Олег Козинкин - Защита Сталина. Кто пытается опорочить страну и победу? Страница 43

Теперь, как мы видим, отсчет шел уже не от Полесья, а от Бреста (в тогдашних документах – Брест-Литовска). В случае сосредоточения основных сил к северу от Бреста опоздание в развертывании было около недели» у нас от немцев. А «Сосредоточение Красной Армии в случае развертывания основных сил к югу от Бреста проигрывало во времени еще больше».

Т.е., несмотря на то, что граница сдвинулась на запад, РККА все равно отставала в скорости развертывания от немцев южнее Бреста больше, чем севернее. Т. е. наши главные силы все равно предпочтительнее было держать в Белоруссии и Прибалтике. Против основных сил Германии.

Далее Исаев делает важный вывод:

«Однако, помимо объективных географических факторов, на выбор направления главного удара влияла оценка вероятных планов противника. Исторически главными «воротами» для вторжения в Россию было направление Варшава – Смоленск».

Поэтому ГШ ждал основной удар немцев именно по Прибалтике и Белоруссии – севернее Бреста. Однако наши стратеги в ГШ решили, что:

«Действовать на одном и том же операционном направлении с наступлением противника было неразумно: лобовое столкновение крупных сил обеих сторон не могло принести решительного результата ни одному из противников».

И далее Исаев и показывает то, что наши стратеги надумали:

«Напротив, действия на асимметричных операционных направлениях ставило победу в зависимость от того, кто из противников добьется больших успехов. Сдвигание Полесья на территорию СССР позволяло проводить операции в южной Польше, не опасаясь флангового удара с севера».

Т.е. мерецковы-жуковы посчитали, что если даже немцы и сомнут нашу оборону в Белоруссии, на направлении своего главного удара, то они не повернут через болота Полесья во фланг и тылы нашим главным силам на Украине, где наши главные силы ударят лихо «на Люблин». И по Исаеву же «Соответственно разгром в южной Польше должен был заставить противника прекратить наступление в Белоруссии и перебрасывать дивизии на выручку своим армиям в районе Люблина и Кракова».

Т.е. немцы не станут переть на Минск и Москву, смяв ослабленные силы Павлова, и не станут угрожать тылам КОВО, а остановятся и снимут свои дивизии в помощь своим войскам, терпящим (по фантазиям наших стратегов) поражение от армий КОВО в Польше. Ведь мы же однозначно разнесем в пух вражьи войска, что вторгнутся на Украину!

Странная идея (если она, по Исаеву, бродила в головах у наших стратегов) – если мы поставим против главных сил немцев свои главные, то сражения в этом случае и на этом участке границы могут затянуться, пока противники перемалывают друг друга. И это не красивая война – не получится «решительного результата» и разгрома немцев сразу же и лихо. А «асимметричное» наступление может привести к Победе РККА?! Правда, все, оказывается, зависит от того, кто добьется больших успехов в этих «асимметричных» ударах. И не факт, что мы. Но зато нас с севера вроде как «прикрывает» болотистое Полесье!

Но вообще-то это и есть – авантюра минимум. Планировать такие «красивые» войнушки, в которых все зависит от малейших сбоев и случайностей?! А если враг добьется больших успехов и все же сомнет наши ослабленные войска севернее Полесья-Бреста?! А если враг врежет по Украине более сильным войском, чем нам хочется?! Тогда что – разгром наших войск и военная катастрофа?! Но кто тогда те, кто планирует такие «планы войны», и тем более в условиях, когда собственная армия тупо не готова воевать ввиду проводимых реформ и перевооружений, при общей неготовности войск к войне, и наличию целых армий для такой войны только на бумаге?! Идиоты, или негодяи и предатели?! Кто те, кто занижает численность сил противника, надеясь, что противник против КОВО оставит одних румын да венгров и, исходя из этого, и строит свои авантюрные планы ответных ударов?! Но при этом – завышает их в докладах Главе страны – чтобы любой ценой протащить свои дурные планы?!

Исаев: «М. В. Захаров называет и субъективную причину смещения центра советского плана первой операции на юг:

«Перенацеливанию основных усилий Красной Армии на Юго-Западное направление в плане стратегического развертывания способствовали и другие обстоятельства. Отчасти это можно объяснить и тем, что ключевые посты в Генеральном штабе начиная с лета 1940 года постепенно заняли специалисты по Юго-Западному направлению».

