Густав Шпет - Комментарий к роману Чарльза Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба» Страница 30

Легко представить себе негодование мистера Пиквика, когда кэбмен заподозрил в нем осведомителя (гл. 2, в нашем переводе не совсем адекватно: «шпион»); понятно и беспокойство, которое должно было охватить пиквикистов, когда в толпе раздался возглас: «осведомители» («шпионы»), ибо предложение пирожника отправить их под насос не было случайным: таким неласковым способом лондонская толпа нередко расправлялась с разоблаченными осведомителями. По английской юридической терминологии сообщение «леди средних лет» судье города Ипсуича о предстоящей дуэли также есть, как и сказано у Диккенса, «информация» (гл. 21, XXIV).

ЧАСТЬ 35

Habeas corpus

Когда Диккенс отказывался писать о спортивных приключениях Нимродова клуба (ч. 12) под предлогом, что он мало знаком с жизнью английской провинции, он был прав, ибо и после перемены темы он встретился с затруднениями, которые проистекали из его незнания и которые он преодолевал очень односторонне. Хорошо знакомый с болотом государственности, на котором в стихийном плодородии произрастают сутяжничество, вымогательство, издевательство над личностью, он в его пределах завязывает и развязывает свое повествование, но и вне главной темы он не отпускает своих героев далеко за эти пределы. Отправив их путешествовать с целью самой миролюбивой и благонадежной, он не столько знакомит путешественников с нравами страны, сколько с границами их собственных публичных и личных прав. Они бродят так близко около этих границ, что либо незаметно для себя переступают их и только благодаря случайности избегают законных последствий, либо наталкиваются на таких блюстителей этих границ, которые в одном приближении к ним видят уже намерение совершить преступление и спешат со своего сторожевого поста предупредить нарушение королевского мира и спокойствия. Такова суть и таковы последствия почти всех злоключений пиквикистов.

Английское буржуазное право до сих пор говорит об «абсолютных правах» каждого англичанина, каковые права называются также его «свободами». Основанием, на котором покоится прежде всего защита и сохранение этих прав, считается Великая хартия (Magna Charta), которую бароны военной силой заставили подписать короля Иоанна Безземельного в 1215 г. Несмотря на в высшей степени несистематический характер этого документа, он тем не менее всесторонне предусматривал охрану и защиту баронских прав и привилегий.

В период борьбы с королем бароны, заинтересованные в поддержке городов, с которыми до того вступали подчас в очень резкие конфликты, выработали ряд пунктов, предусматривавших защиту интересов городских классов. Но формулировки, предложенные королю во время подписания им этого акта, были столь расплывчаты, что позволяли властям предержащим толковать их по своему усмотрению. Когда значительно позже, в XVII веке, в период революции, и в XVIII веке, в период интенсивного роста английской буржуазии и обострения политической борьбы, буржуазия была реально достаточно сильна, она умела истолковать неопределенные статьи в свою пользу. А когда ее сила получила легальное оформление, так что на нее распространились права и привилегии, которые раньше были достоянием аристократических классов, Великая хартия приобрела в ее глазах значение освященного веками документа, охранявшего ее «абсолютные права». Коренным основанием последних в английском праве считаются статьи 39 и 40 Великой хартии, которые гласят: «39. Ни один свободный человек не будет схвачен, или заключен в тюрьму, или лишен владения, или поставлен вне закона, или отправлен в изгнание, или как-нибудь подвергнут убытку, и на него мы не пойдем, и на него мы не пошлем иначе как по законному приговору равных ему или по закону страны. — 40. Никому не будем продавать право и справедливость, никому не будем отказывать в них или откладывать их».

Положения, гарантирующие свободу и правосудие английскому подданному, впоследствии не раз подтверждались короною или декларировались парламентом, но из всех актов, подтверждающих «абсолютные права» англичанина, самым историческим и конституционно важным считается закон, известный под названием Акта Habeas corpus и изданный в 1679 г. Дело в том, что на практике случаи незаконного лишения свободы не прекращались и принимали по временам то более грубые, то более мягкие формы. Поэтому на практике же были выработаны некоторые способы защиты от подобного произвола. Одним из них являлось получение разного рода (четыре типа) королевских приказов (writs), среди которых был и выдававшийся судом Habeas corpus. В точности не установлено, когда начал выдаваться этот приказ, но известно, что в первой половине XV века к нему прибегали довольно часто. Лицо, незаконно лишенное свободы, обращалось в Суд Королевской Скамьи (уголовный суд, ч. 38) с просьбой о выдаче приказа Habeas corpus, сущность которого состояла в том, что суд обращался к задержавшему просителя с предложением доставить его суду вместе с подробными сведениями о времени и причинах задержания. Суд немедленно приступал к рассмотрению дела и решал, подлежит ли данное лицо полному освобождению или освобождению под поручительство, или же его следует отправить обратно в заключение. Приказ получил название от основных слов составлявшей его формулы: «...Corpus... Habeas... ad subjiciendum et recipiendum», то есть физическую личность («тело»)... представить (суду)... чтобы выслушать и выполнить (постановление суда).

Несмотря на отдельные акты, королевские и парламентские, подтверждавшие гарантии личной свободы, получить Habeas corpus не всегда удавалось: судьи просто отказывали в выдаче его или чрезмерно медлили, за что, равно как и за отказ выполнить приказ, не предусматривалось никакого наказания. Акт 1679 г. имел целью пресечь возможные злоупотребления и установить такие формы выдачи приказа, которые действительно гарантировали бы от незаконного лишения свободы. Судья, отказывавший в выдаче законно требуемого, подвергался огромному штрафу в 500 фунтов стерлингов в пользу потерпевшего, а тюремный смотритель, не выполнивший приказа, подвергался в первый раз штрафу в 100 фунтов, во второй раз — в 200 фунтов и увольнению от должности. Акт Habeas corpus 1679 г имел в виду собственно случаи лишения свободы по обвинению в уголовных деяниях. Акт о более действенном обеспечении личной свободы 1816 г. вводил новые гарантии в строгое исполнение акта Habeas corpus и распространял его действие на все случаи лишения свободы (т. е. кроме ареста, например, незаконное содержание в доме для умалишенных, задержание ребенка вне родительского дома и т. д.). Парламент и правительство, однако, могли своей властью приостановить действие акта во время революционного подъема — под предлогом угрозы установленному государственному строю (ср. ч. 20

Высшие суды (в том числе Суд Королевской Скамьи и Суд Общих Тяжб) заседали в определенные периодически сроки, так называемые «термины» (terms), которых было четыре (со дня св. Гилярия в январе, Пасхальный, Троичный и с Михайлова дня в ноябре, — конце XIX века «термины» заменены сессиями). Происхождение их относится к эпохе, когда суд находился в руках духовенства и «термины» были установлены применительно к свободному церковном и бытовом смысле времени (т. е. свободному от больших праздников, постов, а также летних сельскохозяйственных работ). В промежутках между «терминами», то есть в вакации (летние вакации назывались большими — ср. начало гл. 27, XXXI), когда суд не заседал, за получением Habeas corpus можно было обратиться к специальным дежурным вакационным судьям, которые должны были незамедлительно выдавать требуемые приказы и решать вопрос о закономерности или незакономерности задержания. Мистер Пиквик ездил в Сарджентс-Инн за получением Habeas corpus к дежурному судье (гл. 36, XL).

Арест или задержание, по английскому праву и его практике, чаще всего совершается по предписанию мирового судьи. Требовалось, чтобы такое предписание обязательно было специальным (special warrant), то есть с точным указанием задерживаемого лица и причин задержания. Общее предписание (general warrant), где нет таких указаний, где, например, сказано, что данное лицо задерживается для представления ответов на вопросы, которые будут ему заданы, — как выразился один член парламента в XVIII веке, когда его арестовали на основании «общего предписания», — это «смехотворное (ridiculous) предписание», ибо оно направлено «против всей нации». Причина ареста, указываемая в специальном предписании, должна быть подтверждена показанием под присягой заслуживающего доверия свидетеля, каковое показание также вносится в текст предписания. Наконец, предписание считается действительным только в том случае, если подпись давшего его судьи скреплена печатью. Исполнение предписания возлагается на полицейского констебля (ч. 34).