Евгений Додолев - «ВЗГЛЯД» - БИТЛЫ ПЕРЕСТРОЙКИ. ОНИ ИГРАЛИ НА КРЕМЛЁВСКИХ НЕРВАХ Страница 27

Карточку у неё украли какие-то ялтинские мальчишки. Что не очень её огорчило. И не очень обрадовало, когда заветный кусочек пластика ей вернули на следующий же день. То ли пацаны не знали, как воспользоваться диковинным платёжным инструментом, то ли им объяснили, у кого АmЕх похищен.

Маленькое приключение

То, что Негода с Толстиковым нашли-таки себе в разгар курортного сезона какое-то левое пристанище на горе, всем оказалось на руку. Потому что Макаревич первые несколько ночей вообще спал внизу, на пляжном лежаке, что было, конечно, очень целебно (убаюкивающий рефрен прибоя + насыщенный черноморским йодом бриз), но и несколько стрёмно.

На смену сонной советской эпохе шли лихие 90-е. Укромный заповедный пляж Никитского ботанического сада потихоньку превращался в место ночных стрелок для здешних бандитов. Покуривая ночами на балконе, мы наблюдали, как там, внизу, неслышно съезжались неброских цветов «девятки», шустрили тёмные фигуры, пусть изредка, но постреливали.

Короче, за Макара мы беспокоились. Так что Костя организовал обитель для легенды нашего рока в каком-то здании на территории сада. Точно не вспомню, что-то вроде общежития для служащих Приморского или Нижнего сада. Там были гипсовые колонны и не было пресловутых «удобств»: душевые располагались на первом этаже, причём прикольно, что в стиле унисекс, то есть не делились на мужские и женские, а функционировали по принципу «кто первый встал, того и тапки».

А с бандитами вышла раз история. Не припомню уже почему, но как-то часа в три ночи мы втроём – Макаревич, Эрнст и я – выходили из остывающей после ресторанного угара «Ялты». И прямо на выходе молодой «боец» демонстрировал свой новенький парабеллум смешливой официантке, с вдохновением курившей косяк. Хозяева города, хозяева момента. Никого не боялись. Макаревич привлёк внимание бандита своей узнаваемой причёской а-ля Джимми Хендрикс. А раздражение, кажется, вызвал всё же Костя. Своим без малого двухметровым ростом, это во-первых. А во-вторых – по нему совершенно не было видно, что он выпимши. Что с учётом времени и места казалось, видимо, просто оскорбительным. Подозреваю, что именно из-за внушительных габаритов и твёрдой походки будущий вождь отечественного ТВ пригрезился обладателю огнестрельной игрушки телохранителем рок-звезды Макаревича, что подействовало на «быка» как алое полотнище матадора.

Откуда-то взялись ещё двое братков. Тоже со стволами. С холодными, ощупывающими глазами. Бритыми затылками, лаконичными чёлками. Затеялся мутный и скользкий базар. Который закончился предложением подвезти нас домой, в заповедную нашу обитель. Ясно, что это было из тех предложений, от которых не принято отказываться.

У них была какая-то не очень новая, но всё же иномарка, что по тогдашним меркам, по-моему, достаточно круто. Так сложилось, что я оказался на штурманском месте и показывал водиле дорогу к тайному пансионату. На заднем сиденье между двумя укуренными «пацанами» стиснули невозмутимо подрёмывающего Макара и Ботаника, который без удержу гарцевал на тонком льду столичного стёба, ведя с вооружёнными отморозками беседу на грани провокации. Хотя, казалось бы, мы все должны были резко протрезветь, поскольку быть застреленными в те годы было значительно проще, чем найти экземпляр журнала Playboy с Негодой. Под занавес старший бритоголовый с заднего сиденья, который всю дорогу благоухал чесноком и тыкал мне в затылок потёртой волыной, спросил у меня домашний адрес, пообещав приехать в Москву «навестить». Я назвал настоящий. Как флегматично заметил Эрнст следующим утром, во время позднего завтрака в нашей солнечной академстоловке, – правильно сделал:

– А если бы ты спиздел, он бы это точно почуял…

– …И нас бы тогда пристрелили, – лукаво жмурясь, добавил Андрей Вадимыч, который даже в столь ранний час умудрялся найти какую-то субстанцию для опохмела.

Это ночное приключение никоим образом не остудило наш пыл: мы по-прежнему совершали ночные вылазки в курортную Ялту, умудряясь при этом не пропускать божественно вкусные завтраки, которые стряпала светлокожая, коротко стриженная блондинка Таня, про которую бдительный Эрнст превентивно всем вожделеющим объяснял: она замужем.

