Валерия Башкирова - Крупнейшие и самые устойчивые мировые состояния Страница 32

Зато вместе с носом ей достался феноменальный гуггенхеймовский нюх: чуять деньги, делать деньги, сохранять и приумножать деньги даже тогда, когда она их тратила. Это была генетическая хватка. Разновидность дара и болезни. Онп досталась ей от мультимиллионеров дядюшек Даниила, Соломона, Симона, Вильяма, Муррея, сделавших деньги в горном деле и металлургии, на алмазных копях Южной Африки, золотых приисках Аляски, каучуковых плантациях Конго. В Мексике, Чили, Боливии, Анголе. От тетушек Ирены, Ольги, Коры, Флоренс, Розы, таких буржуазных и таких невыносимых в своих бесконечных ритуальных ланчах-чаепитиях-вечерах-за-картами.

Ее отец Бенджамин сбежал от гуггенхеймовского занудства, от жены и дочерей в Париж, где жил весело и счастливо, пока не решил вернуться. Весной 1912 года он взял билет на «Титаник», уходивший в свой смертельный рейс. После его кончины Пегги не только получила $450 тыс., но и стала наследницей его многочисленных подруг. По условиям завещания Бенджамина Гуггенхейма пожизненную ренту его любовницы должны были оставлять Пегги.

В 1919 году с мужем и маман Пегги оказалась в Париже. В Европе закончилась война, Антанта восторжествовала над Вильгельмом, Европа вновь пострадала, Америка вновь обогатилась. Новая волна американских туристов отправилась завоевывать Париж. Начиналась слава квартала Сен-Жермен-де-Пре. Артистическая богема перебралась с Монпарнаса сюда, на тесное пространство вокруг средневекового собора Saint-Germaine. Бретон, Аполлинер, Хемингуэй, Брак, Вламинк, Дюшан, Гончарова, Миллер, Грис, Глез, Беккет, Пикассо, Дерен, Ив Танги, Сутин, Ривера, Шагал, Эрнст, Кокто, Ларионов, Жакоб, Арто… Расцвет сюрреалистического движения, кубисты, футуристы, абстракционисты, дада – в этом вавилонском столпотворении было невозможно ориентироваться чужаку. Лоренс Вейль ориентировался превосходно.

Вейль – муж, двадцати девяти лет. Полуамериканец и полуфранцуз. Полуписатель и полухудожник. Человек богемы, так никогда и не нашедший себя. Зато знакомый со всеми литераторами и художниками, вполне уже себя нашедшими и с легкостью перезнакомивший ее со всем Парижем.

Лоренс Вейль – трагическая ошибка Пегги Гуггенхейм. Так полагала ее семья, ибо любой, кто был вынужден жить всего на $100 в месяц, являлся если не ошибкой Создателя, то уж во всяком случае сомнительной партией для их золотой племянницы. Пегги была совершенно очарована и Парижем, и Лоренсом Вейлем.

Cafe du Dome, La Coupole, Select, Dingo, Deux Magots, Boeuf sur le Toit – их ночные маршруты тех времен. Ситроен, Лорен-Дитрих, Испано-сюиза – автомобили на которых они объездили все окрестности. Синдбад и Пеггин – их дети, родившиеся в то время. Лоренс Вейль изменял Пегги за ее же счет, никогда не забывал, чьи именно он проживает средства и, в конце концов, возненавидел и ее, и ее Гуггенхеймов, и ее деньги. Особенно хорошо ему удавался жанр публичных семейных сцен с выбрасыванием в окно зонтиков, сумочек, накидок и особенно туфель. Ей казалось это проявлением дарования, темперамента и страсти, пока наконец она не решилась нанять адвокатов – себе и ему – и они развелись, расставшись лучшими друзьями, чем были супругами. До конца своих дней Лоренс Вейль получал от Пегги стабильное ежемесячное содержание.

Она говорила всегда, что ей «везло во всем, кроме любви». Быть может. Но первый брак открыл ей двери в мир артистической богемы. В этом мире делали искусство, много рассуждали об искусстве и очень нуждались в деньгах. Это был хороший шанс для Пегги Гуггенхейм. Она сумела им сполна воспользоваться.

Именно в Париже она положила начало двум своим коллекциям: коллекции картин и коллекции мужчин. И ту и другую она начала с относительно скромных экземпляров, а увенчала истинными шедеврами.

Джонни Холмс – второй муж – был писателем, не способным заставить себя писать. Сухопарый джентльмен-интеллектуал, обремененный багажом блистательных и совершенно неприложимых к жизни знаний, он много пил и охотно тратил ее деньги, пока не погиб в автомобильной катастрофе.

Марсель Дюшан. Классик и теоретик сюрреализма. Он успел уже возмутить своими ready-made художественную жизнь Нью-Йорка, вернулся в Париж, издавал журналы, делал выставки и не стеснялся выступать иногда в качестве маршана. Марсель Дюшан стал любовником, художественным консультантом и ментором Пегги Гуггенхейм.