Киевский военный округ еще со времен Российской империи был «кузницей кадров» для верховного командования. Например, бывший командующий Киевским округом В. А. Сухомлинов был начальником Генерального штаба с 1908 года, а в 1909–1915 годах стал военным министром. Показавший себя с лучшей стороны в финской кампании маршал C. K. Тимошенко в мае 1940 года оставляет пост командующего войсками Киевского округа и становится Народным комиссаром обороны СССР. Позднее Г. К. Жуков становится начальником Генерального штаба, а начальник штаба Киевского округа в 1938–1940 годах Н. Ф. Ватутин – заместителем начальника Генштаба по общим вопросам. Все это, помимо объективных причин, способствовало окончательному утверждению юго-западного направления как основного». (М. В. Захаров, указанное сочинение, с. 487–493)

Т.е. «киевская мафия» ломала под себя то, что нарабатывали до них такие маршалы, как Шапошников.

Также Исаев показывает, что под идею нанесения главного удара из КОВО по неосновным силам противника шло и строительство железных дорог:

«Строительству железных дорог Украины уделено больше внимания, чем увеличению пропускной способности железнодорожной сети Белоруссии. Это, очевидно, было связано с принятием решений относительно смещения центра тяжести операций начального периода войны на юго-западное направление. Если пропускная способность в полосе КОВО должна была возрасти вдвое, то в полосе ЗапОВО она увеличивалась только на 40 %. От соблазна уравнять пропускную способность, идущую на рубеж границы в полосе ЗапОВО, с железнодорожной сетью, подходившей на тот же рубеж с запада, удержались.»

Однако «проверить пропускную способность железнодорожной сети в гонке мобилизации и сосредоточения войск Красной Армии в 1941 году не пришлось».

Далее Исаев показывает, что наш ГШ готовился воевать при этом по «лекалам» Первой Мировой войны. Когда сначала воевать начинали приграничные дивизии, а основные вступали в бой, только закончив мобилизацию и развертывание. Хотя к лету 41-го война в Европе ясно показывала, что этого не будет – Германия свои войска уже держала и отмобилизованными и развернутыми. И не видеть этого не могли в нашем Генштабе – что бы они в мемуарах ни расписывали потом. Так что планировать начало новой войны по опыту Первой Мировой можно было либо от полного скудоумия (чем вроде как точно не страдали наши стратеги), либо из предательских побуждений…

«Проблема любого военного планирования кроется в том, что оно зависит от политических решений. Политическое руководство страны должно в определенный момент запустить механизм, который через несколько дней или недель приведет армию в готовность для первой операции. На принятие этого решения влияет множество субъективных и объективных факторов. <…>

28 июля 1914 г. в Австро-Венгрии объявляется 1-й день мобилизации. В этот же день австрийцы объявляют войну Сербии. Русское командование, обеспокоенное возможностью упреждения в развертывании, 29 июля объявляет частичную мобилизацию.

Одновременно были приведены в боевую готовность пограничные части, стоявшие против Австро-Венгрии. Наконец 31 июля в России был объявлен 1-й день мобилизации.

1 августа Германия объявила войну России, а Франция – 1-й день мобилизации. 3 августа Германия объявила войну Франции, а б августа Австро-Венгрия объявляет войну России. Далее войска начали перевозки войск к границе, и после сосредоточения основных соединений в намеченных районах началась первая операция.

По директиве главковерха от 10 августа № 345 русской Ставкой был установлен срок перехода в общее наступление на немецкие войска в Восточной Пруссии – 13 августа. На юго-западном направлении переход 3-й и 8-й армий в наступление против австрийцев должен был последовать на 19-й день мобилизации (то есть 18 августа). Как мы видим, развитие событий сильно отличается от июня 1941 года, когда первый день мобилизации (22 июня) совпал с днем вторжения Вермахта в СССР. Более того, объявление мобилизации последовало через несколько часов после начала вторжения».

А вот тут Исаев явно лукавит… Объявленная частичная мобилизация в России 29 июля 1914 года, за два дня до начала войны, с объявлением мобилизации в РИ на 31 июля, за сутки до начала войны, не сильно отличается от того, что произошло в 41-м. Немцы напали 22 июня, а мобилизация началась официально в этот же день. И при этом частичная мобилизация через сборы в мае-июне 41-го вполне сопоставима с тем, что делали царские генералы с конца июня в 14-м. А точнее масштаб тех «учебных сборов» в 41-м был более значимым. Т. е. реально, в нашем ГШ и тем более в Кремле понимали, что немцы могут вполне ударить большими силами, и меры по повышению моб. и боеготовности войск на границе – принимали загодя. И Кремль точно ставил задачи военным по повышению и моб. и боеготовности войск.