Николаус Вахсман - История нацистских концлагерей Страница 43

Но даже самые безупречные верительные грамоты нацизма никак не гарантировали успешную карьеру в лагерных СС. Как и некоторые другие нацистские ветераны, Генрих Дойбель не оправдал ожиданий вышестоящих. Быстро стало ясно, что в аспекте террора Дойбеля и рядом нельзя поставить с Эйке. Разумеется, Дахау так и оставался средоточием злодеяний СС, что и говорить, – 13 громких случаев гибели заключенных за один только 1935 год. Но для большинства заключенных бывали и куда худшие дни. Теперь наказания были менее суровы, труд не таким изнурительным, да и общаться друг с другом стало вольнее. При поддержке своего первого заместителя, лагерфюрера Карла Д’Анджело (показавшего себя умеренным офицером в своем первом лагере Остхофен), Дойбель стал продвигать новые методы обращения с заключенными, включая занятия математикой и иностранными языками в так называемой лагерной школе. Он даже предложил послать коммуниста в спонсируемый нацистами круиз, чтобы таким образом завоевать его для «народного сообщества».

Однако эра Дойбеля надолго не затянулась. Эйке вскоре атаковал Дойбеля за компрометацию системы концлагерей, а самые ярые фанатики из числа охранников Дахау сетовали на «отвратительно гуманное обращение» с заключенными. В конце марта 1936 года терпение Эйке не выдержало, и он снял Дойбеля с должности коменданта. Как и в подобных случаях с другими не оправдавшими доверия офицерами, кодекс чести СС диктовал предоставить провинившемуся возможность для исправления ошибок. Но после нескольких злосчастных месяцев нахождения Дойбеля в должности коменданта Колумбия-Хаус Эйке окончательно изгнал его из рядов СС как «абсолютно непригодного к службе». Вскоре, правда, Дойбель сумел вернуться на прежнюю работу в таможне[676].

Место Дойбеля в Дахау было занято 40-летним оберфюрером СС Гансом Лорицем, которому суждено было стать ключевой фигурой в лагере. Его биография до боли напоминала жизнеописание Дойбеля. Еще один ветеран Первой мировой, побывавший в плену, затем тоскливое существование госслужащего в период Веймарской республики, раннее вступление в СС (в 1930 году). Но имелось одно решающее отличие. Лориц буквально напросился на службу в концентрационном лагере, чем вызвал восхищение Эйке. Тем более что уже проявил себя соответствующим образом в должности коменданта Эстервегена[677].

Прибыв весной 1936 года в Дахау, коренастый грубиян с маленькими темными глазками и усиками «под Гитлера» не разочаровал вышестоящее начальство. В нескольких личных посланиях Эйке он, бия в грудь, клялся, что защитит духа лагерей СС. Лориц тут же наложил вето на лагерную школу, осудил «потакавший лентяям» режим Дойбеля, с его почти «дружеским» обращением с заключенными, и пообещал вычистить весь этот «навоз». Начать Лориц решил с присутствия на массовом телесном наказании на самой первой своей перекличке заключенных. Заключенные прозвали его Нероном. Лориц не гнушался и самолично избивать заключенных[678]. Офицеры, перенявшие его методы, процветали. К ним относился и новый лагерфюрер Дахау Якоб Вайзеборн – известный в лагере зверским обращением с заключенными, – сменивший «этого мягкотелого» Д’Анджело (как выразился Эйке, увольняя его). Все это было частью фундаментальных кадровых перестановок, поскольку Лориц, решив избавиться от всех испорченных режимом Дойбеля, ввел в Дахау ветеранов из другого концентрационного лагеря. Результатом стало резкое повышение уровня смертности в Дахау[679].

Назначение Ганса Лорица в Дахау сигнализировало о начале более последовательной кадровой политики СС. По завершении процесса консолидации системы концлагерей в середине 1930-х годов некоторые второпях назначенные «старые борцы», как Дойбель, были сняты с должностей лагерных комендантов. Им на смену пришли представители новой породы эсэсовцев, изучавших лагерные методы изнутри. В результате система стала более стабильной; Лориц, например, прослужил комендантом Дахау свыше трех лет, а потом еще два года комендантом Заксенхаузена[680].

Дахау оставался самым многообещающим трамплином для амбициозных служащих лагерных СС. Семь из десяти довоенных лагерфюреров были назначены комендантами, среди них и Якоб Вайзеборн, с 1938 года правивший Флоссенбюргом. До этого назначения его направили из Дахау в Заксенхаузен на должность заместителя коменданта лагеря, что обозначило еще одну нарождавшуюся в кадровой политике СС тенденцию: переводя оправдавших доверие старших офицеров СС из одних лагерей в другие, Эйке вместе с ними сообщал новым лагерям дух и традиции уже несколько лет просуществовавших лагерей[681]. Как и Вайзеборн, большая часть нового персонала Заксенхаузена были ветеранами концентрационных лагерей; командир «частей охраны», например, был не кто иной, как Михаэль Липперт, давний приятель Эйке. Тот же самый процесс повторился летом 1937 года при открытии Бухенвальда. На сей раз оправдавшие доверие эсэсовцы прибыли из Заксенхаузена, включая Липперта, Вайзеборна и оберштурмбаннфюрера СС Коха, который останется в должности коменданта нового лагеря свыше четырех лет[682].

