Шапи Казиев - Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке Страница 43

В Терской области летние пастбища располагались под Эльбрусом и в районе Кисловодска, в Кубанской области - по верхнему течению Кубани и ее притоков (Лабе, Белой, Урупу, Большому и Малому Зеленчуку). Долины этих рек служили зимними пастбищами. Табуны содержали также в долинах Малки, Кумы и Терека. Ногайские кочевники, не занимавшиеся отгонным скотоводством, круглый год пасли свои табуны в степях Ставрополья и Кизляра.

Средний табун имел 150-200 голов. Широко практиковалась коллективная форма пастьбы, когда несколько коневодов, обычно родственные семьи, соединяли своих лошадей в один табун.

Вот как описывает жизнь табуна В. П. Пожидаев, наблюдавший ее на летних Зольских пастбищах в Кабарде: «Лучшими часами для кормежки считается время от восхода солнца до 11 часов дня. С наступлением жары лошади останавливаются где-нибудь на возвышении и, повернувшись головой к ветру, стоят, пока спадет жара, 2-3 часа. Это дневной отдых. Вместе с табуном отдыхают и табунщики, которые в эти часы сходят со своих лошадей и дают небольшой отдых и им, а вместе с тем подкрепляются и сами. Отстоявшись, кони снова трогаются на пастьбу и так до заката солнца… Спят и отдыхают лошади в течение ночи три раза с небольшими перерывами. Первый сон для лошадей наступает в сумерки и продолжается полтора-два часа, второй - в полночь, и продолжается час, третий - перед рассветом - тоже не более часа. Обычно для этого кони собираются в кучу и останавливаются: жеребцы по краям, матки и молодняк в середине. Молодые же жеребята-сосунки, растянувшись на траве, крепко спят около своих матерей, как малые дети. Матки и жеребцы и прочие представители табуна спят большей частью стоя на ногах, чутко и осторожно».

Табун подразделялся на множество косяков, из которых каждый обычно состоял из 10 маток и одного породистого производителя. Лошадь находилась в табуне 3-5 и более лет. В возрасте четырех лет ее обычно объезжали, а жеребцов холостили. Объездка происходила следующим образом. Один из табунщиков, «длинным волосяным арканом поймав коня, приближался к нему, хватая его за ухо, и крепко держал; другой осторожно надевал уздечку и вкладывал удила, а затем, подняв у уха повод, надевал кожаную треногу… Лошадь начинала биться, метаться; табунщики, сдерживая аркан, не препятствовали ей. Когда лошадь уставала и, случалось даже, падала, табунщик подходил к ней сзади и, тряхнув ее за хвост, поднимал и приводил в себя. После этого лошадь седлали… Затем табунщик садился на лошадь: она, срываясь с места, металась из стороны в сторону, взмывалась на дыбы, иногда намереваясь упасть, чтобы сбросить ездока, но табунщик сидел, по выражению коневодов, «как пришитый», зорко следил за ее намерениями и предупреждал ее коварство, то умелым поворотом, то ударом треноги, то вздергиванием, то послаблением удил». После объездки лошадь купали и выпускали в табун. В течение года выучка периодически повторялась, однако с меньшими усилиями и риском. Хороший табунщик в день мог объезжать до десятка лошадей. 209

Собаки

Собаки играли важную роль в жизни горцев, но считались животными нечистыми, в жилые дома не допускались, а их прикосновение, особенно если собака была мокрая, нарушало ритуальную чистоту и требовало стирки одежды и особого омовения перед молитвой. Считалось, что «святой дух не войдет в тот дом, где есть собака». Л. Н. Толстой в повести «Охота на Кавказе» писал: «… Кочующие народы, как то ногаи и трухменцы, все большие охотники до борзых. Им, кроме того, собаки нужны для защиты их стад от волков… Собака для степного жителя - необходимость, почти друг… Потому у него очень трудно украсть собаку, особенно борзую. Борзая, купленная у ногайца, весьма часто пропадает и всегда находит в степи кибитку своего прежнего хозяина, несмотря ни на какие препятствия. Она никогда и никому не дает себя поймать; нередко переплывает реки, отыскивая своего хозяина, и ежели он перекочевал, то находит его следом и в новом кочевье. Дворные же собаки в аулах почти не знают своего хозяина. Можно сказать, что они, как кошки, привыкают не к человеку, а ко двору, где живут, который они караулят и на котором их кормят. Солдаты, вообще большие охотники до животных и особенно до собак, пользуясь этим, сманивают дворных собак из аулов».

Как горцы охотились, ловили рыбу и добывали мед

Важное хозяйственное значение для народов Кавказа имела охота. Горы и ущелья были богаты медведями и турами, оленями и козами, зайцами, лисицами, куницами, а также множеством птиц. Встречались леопарды и рыси. Шкуры диких животных использовались для изготовления обуви и одежды, бурдюков, ружейных чехлов и других предметов. Шерсть туров - диких козлов употреблялась для набивки седел. Много пушнины продавалось в Россию. Среди товаров, разрешенных к беспошлинному пропуску через Кавказскую линию, на одном из первых мест стояли заячьи, лисьи, куньи, выдровые, хорьковые, волчьи, медвежьи, барсовые и другие меха.

В той же «Охоте на Кавказе» Л. Н. Толстой писал: «Кавказ, по множеству дичи, по разнообразию местности и климата, одна из интереснейших стран в свете для охотника. Начиная от степного дудака и сайгака до горного барана (тура), от барса, медведя и до зайца, от лебедя до белки и перепелки, здесь водятся различные породы зверей и птиц; поэтому-то здесь и возможна охота почти круглый год, не за одним, так за другим родом дичи…

Охота составляет одно из любимейших занятий кавказских жителей; но для азиатца, который половину своей жизни проводит верхом, первое необходимое условие охоты - конь. Охота для него - один из видов наездничества, род молодечества, джигитства. Охотится ли кавказец за птицей, - ястребом или соколом, с борзыми или с ружьем, - за крупным зверем, он всегда верхом. Редко кто-нибудь охотится пешком. Обыкновенно, это какой-нибудь байгуш, охотник по промыслу и вместе с тем по страсти, который, не имея средств завести коня, стреляет зверя на силенке или ставит капкан на лаз или порешень… Вообще горная охота - самая бедная, однообразная, неблагодарная и самая трудная. Подкараулить тypa или лису, застрелить горную индейку, турача или горную курочку - вот верх удачи. А сколько трудов и опасностей соединено с этой охотой, где целый день надо лазить по скалам и пропастям, иногда ночевать в горах, под навесом скалы или на дне пропасти. Несмотря на это, горцы почти все охотники. Они с малолетства свыклись с этими трудами и опасностями, и охота - один из любимых их промыслов… Гирей-хан был превосходный стрелок; но он никогда не стрелял влет, даже по дудакам, которые, вскоре после первых зимних морозов и снегов, огромными стаями летят из степи через Терек…

Гирей- хан и все хорошие охотники делают большие приготовления к этому времени. Приготовления эти состоят в следующем: охотники, выверив ружья, начинают стрелять в цель, чтобы пригнать заряд: если пуля попадает вверх, уменьшают заряд, если вниз - прибавляют; если ружье берет вправо или влево, охотник подпиливает с противной стороны цель, поправляет прицел или снова выверяет и выправляет ружье, до тех пор, пока не попадет пуля в пулю…»

Труд охотников действительно был тяжелым и опасным. Поэтому в доисламскую пору, а случалось - и позже, горцы старались задобрить силы природы. Например, в ингушских эльгуцах (языческих святилищах, посвященных покровителям аулов) часто находили оленьи и турьи рога, принесенные охотниками в знак благодарности за успешную охоту. Рога диких животных и теперь еще украшают остатки древних языческих храмов на Кавказе. Черепа туров с огромными рогами, как охотничьи трофеи и обереги, встречаются и над воротами современных горских домов. Ощутимо разнообразила стол горца и рыба. «Прибрежные абхазцы занимаются рыбною ловлею, - писал Ф. Ф. Торнау. - Устья горных речек, впадающих в море, изобилуют лососиною, которая составляет весьма лакомую пишу и по здешнему обычаю жарится обыкновенно на вертеле. Берега посещаются летом несчетным количеством дельфинов, которых абхазцы ловят для вытапливания из них жиру, закупаемого турками и греками… «Употребление в пищу морской и речной живности зависело от традиций и образа жизни. К примеру, черноморскую акулу - катран на восточном побережье в пищу не употребляли, а на западном, в Болгарии, она считается деликатесом.

В первой половине XIX века особенно расширилось рыболовство на Северо-Восточном Кавказе. В устьях рек Терек, Сулак и Самур, в Аграханском заливе и по берегу Каспийского моря возникли рыбные промыслы, на которых добывали ценные породы рыб: осетра, белугу, стерлядь, рыбец. Владельцы вод стали отдавать промыслы на откуп русским рыбопромышленникам. Так, князь Хамзаев отдавал на откуп воды Сулака за 70 руб. в год, а устья Терека - за 350 руб.; Али-Султан Казаналипов отдавал за 700 руб. воды Аграханского залива. В 1837 году шамхал Тарковский заключил контракт с коллежским асессором П. С. Давыдовым о сдаче в откуп вод Каспийского моря от Аграханского залива до реки Самура, включая подгорные воды Дербента. «За все воды и убой каспийского тюленя» Давыдов обязался платить по 4 тыс. руб. в год. Другие хозяева предпочитали вместо денег откуп натурой, например, из расчета 1/4 части всего лова. Стремясь получить как можно больше прибыли, откупщики увеличивали лов. Вокруг промыслов вырастали жилые поселки. Как правило, квалифицированными ловцами и мастерами по обработке рыбы на промыслах были русские, а чернорабочими нанимались к откупщикам горцы. Для последних это был своего рода отхожий промысел, приносивший дополнительный доход.