Владимир Николаев - Красное самоубийство Страница 3

Но большевикам было мало всех этих потрясений! Для чего они затеяли октябрьский переворот? Только ради мировой революции, вернее, только в расчете на нее. Ленин и Троцкий были твердо убеждены, что после победы революции в России под знамена большевиков встанут трудящиеся всего мира, причем произойдет это в самое ближайшее время. Только бы началось у нас, в Петрограде и Москве!.. Когда октябрьский переворот неожиданно удался, большевики сразу возликовали: завтра грядет мировая революция! Троцкий даже не собирался надолго задерживаться на своем посту народного комиссара по иностранным делам, поскольку по его, Троцкого, волшебному хотению и разумению все народы пойдут за нами немедленно. Заступая на свою должность народного комиссара, он так и заявил: «Я выпущу несколько революционных прокламаций к народам мира, а потом закрою эту лавочку (то есть свой комиссариат по иностранным делам – В. Н.). За ненадобностью! Ведь под воздействием этих прокламаций в мире уже не будет никаких “иностранных дел”, будут только советские»…

Такое настроение второго вождя революции не было головокружением, вызванным успехом октябрьского переворота, нет, большевики рассчитывали именно на такое развитие событий еще до 1917 года. Так, в 1915 году Ленин писал: «Задача пролетариата России – довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе». Эту тему Ленин развивал в те годы во многих своих работах и выступлениях, она стала самой навязчивой его идеей. Так, в своем «Прощальном письме к швейцарским рабочим» он писал:

«Русский пролетариат не может одними своими силами победоносно завершить социалистической революции. Но он может придать русской революции такой размах, который создаст наилучшие условия для нее, который в известном смысле начнет ее. Он может обеспечить обстановку для вступления в решительные битвы своего главного, самого верного, самого надежного сотрудника, европейского и американского социалистического пролетариата».

Вот так! Не было сомнений даже в том, что наша революция с ходу перешагнет океан! Эта надежда воспринимается в качестве бреда не только сегодня. Как известно, многие разумные люди разоблачали авантюризм большевиков как до октябрьского переворота, так и после него. Так, М. Горький в своих «Несвоевременных мыслях» утверждал:

«”Вожди народа” не скрывают своего намерения зажечь из сырых русских поленьев костер, огонь которого осветил бы западный мир, тот мир, где огни социального творчества горят более ярко и разумно, чем у нас на Руси. Костер зажгли, он горит плохо, воняет Русью, грязненькой, пьяной и жестокой, и вот эту несчастную Русь тащат и толкают на Голгофу, чтобы распять ее ради спасения мира. Разве это не “мессианство” во сто лошадиных сил?»

Именно на крахе грандиозного замысла о немедленной мировой революции сразу после октябрьского переворота и захлебнулось в конце концов затеянное большевиками в 1917 году их неправедное дело. И в результате с течением времени в России вместо светлого будущего построили ГУЛАГ. Потому что без террора такая власть существовать не могла.

В конце 1920 года, то есть через три года после октябрьского переворота, когда все надежды на скорую мировую революцию рухнули (но эта идея все равно осталась для большевиков их путеводной звездой), Ленин опубликовал в журнале «Коммунистический интернационал» свою статью «К истории вопроса о диктатуре». Как известно, этот вопрос о так называемой диктатуре пролетариата – ключевой в ленинской теории о революции и построении нового общества. Вот что утверждал Ленин в этой статье:

«Диктатура означает – примите это раз и навсегда к сведению – неограниченную, опирающуюся на силу, а не закон власть». «Неограниченная, внезаконная, опирающаяся на силу, в самом прямом смысле этого слова, власть – это и есть диктатура».

Ленин окончательно оголяет, проясняет эту мысль, делает ее доступной каждому, чтобы она не имела никакого иного толкования:

«Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть».

Как от таких слов переходить к делу, Ленин демонстрировал не раз и не два. Например, с трибуны XI съезда партии он заявил: «За публичное оказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, а иначе это не наши суды, а бог знает что такое!» Расстреливать только лишь за одно «оказательство меньшевизма»!

Как известно, страшная статья 58-я советского Уголовного кодекса унесла из жизни миллионы невинных жертв, в основном – за так называемую антисоветскую агитацию. Приведенная выше цитата из речи Ленина с головой выдает автора этой чудовищной статьи из кодекса. Нет, не Сталин был организатором массового террора и отцом ГУЛАГа, он просто оказался верным продолжателем ленинского дела.

Вот другой аналогичный пример. В августе 1920 года в ведомстве Дзержинского разработали план провокации против Польши, которую большевики тоже мечтали осчастливить советской властью. Ленин пришел в восторг от предложенного ему плана и наложил резолюцию: «Прекрасный план!.. Под видом “зеленых” (мы потом на них свалим) пройдем 10–20 верст и перевешаем кулаков, попов и помещиков. Премия: 100 тысяч рублей за повешенного».

Еще один пример. В городе Шуе верующие протестовали против разграбления церквей коммунистами. Узнав об этом, Ленин вознегодовал и заявил: «Чем больше представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше». Как известно, такого рода ленинских высказываний и указаний набралось на семь томов (а сколько их до нас не дошло!), при советской власти их, разумеется, не печатали. Известный историк Д. Волкогонов констатирует:

«Ленин был готов к самосожжению не только своей души, но и всей человеческой цивилизации… Был готов на гибель огромной части русского народа, лишь бы оставшиеся на этом пепелище дожили до мирового пожара».

А вот характеристика Ленина, созданная пером мастера слова, выдающегося русского прозаика А. Куприна, который лично беседовал с Лениным:

«В сущности, подумал я, этот человек – такой простой, вежливый и здоровый – гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки люди, доступные капризам дня и колебаниям характера. Этот же – нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И притом – подумайте! – камень, в силу какого-то волшебства – мыслящий!»

Великий современник Куприна, писатель Леонид Андреев, предсказал нам страшные беды и после Ленина:

«Ты суров, Ленин, ты даже страшен… Или ты не один? Или ты только предтеча? Кто же еще идет за тобою? Кто он, столь страшный, что бледнеет от ужаса даже твое дымное и бурое лицо?.. Густится мрак, клубятся свирепые тучи, разъяренные вихрем, и в их дымных завитках я вижу новый и страшный образ: царской короны на царской огромной голове. Кто этот страшный царь? Он худ и злобен – не Царь-Голод ли это? Он весь в огне и крови…»

Страшное, но сбывшееся пророчество. Оно сделано тогда, когда Сталин был еще почти никому не известен (Л. Андреев умер в 1919 году).

Сделанное выше краткое изложение событий рокового 1917 года является совершенно необходимым вступлением к нашему разговору. Но оно может у кого-то вызвать подозрение в том, что сделанные в нем оценки предвзяты, субъективны, хотя каждая из них подтверждается в тексте неоспоримыми, на мой взгляд, фактами и цифрами. Я хочу лишний раз опереться на мнение таких свидетелей того времени, в которых едва ли посмеет усомниться самый замшелый большевик.

В 1927 году Н. Крупская в своем письме Троцкому заявляет: «Разве наша партия руководила рабочей массой перед 9-м января 1905 г.? Во время февральской революции влияние партии тоже было невелико». А ведь претендовали большевики не только на Россию, но и на весь мир! Правда, с негодными средствами. Вот мнение Троцкого об октябрьском перевороте:

«Всю же надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция и развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, – мы будем раздавлены, – это несомненно. Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу». Вихрь не поднялся. Но капиталисты страну не задушили. Зато большевикам пришлось придушить свой народ. Чтоб больше никогда не роптал. Вместо демократической России получился чудовищный бюрократический монстр красного цвета по имени ГУЛАГ.

В 1924 году для создания видимости борьбы с этим монстром Дзержинский был назначен на пост руководителя промышленности. Оказалось, что управлять ею гораздо сложнее, чем так называемым революционным террором. Вот Дзержинский и пишет в письме Сталину в 1925 году: