Джордж Mapтелли - Тайный фронт Страница 3

Тут Мишель вспомнил, что только две из трех бомб взорвались. Он вернулся на поле, где упали бомбы. Подобрал палку, привязал к ее концу тряпку и подошел к бомбе, намереваясь воткнуть палку рядом с ней и тем самым обозначить опасное место.

Увидев это, стоявшие рядом люди стали кричать, чтобы он не подходил к бомбе. Но Мишель не послушал их и все же установил предупреждающий знак. Но это было уже слишком, с точки зрения честных граждан. По их мнению, действиям Мишеля можно было дать только одно объяснение — он являлся вражеским агентом.

Мишель не заметил, как это началось, но через мгновение он оказался в центре орущей толпы. Его били, толкали, царапали, наконец сорвали одежду и повалили на землю.

Пока Мишель лежал на земле, с него сорвали остатки одежды и вытряхнули содержимое портфеля. Какой-то мужчина схватил одну из выпавших семейных фотографий — снимок его деда в годы первой мировой войны, — потряс ею в воздухе и завопил: «Вот вам его любимый фюрер!»

Услышав это, один из напавших на Мишеля — верзила в кожаной куртке и берете — достал пистолет и приставил дуло к виску Мишеля. Если раньше Мишель пытался оправдываться, то теперь решил, что лучше всего помолчать.

В этот момент Мишель заметил проходившую по шоссе группу сенегальских солдат. Стараясь не выдать своего волнения, он тихо сказал:

— Не лучше ли передать меня тем военным?

Последовало минутное колебание. Человек с пистолетом, который, по-видимому, был зачинщиком, опустил руку.

— Прекрасная мысль. Они знают, как с ним поступить.

Мишеля потащили через поле и голого передали солдатам, которые остановились, услышав обращенные к ним крики.

К счастью, возглавлявший их офицер сразу же понял обстановку.

— Хорошо, — сказал он, — мы им займемся.

Но толпа не хотела лишаться удовольствия. По-видимому, все рассчитывали, что задержанный будет казнен на месте, и не хотели упустить этого зрелища.

Зачинщик явно думал, что расстрел был бы излишней роскошью для Мишеля, и провел пальцем поперек горла, выразительно поглядывая на сенегальцев.

Офицер с трудом убедил людей, что так поступать нельзя и что арестованного необходимо отвести в ближайшую комендатуру. В конце концов он приказал солдатам разогнать толпу.

Одного из солдат послали подобрать вещи Мишеля. Его костюм остался целым, но майка, трусы и рубашка были изодраны в клочья. К счастью, солдаты смогли восполнить эту потерю.

Затем Мишеля отвели в сторону и посоветовали смыться, что он и сделал.

Таким образом, в течение дня Мишель дважды чуть было не погиб от руки соотечественников. Он пришел к выводу, что их следует опасаться больше, чем немцев, и принял твердое решение проявлять в будущем бо́льшую осмотрительность. Однако еще не все сюрпризы этого дня были позади.

С наступлением темноты Мишель добрался до окраины Орлеана и стал свидетелем сильного налета авиации. Собор охватило пламя, а в пяти или шести местах бушевали сильные пожары.

Конечно, было бы лучше не заходить в город, но тогда пришлось бы сделать большой крюк, и поэтому Мишель решил идти прямо. Его путь проходил неподалеку от собора, и он решил посмотреть, насколько сильно тот поврежден.

Там он увидел ужасную картину. Несколько человек, в основном женщины и дети, были отрезаны огнем, охватившим соседние здания, и пытались пробиться через густые клубы дыма.

Видя, что они могут задохнуться, Мишель подошел к нескольким женщинам и стал убеждать их пробраться через узкую брешь в кольце огня, через которую проник он сам. Одна или две последовали его совету, но остальные наотрез отказались, и ему пришлось выводить их из огня по очереди.

Мишель занимался этим примерно с полчаса. Вдруг он заметил двух мужчин, которые стояли поблизости и изредка посматривали на него.

Что-то в их поведении показалось ему зловещим. Инстинкт заставил его уйти от них подальше. Оглянувшись, он увидел, что его преследуют, и бросился бежать, не останавливаясь до тех пор, пока не добрался до моста через Луару. Мишель продолжал идти вперед, пока город не остался далеко позади. Здесь он нашел стог сена и устроился на ночь.

Мишель не сомневался в том, что, задержись он на секунду, — и еще одна толпа окружила бы его и устроила бы над ним самосуд, будучи глубоко убежденной, как и первая, что он — лазутчик противника.

