Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр Страница 39

• во время смены режима не существовало пригодной для этого правовой среды (за исключением пары стран Центральной Европы), которая могла бы в достаточной степени гарантировать защиту частной собственности, а также обоснованные и прозрачные правила передачи государственной собственности в частные руки;

• крах коммунистического строя часто сопровождался прекращением функционирования государственного контроля, в результате чего решения о распределении государственной собственности принимались с использованием политических механизмов и государственного аппарата, которые не были стабильны и не учитывали неустойчивость своего положения;

• отсутствовал финансово устойчивый внутренний спрос, поскольку в условиях государственной монополии и командной экономики никто не мог накопить необходимые для этого активы;

• когда административный рынок и командная экономика выходят из строя, невозможно определить точную стоимость бывшей государственной корпорации в рыночной среде, которой прежде даже не существовало. Ведь, как известно, ни цена продуктов, ни затраты на производство, ни собственно спрос и предложение не были сформированы рыночными силами. (Несомненно, можно предположить, что добывающая промышленность, цены в которой, по сравнению с международными, были занижены, принесла бы значительную прибыль тем, кто смог ее присвоить[270].)

Одним словом, не технократические мотивы приватизации возникали как намеренно, так и вынужденно. Два наиболее важных из них – это установление справедливости, то есть устранение несправедливости коммунистической диктатуры через передачу собственности ее законным владельцам, и трансформация власти, то есть либо преобразование власти коммунистической номенклатуры в посткоммунистическую экономическую власть, либо использование приватизации для личной выгоды новых акторов.

Мы выделяем четыре метода приватизации, которые, хотя и включают экономические аспекты, в первую очередь обусловлены идеологической целью установления справедливости (Таблица 5.15). Первый и самый простой способ сделать это – вернуть собственность тем, у кого ее забрали, то есть реприватизация. В процессе установления справедливости при реприватизации временной точкой возврата является структура собственности того периода, который предшествовал национализации / коллективизации, а целью этого процесса является предоставление национализированной собственности тем, кто в качестве бывших владельцев имеет на нее права. И хотя этот метод в теории выглядит просто, его реализация оказывается намного более сложной. С одной стороны, маловероятно, что реприватизация может способствовать экономической эффективности, так как дети (или внуки) тех, у кого было конфисковано имущество, вынужденные десятилетиями зарабатывать на жизнь в условиях плановой экономики, скорее всего, не являются наиболее подходящими акторами для современного и эффективного управления этими единицами. С другой стороны, что, с точки зрения установления справедливости, пожалуй, даже более важно, за десятилетия коммунистической национализации практически никакая собственность не сохранилась в первоначальном виде: многие старые здания были снесены или полностью реконструированы; новые здания были построены на части апроприированных земель; изъятые средства производства были амортизированы и т. д. Вследствие этого восстановление первоначального состояния объектов собственности было, как правило, нецелесообразным (а часто и невозможным), и не всегда было ясно, что именно должно быть возвращено (и кому). В силу этих обстоятельств противники реституции утверждали, что «частные претензии часто бывают сложны и растянуты по времени и без необходимости замедляют процесс приватизации»[271]. Неслучайно в большинстве стран реприватизация ограничивалась преимущественно недвижимостью (например, сельскохозяйственными угодьями), а производственные активы затрагивала лишь в ограниченном объеме[272].

Таблица 5.15: Методы приватизации с точки зрения установления справедливости (идеологическая цель)

Второй метод установления справедливости предлагает решение обозначенных выше проблем. В результате компенсации бывшие владельцы получают не само конфискованное у них имущество, а некое альтернативное имущество, сравнимое по стоимости с прежним (национализированным). Это «альтернативное имущество» могло принимать форму так называемых компенсационных ваучеров, которые были в ходу в Венгрии и Словении, и могли быть использованы в приватизационных сделках. «Эти ваучеры повысили спрос на акции всех предприятий, – пишет Шоош, – и средних, и крупных. Однако их влияние на структуру спроса, вероятно, было незначительным, поскольку их можно было свободно продавать и покупать; они даже котировались на фондовых биржах ‹…›. Цены на компенсационные ваучеры колебались в зависимости от роста „приватизационного предложения“ и от периодически меняющихся условий их использования в ходе приватизации. Однако их цена всегда была ниже их номинальной стоимости. Они осели в семьях и других хозяйственных единицах, которые так или иначе стремились приобрести приватизированные активы. Купив ваучеры по сниженным ценам, покупатели могли приобрести эти активы несколько дешевле»[273].

Третий метод можно назвать инсайдерской приватизацией, которая также известна как выкуп бизнеса менеджерами (MEBO)[274]. В отличие от двух уже описанных методов, точкой возврата для установления справедливости является не предшествующий национализации период, а момент перед сменой режима, поскольку «компания принадлежит тем, кто ее работает», если перефразировать расхожее выражение. Таким образом, при применении этого метода государственные предприятия могли быть переданы управляющим активами, в числе которых менеджмент и остальные сотрудники. Последние имели сильные позиции в Польше, а первые – в России, что свидетельствует о «двойном преимуществе, которое дает этот метод, а именно о возможности реализации и политической популярности»[275]. Однако в других странах, таких как Венгрия, где выкуп бизнеса зачастую совершался путем сговора, тот факт, что менеджмент происходил из слоя лояльных предыдущему режиму технократов, способствовал дефициту легитимности процесса приватизации. И действительно, в таких случаях приватизация обычно приводила к появлению «красных» и «зеленых» баронов внутри корпораций, которые либо платили менеджерам за отказ от должности, либо массово освобождали от обязанностей сотрудников этих корпораций. Этот процесс, как правило, совпадал с трансформацией определенных корпоративных подразделений в новые компании, связанные с менеджментом, что часто приводило к крушению крупных государственных (преимущественно промышленных) корпораций и увольнению значительной части их сотрудников.

Наконец, свободная раздача гражданам или массовая ваучерная приватизация основывалась на том принципе, что единственно возможные владельцы национализированной собственности – это люди, то есть граждане страны[276]. Таким образом, через выпуск приватизационных ваучеров или «купонов» в одночасье были созданы миллионы новых собственников. Эти граждане могли инвестировать полученные ваучеры в компании или в так называемые чековые инвестиционные фонды (ЧИФы)[277]. ЧИФы находились под контролем либо оставшихся в государственной собственности банков (как в Чехословакии), либо государственного приватизационного агентства (как в Румынии), либо под безнадзорным инсайдерским контролем в том случае, если по инициативе лиц с хорошими связями им удавалось собрать ваучеры граждан. «Последняя схема представляла собой самый неблагоприятный вариант и приводила к масштабным злоупотреблениям»[278]. Кроме того, этот процесс привел к значительной фрагментации прав собственности, и поэтому не способствовал какому-либо существенному росту благосостояния индивидов. Рыночная цена на недвижимость упала, что позволило некоторым лицам воспользоваться этим и сосредоточить в своих руках собственность, а затем политизировать свои активы.

Здесь мы приходим к рассмотрению политической цели