Георгий Эфрон - Письма М. И. Цветаевой Страница 4

Вас об этом.

Желаю всех благ, всего доброго.

Целую крепко Вас и Зину.

Ваш Мур.

Адрес для телеграммы:

Татарская А.С.С.Р.

гор. Чистополь,

ПОЧТА — до востребования

ЭФРОНУ Г. С.

<На полях:>

P. S. Не пишите писем — не доходят, долго идут.

<Приложено письмо к Д. В. Сеземану:>

11. IX-41

Mon vieux Mitia!

Je t'écris pour t'annoncer que ma mère s'est suicidée — pendue — le 31 août. Je n'ai pas l'intention de traîner la-dessus: ce qui est fait est fait. Tout ce que je peux te dire, c'est qu'elle a bien fait et qu'elle a eu raison de se suicider: c'ètait la meilleure solution, et je lui donne pleine et entière raison. Après un voyage cauchemaresque, j'ai dèménagé à Tchistopol, oû se trouvent beaucoup de familles d'écrivains évacués. Après avoir vécu quelque temps chez Acéeff et vendu toutes les affaires de ma mère (pour environ 2.000 roubles), je pris mon parti, quoi qu'il en coûte, malgré les bombardements et tout, de venir habiter à Moscou. Je rassemblai toutes mes affaires, me munis d'un sauf-conduit et me prèparai à partir par voie d'eau jusqu'à Gorky, quand le directeur du Detdom du Litfond me convoqua et me montra un tèlègramme du Litfond de Moscou а son nom, lui adjoignant de m'inscrire а ce Detdom d'enfants des écrivains de Moscou (il y en a de tous âges). J'aurai où habiter, je serai «nourri, couchй, blanchi» et, surtout, j'étudierai à l'école en 9-me classe avec les autres enfants d'écrivains. Après avoir mûrement réfléchi, je résolus de rester, étant donnè, surtout, le fait que j'irai à l'école, tandis qu'а Moscou — qui sait? Cette dècision ne me fut par facile à prendre — je voulais énormément te voir, te parler, voir Moscou et Moulia, etc., mais ce sacré bon sens… Du reste, je crois qu'à ma place tu serais restй aussi. Maintenant je veux que tu saches une chose: quoi qu'il en soit des événements à venir, viendra un jour où je reviendrai à Moscou. Tous mes efforts tendent à cela. De Detdom quand cela se pourra, reviendra illico à Moscou (il y a pas mal de «gosses célèbres»). Quand cela se pourra, je reviendrai а Moscou. De ton côté, fais tout ton possible pour être à Moscou, si tu pars, quand ce sera possible. Etant donné cela, nous nous rencontrerons indubitablement. Je te prie fort de m'écrire à Tchistopol un télégramme où tu diras où tu habites: c'est très important pour moi de ne pas te perdre de vue. Je t'en prie fort. Maintenant je te dis «au revouir, vieux». Quoi qu'il en soit, nous finirons bien par nous rencontrer. Espère en l'avenir — il est à nous. Je te serre la pince Ton ami Mour.

Адрес: Татарская А.С.С.Р.

гор. Чистополь

Почта — до востребования

Эфрону Г. С.

P.S. n'écris pas de lettres — elles vont trop lentement.

3/IV.42

Дорогие Лиля и Зина!

Только что получил Вашу вторую открытку. Очень Вам благодарен за все те усилия, которые Вы приложили, чтобы наилучшим образом продать костюм; все 800 р. полностью получил.[9] Очень правильно сделали, что макинтош оставили «про запас» — со временем продадите, как раз тогда мне деньги и будут нужны. Я Вам очень и очень благодарен за то, что бережете вещи — я отнюдь не потерял надежды еще с ними повидаться. Итак, кожпальто вы отправили с Котом.[10] Если только Кот действительно находится в Ашхабаде, и никуда не уехал, — что установлю как можно скорее, — то тем или иным способом я это пальто попытаюсь получить. Когда потеплеет, соберитесь в Новодевичий — там ведь рукописи М. И., мои сапоги и пальто; — проверьте, всё ли в сохранности (Садовские, кв. 59.).[11]

Теперь о делах ташкентских. Как я и ожидал, положение мое в столице Узбекистана повернуло в хорошую сторону. Если раньше — до марта месяца приблизительно — я находился, так сказать, в «башне из слоновой кости», т. е. ни с кем не общался и ни о чем не хлопотал (по неохоте или природному «консерватизму»), то в течение месяца я кое-чего добился. Теперь меня знает весь Союз Писателей, теперь я добился пропуска в столовую литфонда, теперь я включен на «спецснабжение»; я установил связь с «комиссией помощи эвакуированным детям» Наркомпроса УзССР, в частности с Е. П. Пешковой (l-й женой М. Горького), и первые плоды этого контакта уже дают себя знать — дали мыло, 2 пары носок и шьют много белья, да в июне будут искать подходящую работу, выдали 11/2 литра хлопкового масла и еще обещают — и ни черта за это платить не приходится, вот что главное, да еще попытаюсь у них получить хоть немного денег. Относятся ко мне прекрасно. Скоро в Москву приедут одни мои добрые знакомые, которые Вам всё расскажут обо мне; возможно, передам с ними письмо.

В школе дела неплохи. Успешно окончил 3-ю четверть, хотя было очень трудно; сдал Всевобуч (самое наитруднейшее для меня.)

В Ташкенте живет Ахматова, окруженная неустанными заботами и почитанием всех, и особенно А. Толстого, живут Погодин, Толстой, Уткин, Лавренев; приехал из Уфы Корнелий Зелинский, сейчас же поспешивший мне объяснить, что инцидент с книгой М. И. был «недоразумением» и т. д.; я его великодушно «простил». Впрочем, он до того закончен и совершенен в своем роде, что мы с ним в наилучших отношениях — и ведь он очень умный человек.

[12]

Итак, пока учусь; там — видно будет. Установил связь с Мулей. Узнал, что Вера из-за Миши уехала в Уржум.[13] Я думаю, летом очень многое станет ясным. Крепко обнимаю.

До свидания, всегда Ваш Мур

9/IV-42

Дорогие Лиля и Зина!

Вчера получил Вашу открытку (3-ю по счету). Насчет мыла не беспокойтесь — я им вполне обеспечен. Вообще-то говоря, конечно, я взял слишком мало вещей, но кое-как перебиваюсь тем, что взял и выгляжу пока, — в вещевом отношении, — довольно-таки свеженько. Одно время думал просить Вас послать мне вещевую посылку, но потом сообразил, что она бы очень долго шла и имела бы много шансов пропасть. Так что буду ждать «оказии» — может, кто из знакомых соберется в командировку в Москву, и обратным рейсом привезет кое-что сюда.

Насчет книг, прислать бы было необходимым. Вот какие книги мне нужны: однотомники Чехова и Лермонтова (находятся на полке в маленькой комнате) и, главное, Грин — «Избранное» 1-й том (1941 г. издания, голубая обложка с рисунком: белая чайка, дерево или что-то в этом роде.) Эта книга или на той же полке, или у Садовских на полке, где мои книги; если ни там, ни там не окажется — купите (стоит она пустяки) — когда я был в Москве, ее можно было свободно достать. Вот эти три книги и пришлите, пожалуйста. Я очень много читаю; прочел всего Хэмингуэя, причем ни «Прощай оружие», ни «Фиеста» мне не понравились; напротив, «Иметь и не иметь» — первоклассное, первостепенное, подлинно-гуманное, замечательное произведение Хэмингуэя (в чем со мной согласна Лидия Бать — может быть, помните, она работала в «Интернациональной литературе» и была другом Али; она знакома с Мулей, проф. Дейч, — тоже Алин знакомый, — ее муж; это — симпатичные и культурные люди.) Прочел Достоевского — «Игрок» и «Вечный муж»; замечательно, несколько в гофмановском стиле. Кое-как одолел «Дым» Тургенева, в котором есть, все же, много блестящих штрихов, хотя роман как таковой не удался и распадается на отдельные куски. Интересуюсь Чернышевским, его взглядами и взаимоотношениями с писателями 60-х гг. Сейчас принялся за Салтыкова-Щедрина; у него есть рассказы почти что чеховской марки. Кстати, Анна Ахматова, на мой вопрос, любит ли она Щедрина, ответила мне, что да, любит, — как фантаста (!): «Прочтите его „Современную идиллию“». Прочтем, прочтем. С большим удовольствием перечел «Контрапункт» О. Хаксли — преумная книга, и прескорбная.

Рисовать не рисую, а много пишу всякой всячины — и стихи, и «эссэ»; уже целый сборничек собрался. Кстати, сигнализирую Вам прелюбопытное явление: определенное преобладание в 1942-м г. — в количественном отношении, — драматургического искусства над другими. Это нечто совершенно умопомрачительное: все, все пишут пьесы, причем пьесы абсолютно на все темы. Какая-то «пьесная» лихорадка. Пример — Симонов, с быстротой завидной пишущий одну пьесу за другой («История одной любви», «Парень из нашего города», «Русские люди»). Даже Толстого проняло — разразился «Иваном Грозным». Шток пишет одновременно две пьесы: «Осада Лейдена» и пьесу о Толстом, Липскеров написал одноактную пьесу, Кочетков, прочитав какую-то книгу Макса Брода, быстро-быстро написал пьесу (историческую, конечно) и пытается ее всучить Мос<ковскому> Евр<ейскому> Театру через Михоэлса; беспрестанно чередуются премьеры; все пишут пьесы; всех привлекают авторские бенефисы. Еще недостает, чтобы я начал писать пьесы!

Частенько получаю вести от Митьки. Он продолжает учиться в Ашхабадском Пединституте: сдает зачеты, сессии и т. д. Часто бывает на концертах, увлекается Цвейгом, Блоком, Пушкиным, даже Некрасов понравился («несмотря на некоторую инфантильность»). Обожает Чайковского; у них живет его кузен (Митьки.) Судя по письмам, он все же такой, как и был прежде: не очень устойчивый, любящий блеснуть словцом, но умный и неунывающий. Приехал сюда из Уфы Корнелий Зелинский с женой, мамашей, belle-mère[14] и племянником.

В Ташкенте уже было несколько очень жарких дней; что-то будет летом, воображаю!

Вчера был в театре — в 1-й раз в Ташкенте. Видел комедию Луи Вернейя (Louis Verneuil, французский драматург) — «Похищение Елены». Очень весело, остроумно, без претензий; не больно важное исполнение не испортило пьесы; публике очень понравилось. В общем, вечер не был потерян.

Учусь кое-как, с перебоями — самостоятельное хозяйство и различные хлопоты и хождения не содействуют нормальному посещению занятий. Но пока всё идет хорошо. Математика одолевает, но не так уж.