П. Карев - Экспедиционный корпус Страница 39

Такая же картина представилась ля-куртинцам на другой день. Около вокзала стояло несколько женщин, торговавших молоком. Вышедший из офицерского вагона начальник эшелона приказал женщинам перелить молоко из кринок в ведро, которое его денщик держал в руках. Женщины, выполнив требование, попросили расплатиться, но офицер, не сказав ни слова, начал хлестать их по лицу гуттаперчевым стэком. Женщины, оставив кринки, с визгом бросились бежать.

К месту назначения эшелон прибыл ночью. Полусонных людей вывели из вагонов и отправили в город. По улицам шли •тихо, каждый был так углублен в свои мысли, что не находил •слов для разговора.

Вдруг вдали ухнуло. Люди встрепенулись, все поняли, что :ЭТО за гул.

– Значит, фронт рядом?- проговорил тихо Крюков, обращаясь к шедшему рядом Кондрашеву.

– Как видно, да, – отозвался Кондрашев. – Как, Миша, думаешь, сегодня пойдем на передовые позиции?

– Я думаю, нам дадут дня два пробыть в тылу, чтобы хорошенько изучить местность, – ответил Крюков.

– Это было бы неплохо, мы бы за это время кое-что узнали от местных ?кителей, – заметил Кондрашев.- В незнакомой местности куда пойдешь? Пожалуй, нарвешься на чей-нибудь пулемет.

– Это верно, – сказал Крюков. – Ну, ладно, посмотрим, что дальше будет, тогда и решим.

В этот момент послышалась команда «стой».

– Закуривай! – крикнул офицер.

Через несколько минут подошли остальные части. В продолжение получаса люди стояли, не зная причины задержки. А гул с северной стороны все усиливался, вспышки зарева становились ярче.

– Как видно, крепко жарят из пушек, только не узнаешь кто: белые или красные, -проговорил молодой солдат, недавно мобилизованный и не имевший представления о войне.

– А для тебя что лучше: чтобы наши пушки били или красные? – спросил стоявший рядом подпрапорщик.

– А для меня все равно, чьи бы ни били, лишь бы меня не убили, – ответил солдат.

Подпрапорщик подошел ближе и ударил солдата по щеке. Тот, как сноп, повалился на землю. Подпрапорщик стал его избивать ногами. Солдат застонал. Люди, что были рядом, не выдержали. Один схватил подпрапорщика за шиворот, другой ударил по лицу, кто-то ткнул в бок ножом… Зная, что дело может кончиться плохо для них, солдаты отнесли труп на пустырь и бросили.

Вся эта сцена произошла так быстро и неожиданно, что другие роты об этом ничего не узнали.

Вскоре пришли из штаба офицеры и повели солдат на запасные пути железной дороги, где всему батальону были выданы английские винтовки и патроны.

Когда батальон был вооружен, солдатам разрешили сделать небольшой привал, во время которого объяснили, что сейчас их отправят на передовые позиции. Стоял октябрь. Ночи были долгие, поэтому офицеры рассчитали, что еще до рассвета они сумеют привести батальон на первую линию.

По мере продвижения на север грохот пушечных выстрелов и гул рвущихся снарядов становились все слышнее. Иногда с той или другой стороны раздавался треск пулемета, чередовавшийся с ружейными залпами.

Ночные переходы, тем более по незнакомой местности, быстро утомляют людей. За два с половиной часа был сделан один привал, поэтому солдаты с нетерпением ждали второго, а некоторые, более слабые, начали отставать. Офицеры подали команду, чтобы роты подтянулись. Усталые солдаты, напрягая последние силы, пошли быстрее.

Перед рассветом первая рота вошла в деревню, казавшуюся вымершей. Посредине деревни батальон остановился, солдатам запретили курить и громко разговаривать. Распоряжения передавались шепотом. После этого роты были выведены разными улицами из деревни, за околицей которой находились временные окопы.

Только в окопах офицеры нашли нужным объяснить солдатам возложенную на них задачу.

Плохо оборудованные окопы не понравились ля-куртинцам, они видели на французском фронте траншеи, сильно укрепленные, с глубокими теплыми землянками. Окопы белых представляли собой наскоро вырытые канавы, в которых не было ни траверсов, ни ходов.

Офицеры разместили свои роты и, дав некоторые указания унтер-офицерам, возвратились в деревню.

В полдень в окопы принесли обед, приготовленный из мясных консервов.

