Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки Страница 29

Бобу нравилось всё делать стильно. Отныне никто не пил из бумажных стаканчиков — только из стеклянных. В течение рабочего дня он никогда не употреблял алкоголь, но строго придерживался принципа — «Ну что, пяти там ещё нет?». И группа точно знала, что дневная съёмка вот-вот закончится, стоило Бобу отправить администратора за его первым стаканчиком «Катти Сарк». Во хмелю Олтмен мог вести себя отвратительно. Рассказывает Томпсон: «Всё вроде бы ничего, сидим поддатые, шутим, всем весело, и вдруг Боба клинит и он начинает тебя доставать: «Я выведу тебя на чистую воду, знаешь, что у тебя за душонка…» Что тут остаётся делать — расстроиться да уйти. Когда напитки готовил я, то Бобу обычно наливал воду, а сверху чуть-чуть виски и осторожно, пока жидкости не перемешалась, передавал ему. Тогда он выпивал, считая, что пьёт чистый скоч». «Что бы ни говорили о закидонах и бурной жизни Боба, я могу сказать, что в тот период ни разу не видел, чтобы его образ жизни помешал работе. К пяти утра он приходил в себя, а в шесть был в кабинете», — добавляет Литто.

Олтмен обожал азартные игры и мог ни с того ни с сего сорваться в Лас-Вегас. Однажды с ним поехал приятель со своей подружкой. Он пришёл в номер Олтмена в отеле «Сэндз» и увидел режиссёра, сидящим на ковре в окружении разбросанных повсюду 100-долларовых купюр — Боб выиграл тогда пять тысяч. По его словам, имел место такой диалог:

— Я дам тебе за девчонку вот такую бумажку, — сказал Олтмен и поднял с пола сотенную.

— Ты спятил? Даже не мечтай!

— Тогда я дам за неё две бумажки!

Олтмен поглощал «травку» не хуже представителей гернзейской молочной породы скота. Томпсону и остальным друзьям стало жить полегче — кайф от наркотиков у него не сопровождался теми мерзостями, что происходили при алкогольных возлияниях. Так, стремглав пробежав предыдущую дистанцию, Олтмен оказался в 60-х. Он отрастил волосы, какие остались, отпустил бороду, стал носить «водолазки», восточные халаты, анки [59] и бусы.

Несмотря на то, что у Олтмена уже были собственные помещения для съёмок, конец 60-х иначе, как тёмным периодом в его творческой жизни, не назовёшь. Он отказался от телевизионных постановок, решив полностью переключиться на полнометражные игровые картины. День напролёт в кругу приятелей он смотрел эпизоды из старой «Схватки», глуша любимое виски «Катти Сарк». Он много играл, рассчитывая разжиться деньгами, но походя проматывал средства, которые Кэтрин получала на содержание дочки. Пьянство затягивало, он стал набираться так, что домой из ресторана его приносили на руках.

В 1968 году, благодаря стараниям Литто, Олтмен получил картину «Холодным днём в парке». Как замечает сам агент, «никто не хотел снимать кино с Бобом Олтменом». Наконец, Литто удалось уговорить финансировать проект Дональда Фактора, наследника огромного состояния косметической империи. На главную роль претендовал Николсон, но режиссёр посчитал его слишком старым. Помощником режиссёра назначили Гарольда Шнайдера, но Олтмен его терпеть не мог и тут же уволил. Съёмки проходили в Ванкувере. Боб не мог удержаться от того, чтобы не снимать вне декораций, так, чтобы пощипать перышки актёрам. Говорят, что он любил «интеллектуальные игры», был не дурак, что называется, замутить поганку, пусть и не по правилам, но добиться реакции. Например, пересказать актрисе, о чём шепчутся у неё за спиной. Причём часто всё выдумывал сам и делал это исключительно смеха ради.

Через неделю после своего назначения Кэлли получил телеграмму из Сан-Франциско: «Меняйся или убирайся вон». Подпись гласила — «Фрэнсис Форд Коппола, «Американский калейдоскоп». Коппола давно сотрудничал с компанией «Уорнер», в том числе ставил «Радугу Файниана». Проект оказался провальным, но, что ещё хуже, он абсолютно не отвечал представлениям режиссёра о самом себе как о кинохудожнике. И Коппола сделал выбор — он решил вернуться в обойму единомышленников, наплевать на павильоны и декорации и начать снимать фильмы по-своему. Из детства ему запомнился случай, когда мать после ссоры с отцом неожиданно исчезла из дома и пару дней провела в мотеле одна. Этот случай лёг в основу его фильма «Люди дождя». Сценарий он написал во время съёмок «Радуги Файниана», а поставил картину летом 1968 года. Коппола всегда придерживался правила сразу выжимать из студии максимум, чтобы отрезать хозяевам путь к отступлению и гарантировать реализацию проекта. Подобная тактика сработала и в случае с «Людьми дождя», с той лишь разницей, что для запуска производства ему пришлось вложить и собственные средства. «В те времена вложить свои двадцать тысяч было круто, все удивлялись, — рассказывает Уолтер Мёрч. — Но именно в таких поступках и проявлялся гений Фрэнсиса — не просто спуститься по трапу, а пройти по канату, сделав вид, что вот-вот сорвёшься, зависнуть в воздухе так, чтобы акулы тебе пятки пощипывали, да ещё и подразнить: «Эй, ребята, сюда, здесь такой кайф!». В конце концов, Коппола убедил «Уорнер — Севен артс» профинансировать картину. «Фрэнсис умудрялся продавать мороженое эскимосам, — с восхищением замечает Лукас. — Логику его аргументов дополняло богом данное обаяние. Теперь я знаю, что за люди были великие цезари прошлого, понимаю магнетизм их личности».

