Найджел Которн - Интимная жизнь великих диктаторов Страница 4

Наполеон знал и о ее отношениях с генералом Гошем. Однажды вечером на приеме у Терезы Тальен он, пребывая в игривом настроении, пытался гадать по руке, но, когда добрался до ладони генерала Гоша, его настроение сразу переменилось. «Генерал, вы умрете в своей постели», — мрачно посулил он. Для Гоша такие слова из уст военного человека могли означать только оскорбление. Лишь поспешное вмешательство Жозефины предотвратило полномасштабную ссору.

Очевидно, Наполеон не владел своими чувствами, и поэтому он перестал видеться с Жозефиной. Та ему написала: «Вы больше не навещаете любящую Вас подругу. Вы ее окончательно бросили, и это большая ошибка, ведь она искренне предана Вам. Приходите завтра утром. Я должна поговорить с Вами о том, что Вас непременно заинтересует. Спокойной ночи, друг мой. Нежно обнимаю».

Наполеон незамедлительно ответил: «Ума не приложу, чем вызван тон Вашего письма. Умоляю, поверьте, когда я скажу, что никто на свете не стремится к дружбе с Вами сильнее меня, и никто на свете так не жаждет возможности доказать это. И если позволят мои служебные обязанности, я лично доставлю Вам эту записку».

Вскоре после того визиты возобновились и даже участились. «Однажды я сидел рядом с ней за столом, — вспоминал Наполеон, — и она принялась осыпать всевозможными комплиментами мой военный опыт. Сии похвалы меня опьянили, и с того момента я ограничил наши беседы и больше никогда не позволял ей сидеть со мною бок о бок».

Тринадцатилетняя дочь Жозефины Гортензия упоминала о привязанности Наполеона к ее maman. Однажды вечером Жозефина взяла Гортензию на обед, который давал Баррас в Люксембургском дворце. «Я оказалась между матушкой и генералом, и он, беседуя с ней, так часто и с такой оживленностью наклонялся вперед, что утомил меня, и я была вынуждена откинуться на спинку стула, — писала она. — Вопреки своей воле я внимательно смотрела ему в лицо; оно было красивым и выразительным, но донельзя бледным. В речах он был пылок и, казалось, все свое внимание отдавал моей матушке».

В скором времени Жозефина и Наполеон стали любовниками. Для Жозефины секс всегда был приятным способом завершить запоминающийся вечер. Для Наполеона это было чем-то выдающимся. На другой день в семь утра он восторженно написал: «Я пробудился, исполненный мыслей о Вас. Чувства мои мечутся без передышки между Вашим портретом и воспоминаниями о нашей пьянящей ночи. О, милая, о несравненная Жозефина, чем Вы околдовали мое сердце? Что, если бы Вы разгневались? Что, если бы я увидел Вас в печали или тревоге? Тогда моя душа от горя раскололась бы вдребезги. Тогда Ваш любящий друг не нашел бы ни отдыха, ни покоя. Но ничего подобного не случилось, когда я поддался переполнившему меня глубокому чувству, когда меня охватило пламя, изливавшееся с Ваших уст, из Вашего сердца… Через три часа я увижусь с Вами, а пока, mio dolce amor, шлю вам тысячу поцелуев, однако Вы не посылайте мне ни одного, ибо они воспламеняют мою кровь».

Огюст Мармон — порученец Наполеона — вспоминал о том, как отношения с Жозефиной влияли на характер генерала: «Он обезумел, в полном смысле этого слова обезумел от любви. Очевидно, это была его первая настоящая страсть, страсть первобытная, и он ей отдавался со всею пылкостью своей натуры. Доселе ни один мужчина не бывал одержим любовью столь чистой, столь искренней, столь исключительной. И хотя Жозефина успела утратить свежесть юности, она умела доставлять ему удовольствие, вдобавок мы знаем, что перед влюбленными никогда не стоит вопрос «почему». Человек любит потому, что он любит, и нет на свете чувства, менее доступного объяснению и анализу, нежели любовь».

Спустя много времени после развода Наполеон, познавший горечь поражений и изгнания, на острове Святой Елены все еще признавал: «Я был в нее страстно влюблен, и наши друзья все поняли задолго до того, как я осмелился сказать о сем хотя бы слово». Его любовь к Жозефине, утратившей, по словам современников, «весь ее цвет», шокировала многих. Наполеону было двадцать шесть, а ей — тридцать два, хотя она тщательно подделала свидетельство о браке, убавив себе четыре года, тогда как Наполеон галантно добавил два к своему возрасту.

Наполеон, полный оптимизма и юношеской любви, писал Жозефине: «Вам не следует вдохновлять меня на безмерную любовь, ежели Вы сами не питаете ко мне подобного чувства». Она не питала подобного чувства. Наполеон обманывал себя. Жозефина просто забавлялась со своим «забавным маленьким корсиканцем» — как она его называла.

