Владлен Измозик - «Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века Страница 3

В 1858 году о перлюстрации времен Екатерины II напомнил журнал «Библиографические записки». Здесь были помещены более полные, чем в 1820‐е годы, выдержки из записок А.В. Храповицкого, посвященные Г.Р. Державину. Под датой «18 декабря 1791 года» автор отметил: «Со гневом у меня и у Турчанинова [П.И. Турчанинов – кабинет-секретарь императрицы в 1791–1793 годах] спрашивали, почему знает граф Кобенцель [Л. фон Кобенцель – в 1779–1800 годах посол Австрии в России], что Державину поручены мемории сената [Г.Р. Державин в декабре 1791 года стал статс-секретарем императрицы. Из-за болезни генерал-прокурора ему поручили просматривать кратко изложенные решения Сената и докладывать о них лично Екатерине II]. Он пишет о том в перлюстрации»27. В следующем номере журнала, в статье о Н.И. Новикове упоминалось письмо архитектора В.И. Баженова из Петербурга московским друзьям, которое было доставлено государыне (в письме говорилось о добром отношении наследника престола к масонам). Автор статьи также заметил, что «письма Шрёдера [барон Ф.В. Шрёдер – основатель ордена розенкрейцеров] до Новикова не доходили»28. Как я уже говорил, в 1862 году дневник личного секретаря Екатерины II А.В. Храповицкого был напечатан полностью. На многих его страницах содержались упоминания о чтении императрицей чужих писем как об одном из любимых и постоянных ее занятий29.

В 1870 году начал издаваться (с предисловием известного историка П.И. Бартенева) многотомный «Архив князя Воронцова». В книгах первой и второй публиковались бумаги графа М.И. Воронцова, и любознательный читатель мог найти в них немало интересного о перлюстрации при Елизавете Петровне, в частности о деле маркиза Шетарди30. В 1873 году эту тему, как указано выше, продолжил историк А.Г. Брикнер. Наконец, в 1874 году в журнале «Русская старина» была напечатана переписка «московских масонов», подвергшаяся перлюстрации при Екатерине II31.

Злую пародию на практику перлюстрации нарисовал М.Е. Салтыков-Щедрин в повести «Помпадуры и помпадурши»32. Н.С. Лесков, изобразив «почтового люстратора» в повести «Смех и горе» и напомнив о нем же в газетной статье «Нескладица о Гоголе и Костомарове (историческая поправка)», эзоповым языком рассказал читателям о практике перлюстрации в Киеве в 1850‐е годы33. Сталкивался с практикой вскрытия писем при Александре I и достаточно подробно написал об этом в 1829 году друг А.С. Пушкина, поэт, впоследствии товарищ министра народного просвещения и начальник Главного управления цензуры П.А. Вяземский. Его «Записка о князе Вяземском, им самим составленная» была передана через В.А. Жуковского начальнику III Отделения и шефу Корпуса жандармов А.Х. Бенкендорфу для Николая I и опубликована в 1879 году под названием «Моя исповедь»34.

В 1882–1883 годах Н.Ф. Дубровин опубликовал переписку российских государственных деятелей за 1801–1829 годы, а также письма политиков, генералов и английских дипломатических агентов при русской армии в период Отечественной войны 1812 года и заграничных походов. Читатели могли найти здесь немало прямых и косвенных упоминаний о перлюстрации частной и дипломатической корреспонденции в царствование Александра I35.

Упоминания о перлюстрации можно было найти и в тех письмах известных россиян, которые публиковались во второй половине XIX века в различных исторических журналах36.

Роль перлюстрации в деле маркиза Шетарди, разразившемся в 1744 году, показал В.А. Бильбасов в берлинском издании «Истории Екатерины Второй» (1900), подвергнув критическому рассмотрению официальную версию этого события37. Одновременно о работе «черных кабинетов» в конце XVIII – начале XIX века упомянул Н.К. Шильдер в своих монографических исследованиях о Павле I и Александре I38. В последующие годы появилось еще несколько публикаций, посвященных отдельным эпизодам или сюжетам из деятельности «черных кабинетов» в России. Например, Я.Л. Барсков подробно описал дело «московских масонов», опубликовав и секретные ранее донесения московского генерал-губернатора А.А. Прозоровского, а также московского почт-директора И.Б. Пестеля о перлюстрации переписки участников кружка39.

Все эти работы и публикации документов ограничивались временем до начала второй четверти XIX века и создавали иллюзию, что подобные действия власти остались лишь памятником истории. Тот же А.Г. Брикнер заканчивал свою статью о перлюстрации во времена Екатерины II фразой, что «в настоящее время такое учреждение едва ли могло бы иметь такую важность»40. В некоторых публикациях делались лишь намеки на существование перлюстрации и в дальнейшем, например при Николае I41. Даже в своих дневниках деятели, имевшие прямое отношение к этой тайне, практически не упоминали о ней. Так, П.А. Валуев, министр внутренних дел в 1861–1868 годах, проговорился в дневнике лишь однажды – 7 марта 1868 года он записал о своем преемнике А.Е. Тимашеве, что тот «предпочитает преимущества, которые дает черный кабинет, тем многочисленным и беспрестанным неудобствам, которые связаны с делами прессы»42 (Тимашев стремился передать периодическую печать из ведения МВД в Министерство народного просвещения). В этом плане удивительна публикация рассказов бывшего канцлера А.М. Горчакова, записанных М.И. Семевским весной 1882 года в Ницце. Они были напечатаны в журнале «Русская старина» в 1883 году. Горчаков весьма откровенно вспоминал о практике перлюстрации при Александре II. В частности, он указывал, что особо «расположены были к перлюстрации, находя, что она вызывается государственной необходимостью», князь В.А. Долгоруков (начальник III Отделения и шеф Отдельного корпуса жандармов в 1856–1864 годах) и И.М. Толстой (директор Почтового департамента МВД с 1 января 1863 года, затем, с 15 июня 1865‐го по 1866 год, министр почт и телеграфов). Бывший министр иностранных дел признался, что в его ведомстве «подбирали и подыскивали все ключи к дешифрованию писем». По его словам, мысль «о бесполезности и вреде вскрытия чужих писем» отстаивали он сам и граф П.А. Шувалов (начальник III Отделения и шеф Отдельного корпуса жандармов в 1866–1874 годах). Правда, воспоминания заканчивались на оптимистической ноте. Горчаков уверял, что в конце царствования Александра II «перлюстрированные письма уже не восходили до его величества», а «вслед затем, – вскрытие писем, так мне говорили, брошено и, как надо надеяться, навсегда»43. Безусловно, последние фразы едва ли могли ввести в заблуждение думающего читателя.

О том, что Александр II лично читал перлюстрированные письма, упоминалось в журнале «Русская старина» в 1891 году. Генерал-майор М.Л. Дубельт, сын Л.В. Дубельта, управлявшего III Отделением в 1839–1856 годах, вспоминал о вызове к императору в 1862 году. Государь спросил его как командира Отдельного кавалерийского корпуса, каково его мнение о начальнике 4‐й кавалерийской дивизии генерале С. в «политическом отношении». Дело в том, что генерал написал в письме фразу: «Все мы имеем недостатки, но у нашего государя их гораздо более, чем у кого‐либо другого». В ответ на слова Дубельта, что это недоразумение, Александр II воскликнул: «Я сам читал это письмо» – и добавил, что уже приказал военному министру Д.А. Милютину снять С. с должности. Дубельт попросил дать ему возможность разобраться в происшедшем и получил согласие. В результате выяснилось, что письмо написал сын генерала, поручик Белорусского гусарского полка. Молодой офицер был уволен в отставку, а его отец продолжил командовать дивизией44. Судя по всему, речь шла о командире 4‐й кавалерийской дивизии в 1858–1875 годах, прославленном боевом генерал-лейтенанте Н.А. Столпакове45.

Известны случаи, когда о перлюстрации упоминали газеты. Например, «Саратовский дневник» в начале 1895 года опубликовал заметку «Нижегородская жизнь». Здесь, в частности, говорилось: «…по просьбе г. начальника губернии [Н.М.] Баранова в Нижнем [Новгороде], ввиду предстоящей выставки, открыто, по примеру столиц, охранное отделение для контроля за почтовой корреспонденцией и надзора за внутренним порядком города. <…> Персонал служащих очень велик и часть его уже начала свои занятия в нижегородской почтовой конторе»46. Через три недели газета вновь обратилась к этому сюжету, сообщив, что один из обывателей Нижнего получил письмо с вложенной фотографией гусарского офицера вместо посланной ему фотографии племянницы. Одновременно в другой семье получили из другого города письмо с фото незнакомой барышни. О таком «небрежном исполнении своих служебных обязанностей чиновниками, контролирующими почтовую корреспонденцию в виду предстоящей выставки, доведено, по слухам, до их непосредственного начальства». Заканчивалась заметка многозначительной фразой: «Факты в этом роде у нас нередки»47. Естественно, что большего подцензурная печать до 1906 года сказать не могла. И без того министр внутренних дел 15 марта 1895 года приостановил издание газеты на четыре месяца48.