Евгений Лукин - Танки на Москву Страница 37

– Ну как? – спросил сосед, передавая ему кружку.

– Жив, слава Богу!

Выкуп

К перепутью, где условились встретиться, прибыли без происшествий. Позаботился водитель Сергей – на лобовое стекло прилепил листок бумаги с надписью: «Группа генерала Лебедя». Листок действовал на чеченские блокпосты магически – машину пропускали, не задерживая. Еще бы! Московский генерал здесь почитался, как пророк Магомет, поскольку спас боевиков от полного разгрома, подписав с ними мирный договор в Хасавюрте. Водитель, выводя птичью фамилию, полагал иначе: «Хоть какой-то прок от предателя – доедем с ветерком!».

На месте их дожидался джип вороной масти. Турин постучал по затемненному окну. Окно любезно приоткрылось – джентльменская улыбка нарисовалась в проеме:

– O’kay?

– О’кей! Поехали.

Джип помчался по дороге, лихо объезжая рытвины и воронки, чуть заросшие бурьяном. «Колесит, как у себя дома, – ворчал водитель, едва поспевая следом. – Привык носиться по бродвеям». Турин заметил, что Бродвей – американская штучка, а впереди едет британец, подданный ее величества королевы.

– Что этот подданный здесь делает?

– Миссия у него такая – всюду свой нос совать.

– Не боится, что оторвут?

– Боится, но все равно сует. Англичане, Серёжа, – любознательный народец.

На повороте к селу Нижний Юрт остановились: вооруженные бородачи преградили путь. Выяснилось, что дальше может следовать только джип, вторая машина должна остаться у блокпоста.

– Полдень, – Турин взглянул на часы. – Если к трем не вернусь, сматывайся один. Понял?

– Удачи, капитан!

Затемненные окна джипа создавали сумеречную реальность, сквозь которую проступали кусты, высокий пригорок, большое кукурузное поле. На переднем сиденье подданный ее величества сладко похрустывал чипсами:

– Свобода! Будем давать свобода!

– Ага, свобода, – согласился Турин. – Ни пройти, ни проехать.

Встреча на селе оказалась бурной. Британца окружили боевики – по-приятельски обнимали, гоготали. Чувствовалось, что это самый дорогой, самый желанный гость. Из кирпичного особняка, украшенного по сторонам минаретными башенками, вышел рыжебородый чеченец. Пожав британцу руку, распорядился:

– Привести!

Двое направились к сараю, откинули щеколду, выпуская пленника. Турин не узнал своего товарища: впалые щеки, обросшие редкой щетиной, огромные глаза, в которых затаился животный страх. От жизнерадостного офицера, обладавшего точеной выправкой, не осталось и следа. «Глебов, что они с тобой сделали?» – ужаснулся капитан.

Британец протокольно осведомился:

– What is your name? Как звать?

– Хлебов, – прошамкал беззубый рот.

– What?

– Прапорщик Алексей Хлебов.

«Вот мерзавцы! – выругался про себя Турин. – Внаглую подсовывают другого». Это встревожило больше всего: а жив ли Глебов? Не прогуливается ли уже по райским кущам?

Нечаянно обмолвился:

– Это не тот!

Пленник обреченно склонил голову. Жирные мухи облепили тонкую кожицу, пропахшую гнилью. Он покачивался, как тростинка, которую вот-вот унесет ветер. Не в силах смотреть, капитан отвернулся. Заметив его сомнения, рыжебородый властно потребовал:

– Так тот или не тот?

Турин вдруг понял, что если откажется от этого человека, то примет на себя тяжкий грех: «Жить ведь потом не смогу – будет по ночам мерещиться, всю душу изведет».

Боевики с интересом наблюдали за происходящим. Не подавая виду, капитан подошел к Хлебову:

– Здравствуй, Лёша.

– Вот и хорошо, – кивнул рыжебородый. – Забирай.

Послышался глумливый смех – чеченцы радовались, что сумели сбыть затхлый товар. Британец кашлянул, хотел поздравить с освобождением, но его обступили новые друзья, повели в дом, откуда доносился запах молодого шашлыка и сочной приправы.

Двор опустел. Бойкий пацан, вскинув оплечь автомат, звонко скомандовал: «Вперед!». Его переполняла гордость: отец доверил отконвоировать русских на окраину села.

Шли медленно: Хлебов едва передвигал ноги. За заборами люди занимались хозяйственными делами: чинили упряжь, копались в огородах, варили еду. На чужаков никто не обращал внимания. «Робеют, – догадался Турин. – Опасаются увидеть. Ведь увидеть – значит стать сопричастным».

На окраине пацан показал вдаль:

– Туда! Туда!

Капитан посмотрел на часы, мысленно прикинул расстояние до блокпоста – времени оставалось тютелька в тютельку. Справился у Хлебова: может ли двигаться быстрее? Тот неуверенно пообещал.