В то время Мишелю было непонятно, почему его появление в толпе французов неизменно вызывало истерическую реакцию. Однако позднее он понял причину: в условиях паники, когда каждый придерживается лозунга «Спасайся, кто может», человек, который сохраняет хладнокровие и старается помочь другим, бросается в глаза и поэтому кажется подозрительным.

Это был полезный урок, и он помнил о нем в последующие четыре года, всегда стараясь ничем не выделяться в толпе.

Остальная часть пути прошла без волнений, Как и требовалось, Мишель прибыл в Ла-Фьерте-Сан-Обен. После кратковременного отдыха он снова отправился в путь. В дороге ему посчастливилось устроиться на машину, которая везла какие-то ценности Французского банка. Это была большая удача, так как машине разрешили проехать через полицейскую заставу, регулировавшую движение потока беженцев.

На машине Мишель добрался до города Брив, а оставшийся участок пути проехал на автобусе.

Прибыв в Тюль — новое местопребывание центра по изучению механики, баллистики и оружия, — Мишель сразу же увидел, что делать там нечего. Он мог бы и бездельничать, как другие сотрудники, и получать жалованье, но это ему было не по душе.

Мишель попросил предоставить ему отпуск, одолжил велосипед и отправился в Ганж, где находилась его семья. Через два дня он был уже там.

Мишель не виделся с семьей с сентября предыдущего года и был счастлив хотя бы некоторое время побыть с ней вместе.

Отдохнув несколько дней, Мишель в поисках работы отправился сначала в Безье, а затем в Лион. В Лионе он нашел работу, но заработная плата оказалась низкой, и вскоре Мишель начал искать что-нибудь получше.

Тем временем 25 июня было подписано перемирие[2]. Жизнь во Франции стала быстро возвращаться в нормальное русло, насколько это было возможно в условиях немецкой оккупации. В Париж стали возвращаться беженцы. Правительственные учреждения, которые были эвакуированы, в том числе и центр по изучению механики, баллистики и оружия, перебрались в столицу.

Мишель тоже решил вернуться. В середине июля он вместе со своей семьей прибыл в Париж и вновь поселился в квартире на Рю-де-Арен.

На следующий день он явился в центр. Директор центра встретил его радушно и предложил занять прежнюю должность.

— А на кого вы работаете? — спросил Мишель.

— На оккупационные власти, естественно.

— В этом случае ваша деятельность противоречит той, которой мы занимались раньше. Я вам благодарен, но я не приспособленец. К сожалению, я не могу принять ваше предложение.

Мишель встал, холодно поклонился и ушел.

Это был его первый конфликт с новым режимом, и он ему не понравился. Нет, Мишель отнюдь не был в восторге.

ПЕРВАЯ ПОПЫТКА

Мишелю был сорок один год, когда началась война. Внешне он ничем не отличался от других французских коммерсантов среднего достатка: рост — сто семьдесят сантиметров, худощавый, но атлетического телосложения, живые глаза и подвижное лицо, аккуратный темный костюм, выделяющийся только ленточкой «Военного креста» в петлице.

Шестнадцати лет Мишель бежал из дому, чтобы принять участие в первой мировой войне. Он год проработал санитаром в военном госпитале, пока не достиг совершеннолетия, и тогда его взяли на фронт.

К девятнадцати годам он был уже ветераном, награжденным за храбрость, а еще через год во главе взвода преследовал отступающих немцев. Однако перемирие прервало его военную карьеру. К этому времени он имел больше опыта общения с людьми, чем обычно человек приобретает за всю жизнь.

По сравнению с военным временем годы между двумя войнами показались Мишелю тусклыми: он с трудом приспособился к гражданской жизни. Школы он не успел закончить. Теперь ему надо было завершить свое образование и одновременно содержать себя, поскольку отец, хотя и был видным ученым, все же не мог помогать ему, так как должен был содержать большую семью.

Обстоятельства усложнились еще больше, когда Мишель влюбился и был помолвлен, вопреки возражениям обеих семей, с девушкой такого же, как и он, протестантского происхождения. Чтобы разлучить их, родители послали девушку на три года за границу, а Мишель использовал это время для того, чтобы стать достойным ее. В конце концов родители дали согласие на свадьбу. Вскоре появилось трое детишек, и обеспечение растущей семьи поглощало всю энергию Мишеля, оставляя очень мало времени для политики, музыки и литературы, к которым он питал глубокий интерес.