спину.

Впитывайся в жизнь, вчувствуйся в нее полностью, ныряй в нее с головой.

Потому что кто знает, может быть, это самый счастливый период в твоей жизни. А ты его промечтал, просомневался. Проспал.

Бог дает тебе счастье, каждый день у тебя есть возможность взять с солнечного блюда золотую грушу в меду. Но никто не может сделать это за тебя. Даже Бог. Не возьмешь — солнечное блюдо погаснет, и груша растворится в темнеющем воздухе. День кончился. Твой день. Сколько их у тебя? Завтра в утреннем тумане засветится золотое яблоко. Оно будет, обязательно будет. Увидь. Возьми его. Разреши себе.

Это так важно.

Нет ничего важнее.

Сегодня у моей бывшей жены день рождения.

Мы прожили вместе десять лет. Два года в одной стране, потом перерыв еще на два, в течение которых мы были все равно вместе, и почти шесть лет в Германии.

Расстались тяжело…

Она прекрасный человек, яркая, настоящая личность. К тому же одна из самых красивых женщин, встречавшихся мне. Мы были очень близки. Единственная женщина, кому я был верен много лет и не жалею об этом. Во всем необыкновенный человек. За несколько лет, с нуля, стала директором юношеского центра. В прошлом году поступила в Парижский университет на отделение искусств. Все делает безупречно и страстно. Водит машину, берет власть, любит…

Попробуйте с такой ужиться. Мне удавалось. Но не удалось.

Даже подрались однажды. Начала меня колотить (а надо сказать, она выше меня на полголовы, у нее ноги начинаются там, где у меня ребра), и я все‑таки пропустил пару ударов в голову. Взбесился, кинулся на нее и быстро закатал в мохнатый индийский ковер. Сидел сверху, пока не успокоилась. Из ковра доносились угрожающие крики, ощущались толчки, и кажется, меня даже попытались укусить, но минут через пять все затихло. Я, философски вздохнув, развернул ковер.

Жена с достоинством встала, поправила платье и прическу и величественным шагом удалилась на кухню, не произнеся ни слова.

Через полчаса мы смеясь пили чай.

Господи, столько всего было, хорошего и плохого! Целая жизнь. Необыкновенная жизнь, надо сказать…

Мы не разговариваем. Она так и не сумела понять и принять, что я могу быть без нее, что ее исчезновение из моей жизни не повергнет меня в шок. Веселости своей я не утратил, стал только сильно терять волосы.

Но я ведь без всего могу. И без нее.

Потому, в связи с тем, что не имею возможности поздравить тебя с твоим днем рождения даже по телефону, поздравляю в самом ценном, что у меня есть, — в моем дневнике.

От всей души желаю счастья, удачи и здоровья. И пусть тебе встретится хороший человек. Как ты хотела, на всю жизнь — один.

Такой, каким, ты надеялась, стану для тебя я. Прости меня, пожалуйста, за самое тяжелое прегрешение, которое может совершить близкий человек, — за твою несбывшуюся надежду. Надо будет за тебя умереть — только свистни. Или прошепчи. Одними губами. Выдохни. Я услышу!

Но умереть — не жить.

Свирепею.

Многое навалилось сразу и многое еще предстоит.

Первое. В танцхаусе борьба за власть окончилась моей победой. Надолго ли — не знаю, но теперь никто, включая директора, не имеет права вмешиваться в работу команды секьюрити. Все замечания, пожелания, претензии принимаю я, лично.

Только так и согласен работать дальше.

Второе. Выволок за шкирку начавшего понтоваться перед моей закусочной куклуксклановца из германского отделения. Кого только в танцхаусе не встретишь! Нацик потребовал извинений. Пригрозил вызвать свою бригаду для сноса дискотеки.

— Ну, попробуй.

— Все, индеец, война объявлена! — И он стал орать в мобилу наш адрес.

Я пыхтел, налегая на дверь:

— Война — это моя работа.

Приготовил охранников к возможному набегу.

У Михаэля вспотел лоб и брови встали домиком.

Я сунул ребятам рации, чтобы срочно вызвали меня, если что, из пиццерии. И уже через пятнадцать минут, сунув обратно деньги потенциальному покупателю, мчался ко входу в танцхаус. Оказалось, Михаэль проверил исправность устройства. Я наорал на него, отобрал рацию и отдал Енцу. Еще через полчаса рация задергалась снова. Уронив десять евро на пол (тут же исчезли), несусь к двери. Стоит смущенный Енц: нацист новой генерации, не дождавшись подкрепления, решил с ним подискутировать и снова стал ломиться в дверь. Енц послушал его немного, а потом так врезал под дых, что нацик заблевал весь порог. Удивляться не приходится — Енц в 2006 году занял второе место в Германии по бодибилдингу.