Карл Отто Кох был ведущим комендантом предвоенных лет, как и Ганс Лориц. Будучи солдатом до мозга костей, Кох на себе испытал горечь поражения Германии в Первой мировой войне, как и британского плена. Кох отчаянно пытался сделать карьеру конторского служащего в годы Веймарской республики, однако в 1932 году потерял работу. После этого он без остатка посвятил себя нацистскому движению, годом ранее вступив в СС. Его официальная концлагерная карьера началась в октябре 1934 года, когда, в возрасте 36 лет, он стал комендантом Заксенбурга. Несколько месяцев спустя он был назначен на аналогичные должности в концлагерях Лихтенбург, Колумбия-Хаус и Эстервеген, а уже затем в сентябре 1936 года стал комендантом Заксенхаузена. Обрюзгший и лысый Кох, некогда банковский служащий, теперь моделировал себя как образцового политического солдата. Он даже свое второе по счету свадебное торжество решил устроить в лесу возле Заксенхаузена по новому обряду – выстроившиеся в ряд эсэсовцы с факелами и тому подобные реалии[683].

Коху было неведомо чувство пощады или сострадания – и к заключенным, и к эсэсовцам-подчиненным. Будучи не удовлетворенным издевательствами только над заключенными, он терроризировал и штат лагеря. Надо сказать, и часть его эсэсовцев были весьма и весьма недовольны Кохом. Что же касалось заключенных, те его презирали. Нелегко было определить, как писал после войны в 1945 году один из оставшихся в живых узников Бухенвальда, что все-таки было самой отвратительной чертой Коха, «садизм, жестокость, порочность или же его продажность»[684]. Однако ни одна из перечисленных черт не повлияла на его карьеру негативно. Напротив, жестокость Коха только усиливала его позицию. Эйке полагался на него, как и на Лорица, и всегда советовался с ними, если речь заходила о назначении старших офицеров лагерей СС[685].

К концу 1930-х годов Теодор Эйке сформировал из лагерей СС достаточно спаянный корпус, более однородный, чем когда-либо прежде или позже. Образовались прочные сети, связанные друг с другом покровительством, товариществом и кумовством, но не официальными иерархическими структурами. Однако лагерная система СС была далека от монолитности. Ядру системы всегда приходилось отражать атаки недовольства тех, кто в него не входил. Более того, концентрационные лагеря так и не привлекли лучших из лучших представителей призывного контингента СС, и Эйке вынужден был довольствоваться весьма ограниченным числом кандидатов при назначении очередного лагерного коменданта или же лагерфюрера. Он был вынужден мириться даже с абсолютно непригодными служащими, как, например, Карл Кюнстлер. Начальник охраны Дахау штурмбаннфюрер Кюнстлер впал в немилость после пьяного дебоша. Он вел себя «как самый настоящий пьянчуга», кипятился Эйке, добавляя, что этот негодяй крайне плохо влияет на подчиненных. В наказание Кюнстлера спровадили в какую-то глушь – с 15 января 1939 года он приступил к службе в запасном полку «Мертвая голова» где-то на востоке Германии, его жалованье также было значительно урезано. Но продолжалось это очень недолго – Эйке пришлось вспомнить о нем. После внезапной смерти Якоба Вайзеборна 20 января 1939 года Эйке срочно понадобился опытный офицер на должность коменданта Флоссенбюрга. Считаные дни спустя Кюнстлер был на эту должность назначен. И в течение последующих лет стоял во главе этого лагеря, постепенно превращавшегося в лагерь смерти, унесший жизни тысяч заключенных[686].

Миры заключенных

Вследствие координации эсэсовцами лагерей и их попыток унифицировать их к середине 1930-х годов возникла некая стандартизированная система концентрационных лагерей. Выработался определенный стереотипный облик лагеря СС – их структура, штат, а также социальный фон личного состава эсэсовской охраны стали обнаруживать явное сходство. Эсэсовцы ввели для узников и единообразную форменную одежду. Явное сходство просматривалось и в среде заключенных: к 1936 году большинство заключенных мужского пола, начиная с прибытия в лагерь, остригались наголо (и далее в текущем порядке примерно раз в неделю)[687]. Позже, приблизительно с 1938 года, для них ввели форменную одежду. Вместо прежнего разнобоя первых лет узников облачали в одинаковые куртки и брюки в широкую полоску, так называемую зебру, в сине-белую полоску летом, в сине-серую зимой, с номерами каждого заключенного на груди. В небольших первых лагерях охранники нередко обращались к заключенным по фамилии; в крупных концлагерях конца 1930-х годов заключенные вместо фамилий выкликались по номерам[688].