Фильм «Люди дождя», как и «Беспечный ездок», рассказывал о путешествии, правда, теперь в другом направлении — с Востока на Запад. Коппола с Лукасом были согласны с Хоппером и Фондой, что ставить и монтировать картины в Голливуде больше нельзя. Появление нового, более лёгкого оборудования дало им возможность выйти на дорогу, начать поиски «истинной» Америки, снимать сюжеты из жизни реальных людей. (Коппола намеренно не называл свой фильм документальным, чтобы избежать необходимости привлечения в съёмочную группу членов профсоюза.) Итак, коллектив человек в двадцать погрузился в автофургоны и покинул Нью-Йорк. Среди участников группы была и худощавая девушка-подросток по имени Мелисса Мэтисон, которая в последствие выйдет замуж за Харрисона Форда, а за сценарий фильма «Инопланетянин» будет номинирована на премию «Оскар». Мелисса с 12-ти лет сидела с малышами семейства Копполы и привыкла устраивать детские догонялки, пока взрослые дяди обсуждали кино.

В документальной ленте Лукаса о съёмках «Людей дождя» есть эпизод, в котором Фрэнсис, совсем как Хоппер, кричит в телефонную трубку, обращаясь к кому-то на студии: «Система обрушится под собственным весом! Она нас не подведёт!».

По дороге Коппола и Лукас общались, а их рассуждения мало чем отличались от идей Шнайдера и Рэфелсона. «Фрэнсис рассматривал «Калейдоскоп» как альтернативу, куда он за гроши мог бы привлечь массу талантливой молодёжи, ставить картины и надеяться на то, что хотя бы одна станет хитом, а потом на тех же принципах создать настоящую студию, — вспоминает Лукас. — Конечно, наши идеи были настолько революционны, что в рамках существовавших студий об их реализации не могло быть и речи. Создание «Калейдоскопа» ознаменовало исход из Голливуда и демонстративное заявление: «Мы не хотим быть частью Системы. Мы не хотим ставить фильмы по вашим лекалам. Мы хотим делать совершенно иное кино». Для нас самоценны были картины, а не контракты и производство коммерчески выгодной продукции». Вот что в связи с этим добавляет Джон Милиус, который пока оставался в Голливуде, но тоже не смог устоять перед притягательностью идеи «Калейдоскопа»: «Фрэнсис собирался возглавить новый порядок, отличный от прежнего. Отныне руководить всем станет художник».

Закончив съёмки «Людей дождя», Коппола уехал в Данию, где посетил компанию «Латерна филмз», которая располагалась в большом особняке на берегу моря. Он был потрясён увиденным там новейшим оборудованием студии и шикарными девушками. Судьба режиссёра была решена. На торговой ярмарке в Кёльне Коппола, не задумываясь, за 80 тысяч долларов приобрёл монтажные и микшерские пульты последних моделей. У него не было ни денег, чтобы расплатиться, ни места, где разместить покупки.

Жена Копполы Элеонора не хотела, чтобы её дети росли по понятиям Голливуда, а Фрэнсис не хотел оставаться заложником студийной политики. Больше всего его угнетал процесс озвучания, которым по старинке занимались после съёмок. Интуитивно он чувствовал, что при творческом подходе звук способен внести более весомый вклад в общий успех картины. В результате семья решила обосноваться в Сан-Франциско. «Думаю, Фрэнсис покинул Лос-Анджелес потому, что не хотел оставаться на положении маленькой рыбки в огромном водоёме — куда лучше стать карасём в маленьком пруду», — замечает Марша Лукас, которая отправилась на север вслед за Джорджем, чтобы стать полноправной участницей эксперимента мужа. Как бы там ни было, осенью 1969 года Фрэнсис открыл временную штаб-квартиру «Американского калейдоскопа» на двух этажах здания склада по адресу: улица Фолсом, 827. Для подготовки стен и рам наняли столяров из хиппи, но на следующий день пришлось снимать всю сухую штукатурку — ребята до того обкурились, что забыли про отвес. В качестве драпировки стен Элли выбрала оранжевую ткань, а для мебели — ярко-синюю. Из Европы привезла прозрачные надувные пластиковые диваны. Коппола установил в помещении стол для игры пул и автомат для кофе-эспрессо. В приёмной, за столом секретаря, в футлярах из майлара с большим вкусом были выставлены старинные калейдоскопы. Офис Фрэнсиса был обставлен в современном шведском стиле, предполагавшем в обязательном порядке кресла Имса [60] и ковёр золотистого цвета. Устроили студию звукозаписи и монтажную, отдел художественного творчества, костюмерную и кладовку для реквизита. В ядро группы, кроме Копполы, входили Лукас, вице-президент компании, и Мёрч. Из Лос-Анджелеса все приехали с семьями. При всей яркости своей натуры Коппола установил в «Калейдоскопе» одно незыблемое правило — никаких наркотиков. Этим кинематографисты из Сан-Франциско заметно отличались от свихнувшихся на марихуане студийцев «Би-Би-Эс».