Сборник - Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело Страница 41

Товарищ прокурора: Я прошу занести в протокол это заявление подсудимого.

Передопрошен свидетель Самойлов по просьбе товарища прокурора.

Товарищ прокурора: Вы видели сами двух людей, которые приехали в лавку Кобозева в пятницу?

Самойлов: Я видел только одного, вот первого (показывает на Желябова).

– Кобозев когда вернулся в воскресенье?

– Я слышал от Ульянова, что в четвертом часу утра, но сам не видал. Я видел его только вечером, когда покупатели заявили мне, что он спит, а лавка растворена. Я вошел туда, покричал, но он не откликнулся. Я подошел к кровати, разбудил его и спрашиваю: «Что с вами?» Он ответил: «Ах да, неловко, в самом деле».

– Вам он показался пьяным?

– Нет, может быть, немножко выпивши был и заснул.

Желябов: Следовательно, я пришел в 3 часа. Видел ли свидетель, как я вышел?

Самойлов: Нет, я тогда сменился, а Ульянов видел.

– Ульянов говорит, что я вышел в шестом часу. Говорил ли свидетель Дмитриеву что-нибудь такое, из чего Дмитриев мог бы заключить, что Кобозев был пьян?

– В воскресенье полиция была занята, и нам приказано было от дома не отлучаться, поэтому я заявил полиции на другой день, в понедельник, что Кобозев спал.

– Говорил ли свидетель Дмитриеву о том, что он застал Кобозева в пьяном виде или что застал его в расстроенном виде?

– Видать было, что он выпивши, но вошел не шатаясь.

Желябов: Если бы не было на это обстоятельство обращено внимание прокурора, то я не спрашивал бы свидетеля, потому что полагаю, что наша деятельность такова, что перерождает людей и пьянству мы не предаемся, особенно такой человек, как Кобозев. Он совершенно непьющий.

Передопрошен свидетель Ульянов.

Товарищ прокурора: Видели ли вы двух людей, которые выходили из лавки Кобозева в пятницу?

Ульянов: Я видел, когда один человек уходил, а другой вниз спускался.

Свидетель Гордин (извозчик-лихач) показал: Часов в 10–11 вечера какой-то молодой человек подошел и стал нанимать к Вознесенскому мосту за 1 р[убль]. Я его посадил. Когда стали подъезжать к Вознесенскому мосту, он сказал: «Поезжай в 1-ю Роту Измайловского полка, я за это тебе заплачу три р[убля]». Подъезжаем к 1-й Роте, и я хочу сворачивать, но он говорит: «Поезжай во 2-ю». Я спросил: «Где прикажете остановиться?» Он сказал: «Стой». Это на углу Тарасова переулка. Он вышел из саней и заплатил мне 3 р[убля] и 20 к[опеек] на чай, а сам пошел в переулок. Когда я вернулся назад, околоточный Дмитриев спросил меня, куда я его возил. Я сказал.

Первоприсутствующий: Посмотрите на подсудимых; узнаете ли между ними того, которого вы возили?

Валентин Серов

Портрет присяжного поверенного Александра Николаевича Турчанинова. 1907 Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Гордин (показывая на Михайлова): Вот этот господин похож, только тогда бороды не было.

Товарищ прокурора: А по сложению и вообще по виду похож?

– Похож.

– Во что он был одет?

– В пальто с меховым воротником и круглой шапке.

Присяжный поверенный Хартулари: Вы припомните голос этого человека?

Гордин: Слов немного он говорил… не знаю.

– Он говорил, как измученный человек?

– Да, товарищи спрашивали с него 3 рубля, а он говорит – рубль, я и свез.

Михайлов: В котором часу это было?

Гордин: В десять – одиннадцатом.

Хартулари: Ну что, этот голос похож?

Гордин: Нет, этот голос изменен, не похож. Голос был чище.

Желябов: В голосе того человека слышалась привычка повелевать или это был простой человек, вроде торговца?

Гордин: Он говорил: «Поезжай пошибче».

Михайлов: Мне не приходилось ездить на рысаках, и тогда я имел у себя только 5 копеек. Показание свидетеля неверно.

Передопрошен свидетель Дмитриев по просьбе защиты.

Хартулари: Вы начали выслеживать вышедшего из лавки Кобозева человека на Малой Садовой?

Дмитриев: Я хотел только перейти на другую сторону, как он вышел и направился к Невскому, повернув к Пассажу. Я прошел мимо него, не давая признаков, что слежу за ним, но он утирал лицо платком.

– Осталась у вас в памяти физиономия этого человека?

– Это был только один момент, так что хорошо не могу припомнить.

