Владлен Измозик - «Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века Страница 28

Особой заботой стал контроль за перепиской декабристов, отправленных на каторгу в Сибирь и сосланных на Кавказ. По соглашению Почтового департамента, III Отделения и министра внутренних дел в 1826 году император повелел, чтобы вся корреспонденция лиц, отправленных в Сибирь и состоявших под гласным надзором полиции, «была выдаваема им и принимаема от них на почту через начальников губерний». Для этого из Министерства внутренних дел в Почтовый департамент присылались списки сосланных «государственных преступников»354. Таким образом, чтение данной корреспонденции не являлось перлюстрацией, а относилось к цензуре. Но одновременно вставали вопросы: как быть с письмами, которые могли быть отправлены через знакомых? как быть с письмами людей, привлеченных по делу 14 декабря, но в отношении которых последовали административные меры – разжалование в рядовые, отправка в действующую армию на Кавказ и т. п.?

Еще до завершения суда над декабристами, в апреле 1826 года, Николай I повелел организовать наблюдение за «перепиской государственных преступников, переведенных в Кавказский корпус и другие места солдатами». А.Х. Бенкендорф 19 апреля сообщил А.Н. Голицыну, что Главный штаб подготовил список подобных лиц, а государь указал «сделать по Почтовому ведомству распоряжение о наблюдении за частною перепиской тех лиц». В случае несогласия с высочайшим повелением единственной возможностью для главноуправляющего Почтовым департаментом представить свои возражения был всеподданнейший доклад. И Голицын 2 мая 1826 года такой возможностью воспользовался.

Он указал, что на тот момент перлюстрация производилась в Петербурге, Москве, Вильно, Брест-Литовске, Гродно, Каменец-Подольске и Радзивилове. Список же лиц, чья переписка должна наблюдаться, включает 178 человек, которые «рассеяны по всему государству». Отсюда встает ряд практических вопросов. Во-первых, должны ли так называемые почтовые места присылать письма этих лиц только в Санкт-Петербург или и в другие пункты, где производится перлюстрация? Во-вторых, наблюдение за перепиской требует просмотра не только писем к этим лицам, но и от них, так как «сие последнее еще важнее». Но в последнем случае «нет возможности узнать, что письмо, подаваемое на почту для отправления, идет от лица, состоящего под таковым надзором», ведь письмо может подать на почту «другой, а если и сам подает, то почтовые чиновники лично знать всякого из них никак не могут». В-третьих, при сообщении имен этих лиц в почтовые места «по пребыванию или жительству их, встретится величайшее затруднение наипаче о состоящих на военной службе» – местонахождение военных указано в полках 1‐й, 2‐й армий или Отдельного корпуса, но это «может иногда относиться к некоторому пространству, на коем тот полк или команда расположены», а движение полков и воинских команд почтовым местам не известно. Наконец, отставные чиновники, помещики и иные лица могут посылать письма через другие почтовые места или менять место жительства.

Поэтому князь предлагал послать данный список только туда, где проводится перлюстрация, и приказать наблюдать за корреспонденцией, «которая до них [перлюстрационных пунктов] доходить будет». В результате император одобрил его мнение355.

Кроме того, московский почт-директор А.Я. Булгаков 16 ноября 1826 года предложил для контроля за перепиской в Сибири учредить перлюстрацию в Тобольске, через который шел основной почтовый тракт. 21 ноября эту мысль одобрил император. В результате на основании обсуждения петербургским и московским почт-директорами было разработано и 16 декабря 1826 года утверждено Николаем I «Положение для учреждения при Сибирском почтамте Секретной экспедиции» «для наблюдения за перепискою сосланных в Сибирь государственных преступников и их жен». Штат секретной экспедиции состоял из четырех человек: старший чиновник, его помощник и два младших исполнителя. Руководителем был назначен «служащий по такой же экспедиции в Москве титулярный советник [А.И.] Бан». Остальных предлагалось подобрать в Сибирском почтамте с условием, что Бан их обучит. Булгаков подготовил для Бана особое наставление356. Сравнивая данные «Адрес-календарей» 1826 и 1828 годов, выскажу осторожное предположение, что помощниками Бана могли стать состоявшие «при разных должностях» Ф.И. Зеленцов, Д.Н. Капустин, Н.Я. Каргопольцев. Кстати, А.И. Бан к 1828 году из титулярного советника (девятый класс) стал уже асессором (восьмой класс)357.

Еще два «черных кабинета» в Сибири были созданы повелением императора от 5 июня 1834 года в Тюмени и Иркутске. Дело в том, что в конце 1833 года последовало донесение томского губернского почтмейстера М.М. Геденштрома «об открывшемся покушении поляков произвесть бунт под руководством государственного преступника [О.‐Ю.В.] Граббе-Горского». Обязанности перлюстраторов были возложены на почтмейстеров. Например, томскому почтмейстеру было дано указание, чтобы «получаемые в Томске и оттуда отправляемые письма, кои заключают в себе зловредные умыслы или вообще такие дела, для отвращения коих необходимо принятие скорейших мер на месте, были доводимы до сведения томского гражданского губернатора». Губернатору Е.П. Ковалевскому последовало наставление, чтобы «ни в каком случае никому объявляемо не было, что таковые сведения получаются от Почтового ведомства». В конце 1835 года губернатором назначили генерал-майора Н.А. Шленева, и в ходе всеподданнейшего доклада 26 января 1836 года было дано согласие ввести его в курс секретного дела358.

Новый толчок к расширению службы перлюстрации дали восстание в Польше 1830–1831 годов и положение на Кавказе, который также стал местом ссылки для многих «неблагонадежных». Рост перлюстрации шел по двум направлениям. Во-первых, увеличение объема просматриваемой корреспонденции. Первоначально высочайшим повелением литовскому и московскому почт-директорам было предписано направлять всю корреспонденцию из Царства Польского в Санкт-Петербургский почтамт. Директор почтамта должен был по рассмотрении этих писем в секретной экспедиции представлять главноначальствующему над Почтовым департаментом реестр по нескольким позициям: (1) письма, подлежащие уничтожению, «как содержащие в себе что‐либо сомнительное или вредное»; (2) письма по коммерческим делам, с деньгами (их следовало опять запечатать и доставить по адресам). Письма из России в Царство Польское должны были доставляться в один из трех почтамтов: Санкт-Петербургский, Литовский и Московский. После просмотра письма, не содержавшие «ничего сомнительного», должны были доставляться по назначению.

Затем по соглашению генерал-фельдмаршала И.И. Дибича, возглавившего подавление польского восстания с конца 1830 года, с главноуправляющим Почтовым департаментом А.Н. Голицыным и с высочайшего разрешения литовскому почт-директору А.И. Бухарскому было дано предписание просматривать всю корреспонденцию из Царства Польского. Копии или выписки «из тех писем, кои относятся до связей жителей губерний, состоящих в военном положении, с жителями Царства Польского и заключают сведения о настоящем положении дел в сем Царстве», должны были доставляться графу Дибичу. Главнокомандующий получил право оставлять у себя при желании и оригиналы писем. При учреждении Полевого почтамта все ближайшие почтовые места должны были доставлять туда всю корреспонденцию из Царства Польского и обратно. Десятки копий с писем, в том числе на польском, французском и немецком языках, из Варшавы, в Варшаву и в другие города доставлялись в 1831 году военному министру А.И. Чернышеву359.

При этом служба перлюстрации столкнулась с неожиданным затруднением, о чем Голицын поспешил известить А.Х. Бенкендорфа. 12 декабря 1830 года князь сообщал: «Полученные в здешнем и Московском почтамтах три письма на еврейском языке, будучи по здешним обстоятельствам открыты для просмотра, не могут быть переведены по неимению переводчиков с сего языка». Далее следовала просьба перевести эти письма на русский язык и вернуть их почтовым перлюстраторам. 20 декабря в III Отделение было направлено еще тридцать шесть таких писем. Но тамошние специалисты не торопились с их переводом, что взволновало князя. 4 января 1831 года он писал Александру Христофоровичу:

…долговременное задержание на почте не может долго быть укрываемо, так как многие из… сих писем, по связям дел торговых и других, заставляют получателей здешних непрестанно справляться в Почтамте о получении их; тем более, что иные из них с документами. <…> Сверх того получено вслед за ними… еще гораздо более еврейских писем, кои все удержаны… чтобы по возвращении от Вас прежде посланных, препроводить и сии для перевода. <…> Скорое доставление всех сих писем… необходимо для укрытия по возможности производимого за ними надзора.