– Понятно! Придется делать марш-бросок. С полной выкладкой. Турин взвалил доходягу на закорки, побежал трусцой. Неожиданно прогремели выстрелы – пацан забавлялся над неуклюжим бегом, паля в воздух. «Ничего, ничего, – подбадривал себя капитан. – Мы еще посмеемся».

Поначалу прапорщик казался легким, почти невесомым.

– Тебя хоть кормили?

– Кормили. Щепоть сухого гороха, корка хлеба… в день.

– Всё?

– Всё.

– Да, не разжиреешь.

Сырая земля налипала на армейские ботинки большими комьями, и капитан пожалел, что утром, собираясь в путь, не надел резиновые сапоги, прихваченные с собой из Питера. Бежать в них было бы легче: глина к подошвам не так пристает. Но ему хотелось выглядеть перед британцем достойно – все-таки русский офицер.

– В плену давно?

– С мая.

– Работал?

– Бревна таскал… строил блиндажи… в горах.

С окрестных вершин скатывались тяжелые серые тучи, загромождая низкое небо. Турин пересек кукурузное поле, показавшееся бесконечным: с каждым шагом ноша тяжелела, словно пропитывалась сыростью. Решил на пригорке сделать передышку – оттуда до блокпоста рукой подать. Пригорок преодолел с трудом: ботинки скользили, будто смазанные жиром. Поставил прапорщика на ноги. Рукавом вытер пот со лба. Окинул взором простор, открывшийся с возвышенности. Вот кустарник. Вот шоссейная дорога. Вот долгожданный поворот…

На повороте никого не было.

Джип рванул с места – из-под колес полетела грязь. Сергей проводил его глазами: «Ишь расскакался, конек-горбунок!». Подошел к своей замызганной колымаге, дотронулся до теплого капота: «Ладушка!». Холодная морось проникала за воротник вместе с тоскою: «Хуже нет – убивать время». Водитель искоса взглянул на боевиков: «Что время? Самого не грохнули бы».

– Эй! – окликнули его. – Поставь машину сюда.

Бородачи указали на прогалину между кустами. Помогли припарковаться. Уселись на сиденья, продолжив наблюдать за дорогой. Автомобили проезжали редко, в основном легковой транспорт. Иногда попадались грузовики. У блокпоста они притормаживали, неспешно объезжая бетонные блоки, положенные поперек. Бородачи издали разглядывали кабины. Пропуском служил портрет, размещенный за лобовым стеклом. На портрете красовался эмир кавказской свободы Джохар Дудаев – бравая пилотка, жесткие черные усы.

Лишь раз, когда со стороны села послышался шум, боевики вылезли наружу. Сергей подался за ними – выяснить, кто да что, но ему пригрозили стволом: «Сиди!». Старый трактор с прицепом протарахтел мимо, оставив в воздухе душистый след прелого сена, коровьего навоза. Сердце защемило: где ты, родная Рязанщина, – яблоневые сады, зеленые пастбища, розовое молоко? «Мирная жизнь всюду пахнет одинаково, – рассудил Сергей. – И чего развоевались? Не живется людям».

«Где люди? – озирался Турин. – Почему никого нет? Куда делся водитель? Неужели убили?» За спиной что-то зашуршало. Он резко обернулся – на обочине, почесываясь в лохмотьях, стоял доходяга. «Наверно, так выглядит смерть, – мелькнула мысль. – Выкупил косую да еще три километра тащил на себе».

– Ты пока отдохни, а я схожу на разведку, – Турин решительно направился к блокпосту.

– А-а, – услышал тихий стон. – А-а!

Доходяга жалобно покачивался на полусогнутых конечностях, явно не желая расставаться. Турин убыстрил шаг, но замогильный голос не отдалялся, а только предательски усиливался.

Из кустарника выскочили фигуры с автоматами наперевес. Присмотревшись, капитан узнал угрюмых бородачей, которых видел часа три назад. И сразу как будто опомнился: «Это же Хлебов кричал!».

Прапорщик сидел на траве, бессильно уткнувшись в колени. Капитан подбежал, потряс за плечо:

– Лёшенька, дошли, Лёшенька!

Поднял онемевшего Хлебова, понес на руках к блокпосту.

Джип вороной масти остановился на повороте, когда Турин пытался прикурить – мокрые пальцы дрожали, и горящая спичка никак не могла встретиться с сигаретой. Наконец дыхание наполнилось живительным дымом. Горькие табачные крошки прилипли к губам.

Жизнь вернулась на землю.

Капитан постучал по затемненному окну джипа. Окно лениво приоткрылось. В проеме нарисовалась картинная улыбочка:

– O’kay?

– О’кей! – сплюнул табачные крошки Турин. – Поехали.

Боярышник – ягода смерти