Свидетель Теглев (пристав 1-го участка Спасской части): Когда Кобозев желал открыть лавку и первый раз явился в управление участка, он обратил на себя мое внимание бойкостью своих ответов. Я тогда же поручил околоточному надзирателю, чтобы он наблюдал за этим человеком. Когда он в январе открыл лавку, то спустя некоторое время я получил заявление, что торговля Кобозева идет очень плохо, вследствие чего мной было заявлено в секретное отделение, которое я просил узнать, существует ли действительно Кобозев на родине и где находится. Вследствие этого через некоторое время получен был ответ с родины Кобозева, что действительно такое лицо существует и что ему выдан паспорт от такого-то числа за таким-то нумером и из такого-то правления. Это сведение было совершенно тождественно с тем паспортом, который мне был предъявлен Кобозевым. Тем не менее, продолжая получать извещения, что торговля Кобозева идет плохо, я просил секретное отделение узнать в торговом мире, не знает ли его кто-нибудь. Когда кто-то из присутствующих сказал, что можно спросить одного оптового торговца сыром, я обратился к этому торговцу, и от одного из его приказчиков узнал, что он был в лавке Кобозева и что он действительно торгует. Когда в конце Масленицы мне заявили, что лавку Кобозева стали посещать молодые люди, то я велел еще более следить за ней. За одним из таких людей отправился наблюдать дворник, но он у него скрылся из виду. Другой человек уехал на извозчике. Это еще более возбудило мое подозрение. Тогда я обратился к градоначальнику и просил разрешения освидетельствовать лавку, причем указывал на благовидный предлог, а именно сырость. Я получил разрешение осмотреть под этим предлогом лавку, и в помощь мне был командирован генерал Мровинский. Ему я заявил все мои подозрения и просил отправиться вместе со мной посмотреть, нет ли подкопа.

Первоприсутствующий: Следовательно, у вас была уже мысль о возможности подкопа?

Теглев: Точно так. Я рассказал генералу Мровинскому все мои подозрения и вместе с тем сказал, что есть благовидный предлог осмотра, именно: не сочится ли вода. Мы вошли в лавку, и я обратил внимание техника на обшивку. Он посмотрел, постучал, и мы вошли во вторую комнату. Я отодвинул сундук, который стоял в углу, техник осмотрел стены, и мы перешли в третью комнату. Я указал на кучу, которая тут была, так как сам не мог войти, потому что в комнате было уже трое. Кобозев сказал, что это кокс, и генерал Мровинский подошел, взял кусок и сказал, что это действительно кокс. Выходя, генерал Мровинский сказал мне, что он ничего подозрительного не видит. Когда пошли опять во вторую комнату, я снова обратил его внимание на обшивку и говорю Кобозеву: «Здесь прежде была сырость, и вы, обшивая стену, мешаете проникать воздуху». Генерал Мровинский сказал, что действительно так, что за обшивку попадают крошки сыра, они гниют и портят воздух. Я ожидал, что он прикажет отодрать доску, но он сказал, что подозрительного ничего не видит, и я успокоился.

Свидетель Лерепланд (помощник пристава 1-го участка Спасской части): 27 февраля околоточный Дмитриев передал мне, что имеет на лавку Кобозева подозрение. Я обратился к приставу и просил его позволить мне сходить на место. Получивши разрешение, я отправился, вызвал дворника, расспросил о том, нет ли каких-нибудь данных, по которым можно было бы заподозрить Кобозева. Дворник сказал, что ничего не слыхал и не видал, но что четверть часа назад в лавку вошел молодой человек, которого он видел раза два до этого, и что, выходя, он как будто бы осматривался. Я доложил об этом приставу. Ввиду этого был командирован околоточный надзиратель Дмитриев, с тем чтобы следить за лавкой, и затем было предписано технику Аникину прибыть для освидетельствования подвала. Наутро мне сказали, что Аникин занят исполнением другого поручения. Я просил пристава, нельзя ли доложить градоначальнику. Пристав съездил и, возвратившись, велел мне ждать на углу Невского и Малой Садовой, причем сказал, что он явится вместе со старшим техником, генералом Мровинским. Действительно, они явились и приказали мне следовать за собой. Я спросил, не взять ли кого-нибудь, но пристав сказал, что никого не нужно, для того чтобы не подавать ни малейшего повода полагать, что осматривается что-нибудь другое, кроме сырости стен. В лавку вошли генерал Мровинский, пристав и дворник, а я вошел последний. Обошли комнаты, в них было чисто, аккуратно, так что ничего заметно не было. Когда вышли из лавки, я спросил, что же оказалось. Пристав говорит, что, по уверению генерала Мровинского, стены совершенно целы и что относительно подкопа нечего опасаться.