Ив Танги. Абсолютный безумец, побывавший даже в психиатрической лечебнице. Скопище курьезов и неконтролируемых причуд, с торчащими дыбом волосами. Художник-сюрреалист без художественного образования, ставший однажды очень и очень знаменитым. Пегги оказалась дальновиднее и художественных критиков, и самого Танги, вовремя скупив за бесценок его работы.

Сэмюэль Беккет, будущий нобелевский лауреат. Зеленоглазый ирландец и великий друг великого Джойса. Еще один нищий. Еще один писатель, неспособный писать, с годами, однако, преодолевший профессиональный паралич и создавший несколько литературных шедевров. Именно он внушил Пегги, что ее моральный долг – покупать искусство своего времени.

Герберт Рид. Затем сэр Герберт Рид, кавалер ордена Подвязки. Единственный человек в Британии тех времен предпринимавший попытки популяризировать современное искусство. Куратор нескольких музеев, редактор влиятельного журнала, он увлек ее идеей музея современного искусства. Их проекту помешала лишь Вторая мировая война. Пегги рассталась с Ридом, заплатив ему половину суммы его несостоявшегося пятилетнего контракта.

И, наконец, Макс Эрнст. Муж номер три. Великий художник и великий ловелас, флиртующий сразу с несколькими молодыми дурехами. Пегги спасла ему жизнь, взяв с собой из оккупированной Франции в Нью-Йорк. Макс Эрнст расплатился официальным браком и, разумеется, картинами.

Итак, племянница миллионеров влюблялась только в талантливых, очень умных, красивых и эгоистичных мужчин. Блистательных радикалов, не признававших прежних законов красоты, презиравших буржуазное общество и мечтавших о новых формах в искусстве. Но они действительно делали такое искусство, разбирались в искусстве, и их профессиональная экспертиза стоила до поры до времени дороже, чем их картины. Пегги не могла купить любовь, хотя регулярно оплачивала их счета, зато с практичностью и хваткой Гуггенхеймов она использовала каждого из них сполна, чтобы самой стать профессионалом в их деле.

В 1939 году, с началом войны наступил ее звездный час. Когда толпы парижан накануне оккупации Парижа ринулись из города, Пегги Гуггенхейм бесстрашно устремилась в Париж. Она не бросилась спасать своих детей или любимых мужчин. Пегги приехала скупать картины. Это был очень гуггенхеймовский жест. Семья Гуггенхейм всегда делала большие деньги, когда политический барометр показывал бурю.

Ей особенно запомнился день, когда Гитлер взял Норвегию – она купила превосходный холст Фернана Леже всего за $1000. Ее коллекция пополнилась тогда работами Бранкузи, Джакометти, Ман Рея, Арпа, Кандинского, Пауля Клее, художников голландской конструктивистской группы de Stijl, русских авангардистов, футуристов и кубистов. Произведения искусства стремительно упали в цене, коллекционеры и художники отдавали их почти даром, лишь бы покинуть Францию.

Завладев своими шедеврами, Пегги бросилась в Лувр, чтобы пристроить коллекцию в тайное хранилище, куда музей должен был эвакуировать свое собрание. Дирекция отказала ей, сочтя сомнительной репутацию ее художников. Всех тех, кто стал хитом послевоенных аукционов.

Она покинула Париж за два дня до взятия его нацистами, спрятав свои сокровища в коровнике замка под Виши у одного из приятелей. Затем картины проследовали в Марсель, в кофрах были погружены на пароход и избежали таможенного досмотра декларированные как «мебель». Подорожали они уже в океане, в трюме корабля, направлявшегося в спокойную Америку.

В родном Нью-Йорке, куда она не приезжала 14 лет, она обосновалась в трех кварталах от дядюшкиного музея современного искусства. На основе своей коллекции она создала Art of This Sentury – один из самых оригинальных и модных выставочных залов этих лет. Слывший весьма передовым музей Соломона Гуггенхейма, воспринимался теперь едва ли не заповедником академизма.

Лишь только закончилась война, Пегги вернулась в любимую Европу. В 1948 году ее коллекция экспонировалась на биеннале в Венеции, и состарившаяся американка выбрала этот город в качестве своей последней пристани. Она открыла свою коллекцию публике и последние 30 лет ничего не приобретала для нее и уж тем более ничего не продавала.

В истории искусства Пегги Гуггенхейм запомнилась ангелом хранителем авангардистов. В истории арт-бизнеса – коллекционером, наделенным гениальной интуицией. В истории своей семьи – самой знаменитой из Гуггенхеймов ее поколения. В памяти жителей Венеции – последней владелицей собственной гондолы, всегда сопровождаемой свитой, одетой в бирюзово-синие цвета ее дворца.