Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет Страница 30

1978 год подходил к концу, наступили кусачие морозы. Хак Сун принесла Чхве зимнюю форму Народной армии – тускло-горчичный ватник, штаны, сапоги на хлопковой подкладке – и попросила надевать все это на прогулки. Ничего теплее не нашлось. Чхве не видела северокорейской солдатской формы с 1952 года и считала, что сама в таком наряде выглядит нелепо.

Гуляла она дважды в день, утром и после полудня. Температура опускалась ниже нуля, порой падала до минус двадцати; Чхве видела, как люди по деревьям лезут на территорию виллы через ограду, собирают хворост. Позже ей рассказали, что окрестным жителям выделяют скудный паек угольной пыли, которую надо спрессовывать в брикеты, потом на них стряпать и ими же топить, но посреди шестидневной рабочей недели с обязательными политзанятиями и «добровольной работой» на это никому не хватало времени. Один человек, наткнувшись на Чхве, замер и затрясся. «Он непрестанно мне кланялся, – вспоминала Чхве. – Было ему за семьдесят. На усах сосульки, щеки впалые». Она шагнула к нему, хотела помочь, но старик перепугался, извинился и в ужасе шмыгнул в лес. Попадись он охране, его расстреляли бы или отправили в лагерь за воровство. Иногда Чхве слышала вдали крики боли – ритмичные, словно людей секли.

Но больше всего ее интересовали другие дома. Небольшие домики, разбросанные по всей территории, подальше друг от друга; временами к ним подъезжал то джип, то «мерседес-бенц». Наверняка там тоже кто-то живет.

Первой она повстречала арабку.

Чхве столкнулась с ней на дневной прогулке. Женщина шла навстречу; Чхве от удивления замерла. Она впервые видела в этой стране некорейское лицо. «У нее был лепной нос с горбинкой и прекрасная кожа». Арабка тоже смотрела с любопытством. Чхве припомнила то немногое, что знала по-английски.

– Вы откуда?

– Иордания. – Женщина, кажется, обрадовалась, что можно поговорить.

– Иордания? Вы далеко от дома.

– Да. А вы откуда?

– Япония, – соврала Чхве. Сама не знала, почему, но не хотелось говорить, что она из Южной Кореи.

– Где вы купили эту шапку?

На прогулку Чхве надела вязаную шапку.

– Сама связала.

– Правда? Очень красиво.

Чхве улыбнулась. Английский у обеих был слабоват, и беседа зашла в тупик.

– До свидания, – сказала Чхве и пошла дальше. Спустя несколько шагов она услышала:

– Вы счастливы?

Чхве остановилась. Обернулась.

– Я… ну… – пробормотала она и пожала плечами.

– Это очень неприятно, – сказала иорданка. – Я даже не могу написать родным.

– Ой. Это плохо. – Пауза. – Еще увидимся.

Чхве рассказала об этой встрече Хак Сун, а та нахмурилась и посоветовала не разговаривать с иорданкой и вообще ни с кем. Чхве пропустила совет мимо ушей. Она связала иорданке шапку, а иорданка подарила ей на Рождество свой шарф. Спустя пару месяцев иорданка уехала, и больше Чхве ее не видела.

В декабре на виллу зачастил Каи – заставлял Чхве писать новогодние поздравления Ким Ир Сену и Ким Чен Иру, «очень пафосные… на четыре-пять страниц. Идеальным стилем. И на лучшей бумаге». Если Чхве ошибалась или хоть одна буковка выходила недостаточно «аккуратно и четко», Кан велел переписать всю страницу. Проверял все черновики. Критиковал Чхве за то, что повторяется или отвешивает одинаковые комплименты обоим адресатам.

– Вот тут не хватает званий, – говорил он, тыча пальцем. – Товарищ Чхве! Почему вы до сих пор так пишете? Это ошибочная орфография, так пишут только на Юге.

В Рождество Кан наконец одобрил черновики обоих писем и принес дорогую бумагу для чистовиков. Чтоб ни одной кривой буквы, напомнил он, и между буквами равные расстояния, не то придется переписывать. «Двое суток я писала эти два письма, – говорила Чхве. – Столько раз переписывала, что до сих пор помню почти наизусть. В письме Ким Ир Сену было так: „В преддверии Нового года я хотела бы пожелать всего хорошего вам, нашему солнцу, нашему отцу, нашему вождю. Вам, не побежденному в сотнях битв, стальному человеку и нашему досточтимому вождю, который руководил обороной нашей страны против Японии и отказался преклонить колена перед американскими империалистами…”» Письмо его сыну начиналось так: «Свет нашего народа, наш учитель, наш любимый товарищ Ким Чен Ир, я хочу выразить глубочайшую благодарность и сказать спасибо. Я также хочу пожелать вам доброго здравия в наступающем году. Я благодарю вас за то, что поверили мне и помогли узреть новый свет…»

Кан остался доволен. Не все удостаиваются чести слать письма великим людям, сообщил он, и даже из тех, что присылают, лишь немногие письма, в том числе и ее, будут прочитаны адресатами лично. Чхве только головой покачала. Этот человек искренне считал, что ей должно польстить право написать благодарственное послание тем, кто ее похитил.

Прошло еще полгода, и Чхве на прогулке познакомилась с красавицей из Макао. Навстречу ей шла женщина – высокая, с модной короткой стрижкой. Явно не северокореянка. Обе остановились на тропе, поглядели друг на друга. Поздоровались. По-корейски женщина говорила не идеально, но прилично.

– Где вы живете? – вежливо, даже чопорно спросила Чхве.

– Вон там, – сказала женщина. – В доме номер четыре.

В том же доме прежде жила иорданка.

– Вы ведь нездешняя? – спросила Чхве.

– Нет, я китаянка, из Макао.

Чхве огляделась. Вроде никто не шпионит. Она поманила женщину за собой, они зашли поглубже в лес и там остановились.

– Вы хорошо говорите по-корейски, – заметила Чхве. – Где вы учились?

– Уже здесь. Я тут почти год.

– Как вас зовут?

– Моя фамилия Хон. Английское имя Кэтрин.

Как зовут Чхве, она не спросила.

– И чем вы нынче занимаетесь? – спросила Чхве.

– Изучаю труды Ким Ир Сена. – Кэтрин помолчала, затем выпалила: – Я вас знаю, сестра. Вы знаменитая актриса Чхве Ын Хи.

– Откуда вы знаете? – удивилась Чхве.

– В Макао часто видела вас в газетах. Сразу узнала.

Чхве глубоко вздохнула. Дрожа от любопытства, срывающимся голосом она задала вопрос, который рвался с языка:

– Как вы сюда попали?

Кэтрин Хон была одной из длинного списка тех, кого северокорейские оперативники похитили в 1970-х.

Поздно вечером 29 мая 1970 года Ли Дже Гун и двадцать семь других рыбаков шли на траулере «Бонсай», и тут их борт протаранили несколько лодок спецназа. Траулер взяли на абордаж – тыча винтовками в рыбаков, спецназовцы орали: «Вам что, жить надоело? Марш!» Рыбаков построили, «Бонсай» взяли на буксир и доставили в северокорейские воды.

В июне 1974 года северокорейские шпионы забрали из дома в японском городе Сайтама двоих японо-корейских детей трех и семи лет. Их перевезли в Токио, продержали там полгода, а затем посадили на северокорейское судно. Их отец, руководитель японской организации северокорейцев «Чосен Сорен», незадолго до того впал в немилость у Пхеньяна.

На следующий год южнокореец Ко Мён Соп и еще тридцать два рыбака шли вдоль побережья Кореи и нечаянно отдрейфовали севернее, чем нужно. Все тридцать три человека внезапно очутились под арестом – их судно насильно загнали в Северную Корею. По прибытии их отправили на каторгу. Ко Мён Сопу удалось бежать на Юг лишь двадцать девять лет спустя. К тому времени его женили на местной женщине, она родила от него двоих детей, а большинство членов его команды уже умерли. Сам он бежал, не сомневаясь, что жену и детей ждет казнь.

В ноябре 1977 года тринадцатилетняя школьница Ёкота Мэгуми ушла с тренировки по бадминтону в родной Ниигате, порту на западном побережье Японии. Помахав подругам, она зашагала домой – на плече белый чехол с ракеткой, в руке черная школьная сумка, идти недалеко.

Екота остановилась на светофоре. Внезапно какие-то люди сцапали ее прямо на тротуаре, скрутили и запихнули в военный грузовой мешок советского образца. Очнулась она на видавшем виды траулере по пути в Северную Корею. Следующие шестнадцать лет ее держали в изоляции и перевоспитывали в Пхеньяне, потом заставили преподавать японский в Военном университете Ким Чен Ира и выдали замуж за похищенного южнокорейца. Есть данные, что в 1993 году Ёкота покончила с собой на почве нервного срыва.

В июне 1978 года родным Яэко Тагуси, двадцатидвухлетней хостес токийского бара, позвонили из детского сада, куда ходили двое ее детей. Яэко их не забрала; что-то случилось? Она вышла купить себе новую блузку, и больше ее не видели. Спустя тринадцать лет родные узнали, что Яэко насильно увезли в Северную Корею.

В то же лето пять южнокорейских старшеклассников исчезли с пляжа на острове – все решили, что ребята утонули. Спустя двадцать лет эти сильно повзрослевшие подростки нашлись в Северной Корее – они работали инструкторами в шпионской школе Ким Чен Ира, обучали будущих северокорейских оперативников культуре и обычаям Юга.

Ясуси Тимура и его невесте Фукиэ Хамамото было по двадцать три года. 7 июля 1978 года они встретились на каменистом пляже Вакаса под японским городом Обама и пошли погулять; на них напали северокорейцы и силком загнали на борт судна. Обоих больше четверти века считали пропавшими без вести; затем власти Северной Кореи признались в похищении. Пару вернули в Японию в октябре 2002-го. В КНДР они оставили троих детей – с точки зрения Пхеньяна, полноценных северокорейских граждан.