Эдвард Томпсон - Гунны. Грозные воины степей Страница 30

3

Вскоре после наступления нового года гунны оставили Паннонию и двинулись на Запад. Перепуганные современники сообщают, что Аттила собрал армию в полмиллиона человек, и эта цифра свидетельствует о поднявшейся панике. Это же паническое состояние присутствует в описании армии, оставленном для нас Сидонием Аполлинарием[72], который бы ничего не приобрел, но многое потерял, если бы не удалось отразить атаку гуннов.

Вот что он пишет:

«Поднятое внезапным смятением варварство излило весь Север на тебя, Галлия. За воинственным ругом (руги, ругии – германское племя, родственное готам. – Ред.), в сопровождении гелона (древнее племя, упоминаемое в V – I вв. до н. э., жившее в лесостепи бассейна на р. Дон, земледельцы, очевидно скифославяне. – Ред.), следует свирепый гепид (германское племя, родственное готам. – Ред.). Скира (скиры – германское племя гетской группы. – Ред.) побуждает бургунд. Вторгся гунн, белонот, невр (в неврах, живших с незапамятных времен к западу от Днепра в верховьях Южного Буга и Днестра, многие ученые видят одних из племен – предков восточных славян. – Ред.), бастарн (племя сармато-фракийского происхождения, во II – III вв. смешалось с готами. – Ред.), тюринг (германское племя. – Ред.), бруктер (германское племя. – Ред.) и франк (германское племя. – Ред.), которого омывает своими волнами заросший камышами Неккар. Скоро пал Герцинский лес, срубленный секирой на челны, и покрылся Рейн судами. И уже наводящие ужас полчища Аттилы разлились по твоим полям».

Сидоний настолько перепуган, что даже называет полузабытые племена, которые якобы воюют вместе с гуннами. Бастарны, бруктеры, гелоны и невры исчезли за сотни лет до гуннов, а белонотов вообще не существовало. Но когда Сидоний называет бургундов в армии Аттилы (скорее случайно, чем преднамеренно), то этот факт вызывает некоторый интерес. Мы уже говорили, что часть бургундов осталась восточнее Рейна, когда большинство бургундов сбежали в Галлию, и эти оставшиеся разгромили армию Октара, дяди Аттилы. Похоже, что гунны отомстили и взяли власть над восточными бургундами. Остальные народы, которых упоминает Сидоний: руги, гепиды, скиры и тюринги, вне всякого сомнения, подчинялись своим вождям. Там были и остготы, хотя поэт ничего не говорит о них, во главе с королем Баламиром и его младшими братьями Тиудимером и Видимером. Что можно сказать о франках, точнее, рипуарских франках? До начала кампании Аттила, безусловно, считал их врагами: по-видимому, Аэцию удалось склонить их на свою сторону и посадить на трон младшего из братьев, который обратился к нему за помощью. В своем сочинении Сидоний упоминает Неккар, но это не означает, что путь Аттилы пролегал в окрестностях этой реки; едва ли гунн игнорировал союзника Аэция, находившегося на его фланге. Итак, рипуарские франки были первой целью кампании Аттилы, и, завоевав их, он заставил их воинов влиться в ряды своей армии и шагать бок о бок с другими покоренными народами. Вполне возможно, как иногда предполагается, что Аттила пересек Рейн в районе Нойвида, севернее Кобленца. На берегу реки варвары срубили деревья и построили плоты, на которых переплыли на другую сторону.

Уже находясь на марше, Аттила предпринял действие, которое дорого ему стоило. Как мы помним, западные римляне отказались отдать в жены Гонорию Аттиле и объяснили, что, даже если бы согласились на этот брак, то по римским законам ее муж не наследовал половину империи. Аттилу не удовлетворил их ответ, и теперь, когда его армия направлялась к Тулузе, он опять отправил посольство в Равенну. Послы заявили, что Гонория обещала выйти замуж за Аттилу, и в доказательство своих слов предъявили кольцо, присланное Аттиле Гонорией. Кроме того, они настаивали на том, чтобы Валентиниан III освободил половину империи, поскольку Гонория унаследовала эту половину Западной Римской империи от отца, а Валентиниан попросту ограбил ее, отняв законную часть наследства. Правительство Западной Римской империи резко отклонило эти требования, поэтому Аттила двигался вперед, и по мере продвижения его армия постепенно увеличивалась. Западные римляне по-прежнему бездействовали: они все еще надеялись, что гунны ограничатся нападением на вестготов. Они оставили эту надежду, когда Аттила прислал им последнее сообщение.

На страницах «Хроники» Иоанна Малала мы прочли такой рассказ:

«Во время правления Валентиниана III и Феодосия II Аттила с армией из многих десятков тысяч человек предпринял кампанию против Рима и Константинополя. Готский посол, отправленный им к Валентиниану III, объявил императору, что «Аттила, мой господин и твой господин, приказал тебе через меня приготовить для него твой дворец». Одновременно Аттила отправил подобное послание с готским послом Феодосию II в Константинополь. Но Аэций, главный сенатор в Риме, когда узнал об этом безумном требовании, отправился в Галлию к Алариху, который был врагом римлян, и склонил его помочь отразить атаку Аттилы».