Но Баррасу хотелось сбыть с рук транжирку Жозефину, а Жозефина нуждалась в новом содержателе, так что молодость и наивность Наполеона устраивали их обоих. Впоследствии Наполеон признал, что жениться на Жозефине ему присоветовал Баррас. Он ясно дал понять, что от этого поправится общественное и финансовое положение Наполеона. Еще Баррас внушил молодому генералу, что Жозефина богата. На самом же деле все ее приданое состояло из кипы неоплаченных счетов. Но она происходила из родовитого семейства, а Наполеон был неисправимым снобом.

Предложение руки и сердца застигло Жозефину врасплох. Она рассчитывала побыть некоторое время любовницей Наполеона, но уж никак не женой. Подруге она призналась, что не любит его, что испытывает лишь «безразличие, холод». Устрашась корсиканского пыла, Жозефина была склонна искать в матримониальных притязаниях Бонапарта некие скрытые мотивы, и он, узнав об этом, был глубоко уязвлен. «Да как вы могли подумать, что моя любовь отдана не Вам такой, какая Вы есть? Кому же тогда? Чему? Вы меня ошеломили, но пуще я дивлюсь самому себе, ведь я нынче утром снова у Ваших ног, и нет во мне силы и желания этому противиться! О, бремя тяжести и унижения! О, моя несравненная Жозефина, в чем природа Вашей удивительной власти надо мною? Почему одна лишь мысль о Вас способна отравить мне жизнь и разорвать мое сердце, и почему в то же время другое чувство по-прежнему сильнее меня, и другое, менее мрачное расположение духа вновь заставляет меня ползать у Ваших ног?»

В конце концов сила его страсти одержала победу. «Не знаю, в чем тут причина, — говорила Жозефина подруге, — но подчас его абсурдная самоуверенность просто поражает меня, и начинает казаться, будто для этого человека нет ничего невозможного, он в силах исполнить все, что ни взбредет ему в голову. И кто возьмется сказать, на что способно его воображение?»

На острове Святой Елены Наполеон более объективно поведал о причинах, толкнувших его на брак с Жозефиной: «Я действительно любил Жозефину, но не питал к ней уважения… Положа руку на сердце, женился я только потому, что рассчитывал на большое приданое. Она говорила, что состоятельна, но это была неправда». Женитьбе противилась родня Наполеона. Она не одобряла фривольного образа жизни и эпатажных нарядов красавицы. Детей Жозефины тоже не устраивал этот брак. «Мама не любит нас так, как его», — говорила Гортензия своему брату. Впоследствии им объяснили, что Евгению, мечтающему носить мундир, никак не будет помехой отчим с генеральскими эполетами. Но Гортензия так до конца и не примирилась с выбором матери. Позже, когда спутница жизни Наполеона вместе со всей Францией будет прославлять его победы, Гортензия скажет: «Мадам, я отдаю должное всем его завоеваниям, кроме одного. Я никогда не прощу, что он завоевал мою мать».

Когда жених и невеста отправились подписывать брачный контракт, агент по купле-продаже собственности посоветовал Жозефине не связывать свою судьбу с нищим молодым солдатом, который может погибнуть в бою, не оставив ей ничего, кроме «своего плаща и сабли». И все-таки она решилась. Баррас ее уступил. Наполеон опоздал к свадебной церемонии на два часа, и мэр, не дождавшись его, отправился восвояси. В десять часов утра 9 марта 1796 года Наполеона и Жозефину связал узами брака мелкий чиновник, не уполномоченный проводить даже двухминутные церемонии. Баррас сдержал обещание, и женитьба помогла Наполеону продвинуться вверх по служебной лестнице. За неделю до свадьбы Баррас назначил его командующим итальянской армией.

После бракосочетания Наполеон вселился в новый дом Жозефины по улице Шантерин, 6. Особняк стоял на отшибе, его окружал парк. Стены и потолки будуара Жозефины облицевали зеркалами, и золотым лебедям, скользившим по морю розовых роз на потолке ее спальни, пришлось исчезнуть. В честь Наполеона Жозефина велела сменить украшения в будуаре, чтобы уподобить его армейскому шатру.

В первую брачную ночь мопс Фортун возомнил, что его хозяйка нуждается в защите, и цапнул Наполеона за ногу. Для Бонапарта, измученного ненасытностью жены, это послужило последней каплей. Как только были улажены все необходимые дела, он, не поддаваясь более плотским соблазнам, ретировался к своим учебникам стратегии и тактики. Через тридцать шесть часов после свадьбы он решительно прекратил медовый месяц и отправился в Италию командовать войсками. Ну как не соотнести с этим случаем ставшее крылатым выражение: «Жозефина, только не сегодня!»