Юрий Мухин - Убийство Сталина и Берии. Величайшее преступление XX века Страница 26

Чтобы в плен сдался или пропал без вести один советский офицер, нужно было убить 14 офицеров, чтобы сдался или пропал без вести один советский солдат, нужно было убить 10 солдат. Генералы и тут всю статистику портят, но и у них результат все же лучше, чем при царе.

Следовательно, при коммунисте Сталине боевая стойкость генералов была в 6,5 раз выше, чем при царе, боевая стойкость офицерства была в 8 раз выше, а стойкость солдат в 17 раз!

Вот это была русская армия!

Каков, как говорится, поп, таков и приход, или, перефразируя, каков строй, таков и настрой.

За счет чего снижали цены

Но вернемся к снижению цен. Снизить цены в принципе несложно, для этого надо снизить затраты труда на эту продукцию. Для снижения затрат нужно, чтобы те, кто производит продукцию, производили ее в единицу времени больше, а труд, заложенный в сырье, материалах и энергии, экономили. Все просто, но…

Тупая скотина этого сделать не сможет, снизить затраты труда могут только умные, талантливые люди. И если при Сталине страна в тяжелейших условиях, но в кратчайшие сроки резко рванула вперед, то это означает, что в указанное время в стране была масса умных людей. И это действительно так, поскольку Сталин придавал уму граждан СССР огромное значение. Он был умнейший человек, и ему было тошно в окружении дураков, он стремился, чтобы вся страна была умной.

База для ума, для творчества – знания. Знания обо всем. И никогда столько не делалось для предоставления людям знаний, для развития их ума, как при Сталине.

Я начал учиться в школе через три года после смерти Сталина, нам уже не преподавали ни логику, ни Конституцию СССР, но в общем ни школа, ни общие порядки в ней еще не сильно изменились. Что характерного было в той, в сталинской школе?

Внутренняя убежденность каждого ученика, что нужно учиться, быть умным. Учились не для получения аттестата, а для получения знаний. Когда мы, дети, вечером покидали здание школы, классные комнаты старших классов заполняли взрослые и даже пожилые люди – начинались занятия вечерней школы, школы для работающих.

Учителя давали знания и требовали их понимания, а не заучивания. Если ученик по тупости или лени не осваивал программу (хотя бы по одному предмету), его оставляли в том же классе на второй, на третий год. До седьмого класса 2–3 второгодника в любом классе было обычным явлением. После седьмого класса масса ребят (второгодники обязательно) шли в фабрично-заводские училища и начинали учиться, если хотели, в 8-м классе уже вечерней школы. Десятилетку дневной школы заканчивали действительно способные или работящие ребята. Все учителя вели кружки по своим предметам, во всем было стремление научить детей искать знания самостоятельно, научить думать.

Такой вот пример. Самой богатой по книжному фонду у нас была районная детская библиотека, кроме того, в ней можно было (отстояв очередь) выбирать книги самостоятельно. Но был такой порядок. Разрешалось брать три книги: одну по своему выбору, какую хочешь, одну на украинском языке, вне зависимости от того, в какой школе учишься – русской или украинской, и одну научно-популярную. Никаких замен не разрешалось: не хочешь брать на украинском и научно-популярную – бери одну. Стоять в очереди из-за одной книжки было обидно. Так, почти насильно, вкладывались в детей знания, и просто удивительно, сколько в те годы писалось для детей в доступной форме обо всем: от того, как живут муравьи, до того, как устроена Вселенная.

В старом фильме «Карнавальная ночь» одна из шуток построена на том, что на новогодний вечер приглашен лектор с лекцией «Есть ли жизнь на Марсе?». Для новогодней ночи это перебор, это смешно, но это пример того, какие мероприятия, кроме фильмов и джаза, привлекали людей той поры.

Диспуты, дискуссии были обычным явлением, и практически не было тем, по которым нельзя было спорить, не было лиц, чьи мысли и высказывания нельзя было обсудить. Не обсуждалась уместность Советской власти – власти трудящихся, все остальное можно было обсуждать.

Журнал «Вопросы философии» активно приглашал всех обсудить ошибки и недостатки теории относительности Эйнштейна. При Хрущеве Академия наук СССР запретила ее обсуждение, и физика зашла в глубокий тупик, за 50 лет не дав людям ничего, кроме никому не нужных и дико дорогостоящих исследований.

