Борис Фрезинский - Писатели и советские вожди Страница 30

Наконец, два сочинения посвящены персонально Карлу Радеку — в прозе и стихах.

Прозаический памфлет «Предатель Радек» создал живший в Москве немецкий писатель-антифашист Фридрих Вольф; он страдал теми же комплексами, что и Безыменский:

«За неделю до открытия Первого всесоюзного съезда советских писателей все делегаты съезда получили текст доклада Максима Горького… Несколько раз мы обращались с просьбой и к Радеку дать нам возможность ознакомиться с его докладом о международной литературе. Радек обещал сделать это, но всячески отвиливал от исполнения обещанного. За два дня до его выступления на съезде в печати появилась его статья, где он много места уделил теоретическому методу Джойса, но совершенно обошел молчанием творчество молодых революционных писателей Германии и Франции[336]. Через день после открытия съезда я случайно встретил Радека (разумеется, только случайно! — Б.Ф.) и сказал ему: „Я прочел вашу статью. И это все, что вы сумели сказать о международной литературе? Не нужно обладать премудростью, чтобы доказать, что Гомер, Шекспир, Уолт Уитмен, Ромен Роллан и Томас Манн — великие художники. Но, может быть, вы скажете также свое суждение и о таких молодых одаренных революционных писателях, как Людвиг Ренн, Иоганнес Бехер, Вилли Бредель, Берт Брехт, Адам Шарер, Густав Реглер, — если вам, конечно, эти имена знакомы?“ (так якобы говорил с высокопоставленным советским деятелем состоявший на советском иждивении эмигрант, да еще законопослушный немец! — Б.Ф.). „А разве необходимо всю эту братию знать?“ — развязно спросил Радек. — „Если вы не знаете немецкой революционной литературы, тогда ваш доклад будет дилетантским“. — „Успокойтесь! Я всю революционную немецкую литературу изучу до утра, я умею прочитывать за ночь целую библиотечку!“ На циничный, издевательский тон Радека, на его грубое подчеркнутое замалчивание революционной литературы Германии и Франции обратил внимание не только я»[337].

Стихотворный памфлет «Радек» создал Илья Сельвинский; его текст сохранился в архиве К. Зелинского[338]. Памфлет имеет эпиграф — строки из «последнего слова» Радека на суде: «Когда я входил в организацию, Троцкий в своем письме не заикнулся о захвате власти. Он чувствовал, что эта затея покажется мне чересчур авантюристичной».

Строфы Сельвинского — последнее «прости» Радеку:

Которые «слева», которые «справа» —Одна уголовная радуга,Но даже бандита можно исправить,Ну, а попробуй Радека.

Вот он, игравший ни мало, ни многоИдеями, жизнями, пушками,В черных бакенах — не без намека —Загримированный Пушкиным.

В отблеске пафоса дутые стекла;Сколько претензии — гляньте-ка:От вдохновенья ворот расстегнут —Словно — сама романтика!

И это не проза. О, нет, совершенно!Мы с вами еще и не слушалиТакой классически-совершенныйПоэзии двоедушия…

…Карл Радек был реабилитирован в 1988 г.

Илья Эренбург и Николай Бухарин

(История длиною в жизнь)

Сюжет «Эренбург и Бухарин», разумеется, напрямую относится к теме «Писатели и советские вожди», но в то же самое время глубоко специфичен, ибо будущий писатель Илья Эренбург познакомился с будущим членом Политбюро партии большевиков Николаем Бухариным, когда оба они были учениками одной и той же московской гимназии. Это обстоятельство придает их взаимоотношениям особый характер, фактически не лишая их тех атрибутов, что характерны и даже типологичны для взаимоотношений советских писателей с советскими вождями вообще. Начнем, однако, с начала.

Николай Иванович Бухарин родился 27 сентября (9 октября) 1888 г. в Москве в семье учителя гимназии, математика; в 1893–1897 гг. семья Бухариных жила в Бессарабии, затем вернулась в Москву. В августе 1900 г. Николай Бухарин был зачислен во 2-й параллельный класс Первой московской мужской гимназии.

Илья Григорьевич Эренбург родился 14 (26) января 1891 г. в Киеве, в 1895 г. его семья переехала в Москву, где отец получил место директора Хамовнического медопивоваренного завода. Летом 1901 г. Илья Эренбург сдал вступительные экзамены и был зачислен в 1-й параллельный класс той же Первой московской мужской гимназии.