Маленькая неприятность без больших последствий

Саша Любимов к тому времени уже свалил в Москву. Пролив здесь немало крови.

У него вообще какие-то кровопотери фатальные на протяжении всей жизни. 18 марта 2005 года на 33-м километре Дмитровки «Мерседес-320» Любимова выехал на встречку и врезался в «Ровер» Юрия Завалишина. В результате – вывих пальцев левой стопы, у пассажира – открытый перелом левой голени. Мне Саша рассказывал, как он истекал кровью на заднем сиденье и с профессиональным любопытством репортёра наблюдал одновременно за мёртвой пробкой, по которой «скорая» не прорвётся, и за процессом наполнения тёмной солёной влагой коврика в его ногах, пытаясь вычислить объём резинового корытца и соотнести этот расчёт с тем медицинским фактом, что потеря двух литров крови приводит к летальному исходу. Он всегда относился к травмам по-легионерски. Я никогда не видел его паникующим или истерящим. Победителем рождён, Фортуною взлелеян…

Возвращаюсь к мегакровавому инциденту в Никитском. Телефоны в пансионатовских номерах поставили позже, а тогда наличествовал только аппарат на стойке дежурного, внизу. И ещё один в чудо-лифте, на случай если кто-нибудь из академиков там застрянет.

С первого этажа вдоль левой стороны фасада поднималась лестница. Лестничные площадки от жилых этажей отделяли стеклянные стены, в которые врезаны были стеклянные же двери.

И оба этих обстоятельства (телефон + стена) едва не стоили самому харизматичному ведущему «Взгляда» жизни.

Люби (с ударением на «ю»; так его в ту пору звали все приятели) был очень, факт, деятельным. Отправляясь тем летом с нами в Никитский, заставил присягнуть на верность здоровому образу жизни. Который трактовался как непременная утренняя пробежка с последующим плаванием кролем. До завтрака, само собой.

Потом уже было позволено легкомысленно бухать дешёвое разливное вино, ошпаривать себя черноморским ультрафиолетом, окрашивать лёгкие никотином, трескать недожаренные шашлыки на набережной, практиковать незащищённый секс с полоумными студентками и делать множество других летних вещей, категорически полезных для оттачивания кармы. Но до завтрака – полчаса спорта. Хотя бы полчаса.

В первый день Александр Михалычу было единодушно отказано в джокинг-компании с мотивом «вчера же только прилетели, блин». Во второй – на основании тотального обгара конечностей. Ну а на третий… уже по сложившейся традиции.

Любимов рассекал по утреннему саду соло, путая глупых пернатых и полусонных ящериц. За завтраком ворчал, стебался, клеймил нас позором, обвинял в предательстве интересов гласности и перестройки, всячески хотел в Москву и требовал от нас компенсаций в виде посильного участия в программе «Взгляд», что всерьёз тогда никем не было воспринято.

Я совершенно не понимал, зачем надо остервенело бегать ранним утром, когда можно сколь угодно плавать днём. Тем более что вечерами все упивались так же, как в Москве. Только вот вино здешнее было вкуснее и дешевле.

Однажды, когда мы, вернувшись с ужина, болтали, сидя на балконе, и лениво любовались огнями вечерней развратной Ялты, смешивая аромат реликтового можжевельника с ядовитым дымом болгарских сигарет «Опал», дежурный, деликатно постучав в дверь, сообщил:

– Любимова к телефону, Лысенко из Москвы.

Саша, ждавший звонка руководителя «Взгляда», стремительно ломанулся на выход. Слишком быстро. И неправильно. Траекторию не выстроил. Через мгновение раздался ужасающий грохот, немузыкальный звон, стенания и мат. Переглянувшись, мы вскочили, едва не опрокинув столик с южными яствами. Костя распахнул дверь номера. На лестнице, метрах в пяти-шести от нас, покачиваясь, живописно сползал по стене окровавленный Люби: эритроциты хлестали из десятков порезов, разукрасивших двухметровую стать ведущего. Саня просто прошёл сквозь прозрачную стену, порезав, как тогда казалось, все артерии своего могучего организма. Он шарил руками по загорелому корпусу, растерянно пытаясь перекрыть хлещущую кровь, которая превратила его полосатые шорты в алые. Ни у меня, ни у Кости в тот момент не было сомнений, что страна лишилась своего ТВ-кумира: столько красной влаги мы видели только в голливудских боевиках. Липко-красным залито было всё: стена, лестница, площадка. Пара тонких багровых ниточек украсила даже потолок.

Напомню, что тайный пансионат располагался на границе заповедника, в самом глухом закоулке Никитского ботанического сада. Никакая «скорая» не нашла бы этот зашифрованный оазис за полчаса, которые отведены были пострадавшему.