Вальтер Гёрлиц - Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945 Страница 42

В этом отношении интересны политические взгляды Секта, поскольку он был самым способным из своего поколения штабных офицеров. Для прусского офицера и юнкера у него были невероятно широкие интересы. Он объездил мир, побывав во время отпуска в мирное время в Испании, Англии, Франции, Северной Африке и Индии.

Как и большинство штабных офицеров, он был противником парламентаризма и либерализма, причем столь ярым, что, по его мнению, Гронер, начальник железнодорожного отдела, был южногерманским демократом. Демократия рассматривала личность в целом, в то время как Пруссия только с точки зрения выполнения долга и служения государству. Именно поэтому в то время Сект не испытывал интереса к пробуждающейся потенциальной мощи народа и стремился сдержать его с помощью власти «сильного человека», диктатора. Вероятно, свою роль в этом сыграли воспоминания об эпохе Бисмарка, поскольку он считал, что именно таким человеком и должен быть канцлер (об императоре и речи не шло). Он, похоже, не понимал, что подобная диктатура уничтожит монархию.

Огромный интерес вызывает отношение Секта к внешней политике. Он не верил, что соперничество между западными державами, послужившее причиной мирового пожара 1914 года, будет разрешено только с помощью оружия. Современная война, по мнению Секта, приведет к временному истощению воюющих государств. Затем последует период экономической борьбы. И только после этого произойдет решающее вооруженное столкновение. Следовательно, Германия должна готовиться к следующей войне и выделить тех, с кем ей наиболее выгодно бороться. Это вовсе не означает политику аннексионных притязаний, выдвинутую пангерманцами. Скорее это должна быть система альянсов между Атлантическим побережьем и Ближним Востоком, лига государств, куда бы входили Голландия, Бельгия, Швеция, Дания, Норвегия, Австро-Венгрия, Румыния, Болгария, Греция и Турция. Что касается России, то он надеялся достигнуть взаимопонимания, направив панславянские амбиции в сторону Азии, и прежде всего Британской Индии. Япония, как считал Сект, должна контролировать Восточную Азию.

Вот так рассуждал Сект. Но это было его личное мнение, а уж никак не мнение Генерального штаба. Правда, в то время подобные идеи витали в воздухе. К примеру, в 1916 году вышла работа (без указания имени автора) под названием «Следующая война», в которой делался упор на необходимость экономической подготовки ко Второй мировой войне. По всей видимости, ее автором был ведущий специалист в области артиллерии полковник Брухмюллер. Сект, тем не менее, придерживался более умеренных взглядов, чем большинство его современников. В отличие от Фалькенхайна, решительно возражавшего против планов аннексии, Штресеман, который впоследствии превратился в горячего сторонника франко-германского и европейского сотрудничества, положительно относился к подобным проектам и разговорам о Германской империи, которая будет простираться от Фландрии до Эстонии. Сект не заходил так далеко, и не сложно понять, что идеи Секта были промежуточным звеном между целями Генерального штаба и пангерманцев и послужили их сближению. Известно, что Людендорф разделял взгляды Секта.

Более мощные силы, чем предполагали отдельные личности, добились взаимопонимания между пангерманцами и Генеральным штабом. Известные промышленники и финансисты, стоявшие за пангерманским движением, уже в конце августа 1914 года сформулировали цели, которые должны была преследовать война. В требовании больших частей Фландрии, Восточной Франции, польских и балтийских территорий национал-либералы вроде Штресемана и Бассермана были заодно с консерваторами типа Гутенберга и даже с таким «одиноким волком», как Стинес (который требовал аннексировать всю Нормандию), и с Эрцбергером из католической партии, который высказывал подобное мнение до тех пор, пока ему не стала очевидна его чудовищная сущность.

Весь ужас состоял в том, что желание крупного капитала овладеть рудными месторождениями Лонгви и установить контроль над разработкой полезных ископаемых в Бельгии и Северной Франции совпало со стратегическими устремлениями Генерального штаба создать перед германскими границами буферную зону. Деловой интерес и внушавшее постоянный страх географическое положение подвигли Генеральный штаб поддержать идеи пангерманцев.

Если принять во внимание и в дальнейшем учитывать отсутствие, начиная со времен Бисмарка, настоящего политического руководства, можно понять многое из того, что произошло, понять, например, как случилось, что, когда пангерманская лига начала кампанию против Бетмана-Гольвега, поскольку он стремился не дать хода наиболее рискованным военным разработкам, она нашла союзников в Генеральном штабе. Германское руководство не могло придумать ничего хуже, чем заявить, что призыв к войне в основном исходит от крупного капитала. Это было не чем иным, как провокацией по отношению к простому человеку в окопах, чья семья в недалеком будущем должна была столкнуться с голодом.

После победы над Сербией Макензен и Сект надеялись, что Фалькенхайн прикажет двинуться к Эгейскому морю, и в частности к порту Салоники, что обезопасило бы Балканы от вторжения. Однако Фалькенхайн считал, что это потребует привлечения слишком больших сил. Самым опасным врагом для него была Англия. Он полагал, что существует единственное средство, не считая подводной войны, с помощью которого можно силой заставить Англию выйти из войны. Следовало сломить Францию, британский «континентальный меч», а для этого навязать французской армии бой там, где она не сможет отступить, не потеряв авторитета, и истечет кровью. Таким местом был Верден.

Верден, наиболее современная французская крепость, была окружена двумя укрепленными поясами. Казалось бы нелепым атаковать врага в таком месте, но Таппен любил говорить, что смешно атаковать там, где нечего разрушать. Сект, имевший «намного больше мозгов», чем Таппен, предсказывал провал этого предприятия.

В феврале 1916 года 5-я армия под командованием кронпринца атаковала крепость. Многомесячные артиллерийские дуэли и доставшиеся дорогой ценой штурмы привели к захвату нескольких укрепленных узлов. Франция истекала кровью, битва уничтожила цвет французской пехоты. Примерно семьдесят французских дивизий сгорели в этой печи; германская пехота пострадала немногим меньше. Потери Германии составили двести восемьдесят две тысячи человек, в то время как Франция потеряла триста семнадцать тысяч. Но за Францией стояла Британская империя, огромные армии России, ослабленной, но не побежденной, и, потенциально, огромная мощь Соединенных Штатов. За Германией – только мысли о родине, которой угрожали голод и социальные смуты, и два союзника – Турция и Австрия, находившиеся в процессе упадка.

Людендорф искал решение на востоке, и именно на востоке решилась судьба Фалькенхайна. Фон дер Гольц умудрился в Кутэлт-Амаре остановить британскую армию, намеревавшуюся захватить Багдад, и заставить ее сдаться. Гольцу не удалось пережить кампанию; тропическая лихорадка свела его в могилу. Во время поминальной службы в рейхстаге у Мольтке-младшего случился сердечный приступ. Удивительное совпадение: оба они были не в чести. Спустя неделю на Сомме сокрушительный удар нанесли превосходящие силы британцев, а в Галиции под мощным напором русских дрогнули австрийцы. Хетцендорф был вынужден отказаться от плана нападения на Италию. Была срочно сформирована германо-австрийская часть под командованием австрийского эрцгерцога Карла для спасения Карпат и бассейна Дуная.

Наступление русских имело серьезные последствия. Румыния ввела в войну семисопятидесятитысячную армию. Объявленное Румынией 27 августа решение о вступлении в войну стало для Фалькенхайна смертным приговором. Фалькенхайн не был вдумчивым стратегом и не относился к тем, кто мог вдохновлять массы. Он был типичным генштабистом, человеком, который предпочитал оставаться в тени и не искать популярности. Вот почему, в отличие от Гинденбурга и Людендорфа, он никогда не пользовался народным доверием.

Мы уже упоминали о полковнике Бауэре. После Таппена он стал самым влиятельным человеком в Генеральном штабе. Таппен напрямую обратился к военному министру с требованием заменить Фалькенхайна Гинденбургом. 28 августа Гинденбург и Людендорф были вызваны в штаб-квартиру, а тем временем Лункер объявил Фалькенхайну, что его величество решил воспользоваться его советом относительно командования Восточным фронтом.

Фалькенхайн был слишком гордым человеком, чтобы позволить вывести себя из игры. Он тут же объявил об отставке, которая была принята. 29 августа Лункер сообщил Людендорфу, что император принял решение назначить Гинденбурга начальником Генерального штаба, а Людендорфа его правой рукой. Людендорф предпочел стать генерал-квартирмейстером.