При Хрущеве то же произошло и с генетикой. После открытия ДНК в 1955 г., когда стала ясна правота Лысенко, генетики произвели прямо-таки шулерский подлог – они стали утверждать, что участки ДНК – это и есть те пресловутые отдельные частички диаметром 0,02 – 0,06 микрона (гены), существование которых они доказывали, но умственное состояние нынешнего населения таково, что ему это уже и не интересно. Ведь смешно. Микробиологи, которых идиоты называют генетиками, затрачивают миллиарды долларов и создают «генетическую» копию овцы. А у тех, кто платит деньги за столь дикие опыты, не приходит в голову простая мысль спросить: а зачем эти деньги потрачены? Ведь племенной баран за полминуты создаст вам овцу гораздо лучшую, чем эта клонированная. 60 лет «генетики» тратят миллиарды на свои исследования, а те, кто действительно улучшает растения и скот (селекционеры), хором утверждают, что им эти «генетические» исследования никогда не были и даром нужны [118].

Почитайте «Экономические проблемы социализма в СССР». В этой книге простые экономисты не боятся критиковать Сталина, и Сталин терпеливо объясняет им их заблуждения. В частности, в том, что нельзя навязывать крестьянам заботу о технике. Техника должна быть сосредоточена не в колхозах, а на машинно-тракторных станциях (МТС) у специалистов-механиков, которые по требованию специалистов-агрономов (крестьян) обработают землю и уберут урожай так и тогда, как и когда крестьяне укажут [119]. Между прочим, в то время Лысенко стремился сделать каждого крестьянина селекционером, сделать труд крестьян творческим. В колхозах строились агропромышленные избы, колхозники учились приемам селекции – опыления, прививке, работе с сортами.

И именно творческий труд десятков миллионов работников производительного труда позволил СССР встать на ноги так быстро, позволил резко опережать Запад.

Стремление к знаниям, к творчеству у советского народа оставалось очень долго. Когда в 1985 г. Горбачев официально провозгласил алчность нормой жизни, алчные интересы у населения стали превалировать над человеческими. Тиражи научно-популярных изданий стали падать, а желтой прессы, типа «Аргументов и фактов» или «Огонька», стали расти. Тем не менее даже в 1989–1990 гг. на журнал «Наука и жизнь» подписывалось около 2,3 млн. человек, «Техника – молодежи» – 1,5 млн., «Радио» – 1,5 млн., «Юный техник» – 1,7 млн., «Юный натуралист» – 2,9 млн. Даже такой журнал, как «Моделист-конструктор», имел тираж 1,7 млн. [120]. И только окончательная победа негодяев в 1991 г. погубила эти издания, подавляющую массу населения России все, кроме жрачки и траханья, перестало интересовать, перестало интересовать даже то, что и тем и другим они стали заниматься меньше, чем в СССР.

Испокон веков, когда заканчивалась работа, русский человек, не зная, чем себя занять, пил. Сталин с водкой не боролся, он боролся за свободное время людей.

Любительский спорт был развит чрезвычайно, и именно любительский. Каждое предприятие и учреждение имело спортивные команды и спортсменов из своих работников. Мало-мальски крупные предприятия обязаны были иметь и содержать стадионы. Играли все и во все. А сослуживцы искренне болели за своих коллег. Команды состояли из спортсменов всех возрастов. Такой вот близкий мне пример: первый директор Актюбинского завода ферросплавов, построенного в годы войны, играл в заводской футбольной команде почти до пенсии, а его зять (мой товарищ), работая плавильщиком, выступал в конно-спортивных соревнованиях. Мой старший брат участвовал в гонках на яхтах, и поскольку он был на 8 лет меня старше и был мне нянькой, то у меня от детства остались в памяти гул парусов и романтические слова типа «оверштаг», «бакштаг», «фордевинд».

Не менее были развиты и все виды художественной самодеятельности. Если стадионы или водные станции требовались не от каждого предприятия (это все-таки дорого), то клуб, если не Дворец культуры, обязаны были иметь все. А в этих клубах силами местных работников создавались и драмтеатры, и певческие коллективы, и масса других кружков: от кройки и шитья до бальных танцев. Каждое предприятие имело свой оркестр, по меньшей мере духовой.

Сейчас мало кто даже из взрослых сможет объяснить, почему во всех городах СССР от сталинского времени остались парки. А ведь они изначально предназначались для массового отдыха людей. В них обязательно должны были быть читальный и игровые залы (шахматы, бильярд), пивная и мороженицы, танцплощадка и летние театры. Зимой – катки. И по праздникам и выходным, принарядившись, вся округа стекалась в парки и отдыхала в массе, в обществе. После Сталина власть стала бояться скоплений народа, не окруженного милицией или войсками. Парки вырождались.