Первый день на передовых позициях, если не считать артиллерийской перестрелки, прошел тихо и спокойно. Красных войск совершенно не было видно. Вечером, когда стемнело, приехали офицеры. Они еще раз предупредили солдат, чтобы сидели тихо, не выдавали своего местопребывания. «Красные недалеко, они могут в любой момент нагрянуть», – заявили офицеры, уезжая в деревню.

Находясь в одном окопе, Кондрашев и Крюков возобновили разговор о побеге. Некоторые солдаты предлагали подождать, рассчитывая получше ознакомиться с местностью и наметить путь перехода к красным. После долгих споров все согласились с предложением о переходе фронта в два часа ночи.

Об этом сообщили сорока солдатам первой роты, участвовавшим в заговоре. Предупредить о побеге другие роты не удалось, так как взводные командиры запретили хождение по окопам.

После полуночи взводные, сделав последний обход, ушли на отдых. На линии никто из начальства больше не показывался. Вокруг было тихо.

Осмотревшись и прислушавшись к ночной тишине, Кондрашев толкнул Крюкова и тихо сказал: «Пошли!»

Солдаты начали бесшумно выбираться из окопов. Они осторожно проползли сотню шагов, не теряя друг друга из виду, и остановились. Убедившись еще раз, что кругом спокойно, они встали и пошли вперед, прислушиваясь к каждому звуку.

Опасность преследования миновала. Теперь перед беглецами встал вопрос, как лучше и безопаснее подойти к расположению красных войск, чтобы не понести ненужных потерь. Было решено итти дальше и в случае стрельбы ложиться на землю и ждать до рассвета. В безмолвной тишине солдаты прошли около двух километров, но красных войск не было. Им уже казалось, что они сбились с пути и идут не туда, куда надо. Вдруг совсем недалеко раздался оглушительный свист и за ним окрик:

– Кто идет?

– Свои! – радостно отозвались перебежчики..

– Какой части? – спросили из темноты.

– Перебежчики от белых.

– Оружие есть?

– Есть.

– Клади на землю и проходи вперед.

Солдаты сложили винтовки и подсумки с патронами и один за другим пошли вперед, откуда слышался разговор красноармейцев.

– Сколько вас всех перешло? – спросил человек в кожаной куртке, с маузером.

– Сорок два, – ответил Кондрашев.

– Все с оружием?

– Да, с английскими винтовками, – сообщил Кондрашев.

Куртинцев повели в штаб дивизии, где их подробно расспросили, кто они и что их заставило убежать от белых. После этого все они были отпущены по домам. Им дали литеры для бесплатного проезда по железной дороге до ближайшей к месту жительства станции.

Белогвардейские офицеры, посланные в Африку, свое задание выполняли аккуратно. Через несколько дней после первой партии была отправлена в Россию еще тысяча ля-куртинцев. С этим батальоном ехали три подпрапорщика и один офицер, бывшие ранее на французском фронте.

На судне начальство вело себя вызывающе, придиралось к солдатам на каждом шагу. Ля-куртпнцам это не понравилось, они начали протестовать. Однажды подпрапорщик ударил солдата за то, что тот не козырнул ему. На помощь подбежали товарищи.

– Брось бить, сволочь! – закричал один солдат.

– Кто сволочь? – рассвирепел подпрапорщик и кинулся на говорившего, но был сбит с ног подошедшим сзади солдатом Ковалем.

– Бей шкуру! – закричал Коваль и, схватив подпрапорщика, бросил в самую гущу собравшихся ля-куртинцев.

Избитого оставили на палубе, и все разошлись по местам.

Коваля вызвали в каюту офицера. После допроса офицер распорядился посадить его под арест. Через час Коваль выбил дверь помещения, где он сидел, и ушел в роту. Его снова потребовали к офицеру, но он отказался и заявил:

– Если я нужен, пусть он сам придет сюда.

Через несколько минут офицер в сопровождении трех подпрапорщиков, вооруженных шашками и наганами, вышел из каюты и приказал привести Коваля. Солдаты не выполнили приказания. Офицер выстрелил вверх, но и это не подействовало.

– Последний раз требую выдачи Коваля или откроем огонь! – закричал офицер.

– Попробуй!

Раздалось четыре выстрела, которыми был убит один солдат и ранены двое. Солдаты разоружили офицеров, избили и выбросили за борт.

Возле Константинополя судно было встречено миноносцами, которые проводили транспорт до одесского порта. Здесь ля- куртинцев высадили и под конвоем увели в город.

Спустя некоторое время больше половины солдат было расстреляно, а остальных присудили к тюремному заключению и каторжным работам. Очень многим удалось бежать и пробраться на родину.