В том виде, в каком она изложена, эта история – чистейший абсурд, но, если не обращать внимания на мелочи и заменить Феодосия (умершего в 450 г. – Ред.) на Маркиана и Алариха (Аларих I умер в 410 г. – Ред.) на Теодориха, то все становится понятно. Автор истории, как пишет Гиббон, «возможно, перепутал время, но неизобретательный летописец был не способен придумать самобытный, подлинный стиль Аттилы». Значит, получается, что предыдущее сообщение Аттила направил, действительно находясь на марше, а последний приказ, вероятно, когда его армия подошла к Рейну или переправлялась через него. В любом случае понятно, что Аттила отправил сообщение, которое заставило Валентиниана и Аэция принять важное решение – оказать сопротивление предстоящему вторжению в Галлию и попытаться заключить союз с вестготами, извечными врагами Аэция. Теперь, наконец, стали понятны последствия поступка Аттилы, принявшего кольцо Гонории: в результате его кампания была направлена против всех действующих армий Западной Европы.

Когда все произошло, бремя войны целиком легло на плечи вестготов. На протяжении двадцати лет Аэций испытывал к ним такую враждебность, что им не приходилось надеяться на помощь с его стороны, да они и не хотели принимать от него помощь. Теодорих встретил известие о подходе Аттилы с удивительным мужеством, и, «хотя ему доносили о его победах над разными народами», он уверенно отвечал, что готы умеют сражаться. Теперь перед Аэцием стояла двойная задача. Сначала он должен был уговорить Теодориха забыть о политике двух последних десятилетий и объединить силы с Западным Римом. После этого Аэций должен был уговорить короля расширить область боевых действий. Готы упорно ждали прихода Аттилы в своей стране; они думали только о том, как защитить свое королевство. В отличие от вестготов Аэций думал о спасении всей Галлии. Поэтому он должен был убедить Теодориха двинуться на север и вступить в бой с Аттилой по возможности ближе к границе. Но не могло быть и речи о том, чтобы самому договариваться с Теодорихом; только Авиту удалось в 439 году уговорить Теодориха подписать мирное соглашение между готами и римлянами, и, возможно, он опять смог бы это сделать. Будущий император отправляется в путь с письмом от Валентиниана и успешно решает возложенную на него задачу. Теодорих соглашается объединить свои силы с человеком, с которым всю жизнь воевал, а Аэций готовится отразить атаку Аттилы, с которым всю жизнь дружил.

Но было уже слишком поздно. Города Галлии уже были объяты огнем, когда Аэций выезжал из Италии. «Аттила со своими внушающими ужас конными массами распространился по равнинам Бельгии, а Аэций потихоньку выскользнул из Италии во главе малочисленной армии без легионеров». Его позиции сильно ослабил голод, свирепствовавший в те месяцы в Италии. Голод, конечно, не помешал Аэцию в проведении переговоров, но усложнил задачу формирования армии. Аэцию удалось собрать всего лишь несколько вспомогательных подразделений, и когда он, наконец, соединился с вестготами Теодориха – по всей видимости, в конце апреля или начале мая, – то двинулся в северном направлении, чтобы встретить врага во главе невероятно разнородной армии. В нашем распоряжении есть перечень народов, составленный Иорданом, воины которых входили в состав армии Аэция. Абсолютно неизвестные нам литицианы и олибрионы. Бургунды, которых Аэций в 443 году после разгрома Бургундского королевства его гуннами поселил в Савойе, теперь сражались за своего завоевателя, в то время как их сородичи, восточные бургунды, находились в армии Аттилы. В этой армии были и рипуарские франки – по-видимому, многие из них сбежали в Галлию после того, как Аттила напал на них на ранней стадии кампании. Под сарматами Иордана мы понимаем аланов, чье наступление на багаудов отменили из-за вмешательства епископа Осера, и мы еще увидим, что их поведение было более чем неоднозначным. В списке Иордана есть еще два названия. Саксы, возможно уже создавшие несколько поселений севернее Луары и получившие признание римского правительства, также пришли на помощь Аэцию. Последнее название вызывает удивление – это армориканцы (жители Бретани. – Ред.). Как они могли сражаться за своего старого врага Аэция против человека, к которому в 448 году в поисках убежища сбежал Евдоксий? Мы ничего об этом не знаем и даже не можем выдвинуть ни одного предположения. Единственным источником информации, абсолютно не заслуживающим доверия, является замечание Сидония, что их уговорил Авит. Относительно состава этой разношерстной армии не возникает никаких вопросов (не считая, естественно, армориканцев).