Разница в два класса в детстве и юности — значительна, и, учась в одной гимназии, где, кстати сказать, старшие (5–8-й) и младшие (1–4-й) классы располагались на разных этажах и практически не общались, Эренбург и Бухарин познакомились лишь в 1906 г. Их различал не только возраст, но и качество учебы: Бухарин учился исключительно на пять и переводился из класса в класс с наградой первой степени, а Эренбург, выложившись на вступительных экзаменах (чтобы преодолеть процентную норму, существовавшую для поступления евреев), быстро стал троечником, в 4-м классе его оставили на второй год из-за большого числа пропусков занятий и несдачи экзаменов по трем предметам (русский язык, латынь, математика). У Бухарина были универсальные способности, и учился он играючи. Эренбург мог заниматься только тем, что ему было интересно, проявляя к остальному полное безразличие. У обоих был несомненный общественный темперамент. Бухарин руководил гимназическим кружком, который, начав с изучения Писарева, довольно быстро перешел от изящной словесности к куда более радикальным мэтрам политической мысли. Эренбург в ту же пору (осень 1904 г.) вместе с учениками 4-го класса выпускал машинописный литературный (политически вполне невинный) журнал «Первый луч»[339].

В январе-феврале 1905 г. в гимназии прошли «беспорядки» (Эренбург тогда учился в 4-м классе, Бухарин — в 7-м); а в октябре 1905-ш начались новые: они захватили все московские учебные заведения. Как докладывал своему начальству директор гимназии И. О. Гобза, 14 октября после первого урока учащиеся четырех старших классов собрались в помещении 8-го параллельного класса (где учился Бухарин), затем двинулись в актовой зал и провели там митинг, на который пришли и учащиеся других учебных заведений Москвы[340]. Занятия в гимназии отменили до 8 ноября. Затем в Москве началось вооруженное восстание, и занятия отменили уже до 13 января. И Бухарин, и Эренбург, оставаясь лично незнакомыми, участвовали в декабрьском вооруженном восстании (Эренбург помогал строить баррикады). Знакомство с Бухариным Эренбург датирует осенью 1906 г.[341], когда, перейдя наконец в 5-й класс, он оказался на втором этаже гимназии и тут же познакомился со старшеклассниками Бухариным, Астафьевым, Циресом, Ярхо. (Борис Ярхо стал известным литературоведом и переводчиком; судя по КЛЭ, в 1930-е гг. он был репрессирован и в 1940–1941 гг. оказался в Курске; умер он своей смертью; Николай Астафьев в 1907 г. за участие в революционном движении был арестован, сослан и вскоре умер; о дальнейшей судьбе Алексея Циреса ничего не известно.) Возможно, знакомство с Бухариным состоялось и чуть раньше. Во всяком случае, в сентябре 1906 г. Эренбург уже действовал совместно с Григорием Брильянтом (Сокольниковым)[342], который учился в Пятой гимназии и был признанным лидером социал-демократически ориентированной учащейся молодежи Москвы (с Бухариным Сокольников был к тому времени знаком по работе в марксистском кружке). Воспоминания А. Выдриной-Рубинской[343] повествуют, в частности, о визите к автору — тогда социал-демократической активистке женской гимназии в Замоскворечье — в самом начале учебного года Брильянта и Эренбурга с целью договориться о восстановлении прерванной летними каникулами работы.

В конце 1906 г. Бухарин и Эренбург вступили в большевистскую организацию. Еще осенью 1906 г. Бухарин и Сокольников объединили разрозненные гимназические кружки в единую социал-демократическую организацию учащихся; Эренбург активно в ней работал. По свидетельству А. Выдриной-Рубинской, он вместе с Сокольниковым, Бухариным и Членовым[344] вошел в организационную комиссию и участвовал в формировании комитета социал-демократической организации учащихся Москвы[345]. К 1907 г. эта организация окончательно оформилась. Вот важное свидетельство мемуаристки: «Душой нашей организации несомненно являлись Брильянт и Бухарин. Первый пользовался среди учащихся исключительным авторитетом благодаря своей серьезности, знаниям и вдумчивому подходу к работе. Второй был всеобщим любимцем, заражая всех своей бесконечной жизнерадостностью, бодростью и верой в дело. Пользовался большой популярностью среди учащихся и Семен Членов, блестящий оратор, прозванный Эренбургом за свое остроумие „Язвительным“»[346]. В 1936 г., вспоминая гимназические годы, Эренбург напишет в «Книге для взрослых» о своих еще не казненных товарищах: «Сокольников был старше меня. Он казался мне стратегом: мало разговаривал, почти никогда не улыбался, любил шахматы. Бухарин был весел и шумен. Когда он приходил в квартиру моих родителей, от его хохота дрожали стекла, а мопс Бобка неизменно кидался на него, желая покарать нарушителя порядка»[347]. И в 1960-е гг. Эренбург будет вспоминать о заразительном смехе Бухарина: «…с тех пор прошло почти шестьдесят лет. Я помню только озорные глаза Николая и слышу его задорный смех. Он часто говорил нецензурные слова, им придуманные, — в словотворчестве ему мог позавидовать Хлебников»[348]. Вдова Бухарина А. М. Ларина рассказывала мне о своем разговоре с Эренбургом в 1960-е гг.: