Александр Митта - Кино между адом и раем Страница 37

привычную гонку за деньгами, заполнившую всю его жизнь. А с другой стороны, надо бы остановиться, остепениться...

Эта сцена в любой постановке выделяется напряженностью. Актеры любят ее играть. В ней прячется энергия неуверенности, энергия принятия решения при равносильных альтернативах.

Помните фильм «Тельма и Луиза»? Полицейские машины выстроились в ряд за спиной героинь. Перед ними бездонная пропасть. Что они выберут? Долгие годы тюрьмы или мгновенное освобождение в смерти?

Или фильм «Хорошие парни» Мартина Скорсезе. У героя альтернатива: безвестность в нищете или уважение в преступном мире. Это в начале. А в конце альтернатива: погибнуть, стать пожизненным заключенным или предать?

Энергия неуверенности имеет два источника:

1. Неуверенность в действиях персонажа. Необходимо выбрать одну из двух возможностей.

2. Неуверенность зрителя, когда он не знает, каким путем пойдет переменчивое действие. Волнение охватывает нас, когда герой в опасности и его ждет спасение или гибель. И то и другое одинаково возможно.

Когда в фильме оба эти пути соединяются, характер приобретает дополнительную глубину, а действие дополнительную энергию.

На этом основан саспенс.

Мы можем четко сказать: чем больше мы сопереживаем характеру, тем больше энергии неуверенности порождает переменчивость в его ситуации.

С первых шагов кино сила неуверенности порождала энергию в остросюжетных сценах. Вспомните «Нетерпимость» Гриффитса. Невинно осужденного ждет казнь, а от губернатора мчится гонец с приказом о помиловании. Успеет – не успеет? Первые зрители этой оригинальной идеи на стульях не могли усидеть от волнения.

А что вы скажете о тысячах драк на краю скалы или на крыше мчащегося поезда?

Сумасшедший Джек Николсон прорубает топором дверь к жене или гонится в лабиринте за сыном в «Шайнинге». Достанет – не достанет? Догонит – не догонит? Силы неравные, но баланс равновесия колеблется то в одну, то в другую сторону.

Каждый хороший саспенс выделяет эту энергию неуверенности. Убьет ли маньяк, который видит во мраке, ослепленную темнотой Джуди Фостер («Молчание ягнят»)?

Сумеет ли полковник (Дастин Хоффман) убедить двух молодых пилотов не сбрасывать смертоносную бомбу на мирный город («Эпидемия»)?

Убежит ли мальчик от безжалостного преступника, которому приказано его убить («Клиент»)?

Ну и конечно, победит ли Харрисон Форд («Затерянный ковчег») своих врагов в схватках на движущемся транспортере, или бешено мча-

щейся вагонетке, или разваливающемся мостике. Короче, на всем. что шевелится, колеблется, дрожит и вертится. Прекрасные моменты, когда захватывает дух и детство возвращается.

Классное решение, развивающее энергию неуверенности у зрителей, предложил в финале ''Ромео и Джульетты" режиссер Баз Лурманн. Ромео плачет у бездыханного тела Джульетты, вот-вот проглотит каплю смертельного яда. Но Ромео еще не принял яда, а Джульетта уже оживает. Дрогнул ее палец по соседству с тем, на который Ромео только что одел прощальное кольцо. Ромео охвачен горем и не замечает, что у Джульетты задрожали ресницы, приоткрылись глаза. Она смутно видит Ромео, еще не понимает – явь это или сон. А он уже подносит ко рту ампулу с ядом... Мы каждый миг колеблемся между отчаянием и надеждой.

Неуверенность создает наибольшее напряжение, когда сомнения развиваются быстро. А победа проясняется медленно. Самое сильное волнение охватывает зрителей, когда герой вот-вот получит «это». Каждое препятствие на пути к «этому» вызывает вспышку зрительского напряжения. Каждое сомнение в том. что он «это» получит, напрягает нас. Зритель хочет ясности, чего-то одного и определенного. Как сказал Чехов – «в конце, герой, или женись или стреляйся».

Победа героя – это высшая точка драмы. Но она разрушает все напряжение, поэтому должна находиться в самом конце истории. Перед ней самая большая неуверенность напрягает нас вобязательной сцене.

ОБЯЗАТЕЛЬНАЯ СЦЕНА

Бреши в прогрессивном усложнении становятся все шире, барьеры становятся все круче, чтобы убедить нас, что герой способен их преодолеть. Но все это будет работать вхолостую, если в конце прогрессивных усложнений герой и антагонист не схватятся в решающей схватке. И герой не докажет нам. что он стоит наших волнений и наших надежд.

Эта сцена обязательно должна произойти здесь, сейчас, на наших глазах. Поэтому она и называетсяобязательная сцена. К ней все идет. Ее нельзя сделать и сыграть где-то под столом ногами. Мы хотим ее увидеть, чтобы испытать полную меру волнений за героя, которому уже отданы наши сердца.

Обязательная сцена вырастает в конце прогрессии усложнений как решающая схватка героя и антагониста, как самое эмоциональное собы-

тие фильма. Она выражает коренную идею фильма. В ней сталкиваются тема и контртема в своем максимальном развитии. Она следует сразу после кризиса. Рай победы и ад поражения в обязательной сцене предельно сближены. Победил – и ты в раю, проиграл – ты в аду.

В кульминации «Кукушки» медсестра, придя на работу, быстро и умело наводит порядок в психушке, которой Мак Мерфи придал вид борделя. Она обнаруживает Билли в постели со смущенной шлюхой:

шлюху выгнать, Билли привести к порядку.

Но Билли выздоровел! Он больше не заикается! Он освободился от своих страхов! Он уже неподвластен медсестре. Этого медсестра не допустит. Она жестко и умело загоняет Билли обратно в его болезнь, в его мании и комплексы. В отчаянии Билли перерезает себе горло.

И тогда Мак Мерфи в ярости кидается на медсестру, чтобы убить ее. Чтобы избавить мир от этого дьявола! Это и есть обязательная сцена. В течение всего фильма в нас неуклонно росло желание увидеть эту сцену. Каждая победа медсестры над Мак Мерфи заставляла нас все сильнее и сильнее желать, чтобы Мак Мерфи схватился с ней и победил. Медсестра кажется сильнее. Но герой должен в конце фильма встретиться лицом к лицу со своим драконом – победить или умереть. К этому бою он идет, перейдя в конце прогрессивного усложнения «точку без возврата».

В обязательной сцене контраст надежды и отчаяния, позитивной и негативной энергии фильмадостигает максимума. Это эмоциальный пик фильма.

В «Эпидемии» настоящий антагонист обрисовался не сразу. В начале мы все думаем, что герои борются только с вирусом-убийцей. Но по-

степенно проявляется враг – генерал (Дональд Сазерленд). Он хочет владеть смертоносным бактериологическим оружием и ради этого готов уничтожить целый город. Он пытается уничтожить полковника (Дастин Хоффман), чтобы парализовать работу над вакциной. Наступает решающая схватка. Генерал на двух тяжелых военных вертолетах против полковника на одном маленьком маневренном вертолете. Это и есть обязательная сцена, где герой проявляет максимум храбрости и воли. Шедевром исполнения ее не назовешь. Но в выдумке, а главное, в грамотности ей никак не откажешь. В энергетическую копилку фильма она свою лепту вносит.

Обязательная сцена дает ответ на главный драматический вопрос

фильма. Этот вопрос четко возникает во вспышке интереса. Что, собственно. нас интересует? Как все это повернется? Чем закончится? Путь от вспышки интереса к обязательной сцене – это путь главного драматического вопроса. Все должно концентрироваться вокруг него.

Трудность обязательной сцены состоит в том. чтобы она оказалась непредсказуемой и вместе с тем соответствовала ожиданиям зрителей. Один из лучших мастеров сценарного дела Уильям Голдвин сказал:

«Зритель должен получить то. что хочет, но совсем не так, как он этого ожидает».

Если же обязательная сцена предсказуема и все происходит примерно так, как вы и предполагали, то у вас возникает смутное ощущение, что вас кормят едой, которую вы уже однажды съели и переварили. Надо писать, как называется такая еда?

Чтобы этого не произошло. профессиональный

процесс работы страхует вас. С самого начала, прежде всего остального, вы должны придумать обязательную сцену. И после этого, имея ее в голове, выстроить развитие усложнений так, чтобы только вы знали, чем оно обернется, а никто другой не смог бы догадаться. Это уже не так сложно, когда главное придумано.

Взаимодействие вспышки интереса, развития усложнений и обязательной сцены – это зерно, из которого вырастает история.

Есть, однако, истории, в которых репертуар поведения героя жестко ограничен. Например, фильмы о Рокки. Этот парень только и умеет, что драться на ринге. Когда приходит время обязательной сцены, всем понятно, что противники не станут неожиданно для всех петь хором или танцевать танго. Они будут дубасить друг друга. Но как?

Так, чтобы у вас дух захватило, чтобы ноги отнялись от возбуждения. Обязательная сцена не случайно находится в пике энергетического развития фильма. Здесь мы максимально близки с героем. Это место наибольшей эмоциональной вовлеченности зрителей в мир вашего фильма. Неплохо заставить зрителей здесь поволноваться. Пусть кардиограмма Драматической перипетии скачет вверх-вниз, вверх-вниз: