Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие Страница 43

И это в разгар лета! А теперь для полноты картины добавьте мороз, свирепствующий здесь осенью и весной; зимой же ещё и полный мрак.

Хуже всего приходится животным, и в эту первую нашу пургу все пони ослабели, а двое практически потеряли работоспособность. Тут уместно напомнить, что они целых пять недель стояли на раскачивающейся палубе; что пережили очень сильный шторм; что разгрузка судна заняла мало времени, а после неё они почти все 200 миль тащили тяжело нагруженные сани. Мы сделали для них всё, что могли, но Антарктика слишком суровый край для лошадей. Мне кажется, при виде мучений, испытываемых животными, Скотт страдал больше, чем они сами. Иное дело собаки. Эти сравнительно тёплые метели приносили им лишь отдых. Уютно свернувшись в снежной ямке, они не обращали ни малейшего внимания на то, что их заметает снег. Билглас и Вайда, сводные брат и сестра, стоявшие в упряжке рядом, всегда укладывались в одну ямку, причём, чтобы было теплее, один пёс ложился на другого. Часа через два они по-братски менялись местами.

Мело три дня.

После этого мы пять дней шли почти точно на юг. Перед нами расстилалось открытое ледяное пространство, за спиной остались море и гора Террор. Покрыв 54 мили и поравнявшись с южной оконечностью мыса Блафф, мы заложили склад Блафф. Координаты этого склада и Углового приведены в книге «Последняя экспедиция Р. Скотта».

В эти дни два наших пони — Блюхер и Блоссом — полностью вышли из строя, сдал и Джимми Пигг. Хотя поверхность стала плотнее — она представляла собой нескончаемую череду ледяных валов и куполов, оглаженных ветром до твёрдости мрамора. Те из нас, кто впервые попал в Антарктику, научились не мёрзнуть на Барьере, ставить палатку, варить за двадцать минут еду и ещё тысяче и одной мелочи, овладеть которыми помогает только опыт. Но вот как помочь бедным пони, мы так и не узнали, хотя очень старались.

Признаться, некоторые из них уже изначально были мало пригодны для нашей работы, и занимавшемуся лошадьми Отсу на первых порах пришлось очень и очень тяжко. Только благодаря его умелому командованию, помноженному на доброту и терпение погонщиков, удалось добиться результатов, Часто превосходивших самые радужные наши надежды.

Однажды вечером мы обратили внимание на то, что Скотт возводит из рыхлого снега нечто вроде стены или крепостного вала, защищающего его упряжку от ветра с южной стороны.

Боюсь, мы наблюдали за его действиями с известным недоверием, в глубине души считая их мало полезными — подумаешь, небольшой кусок неплотного заслона на огромной заснеженной равнине! Но вскоре мы на собственном опыте убедились, каким благом являются подобные заграждения даже при слабом ветерке (почти неизменно дующем, как вы понимаете, с юга). С тех пор ежевечерне после разбивки лагеря, пока варился пеммикан, каждый погонщик начинал строить стену за спиной своего пони, а после ужина, прежде чем улечься в спальный мешок, заканчивал её сооружение. Немалая жертва с его стороны, если вспомнить, что после поглощения похлёбки и какао следует немедленно залезть в спальный мешок, иначе потом так и не согреешься! Нередко можно было услышать сквозь дремоту: «Билл! Нобби разломал свою стену!». И Билл вылезал из палатки и восстанавливал заграждение.

Отс полагал, что в этом походе по устройству складов следует некоторых пони провести как можно дальше на юг, там забить и мясо заложить в склад на корм собакам полюсной партии. Но против этого плана восстал Скотт. Здесь, в лагере Блафф, он решил отослать обратно трёх самых слабых пони (Блоссома, Блюхера и Джимми Пигга) с их погонщиками — лейтенантом Эвансом, Фордом и Кэохэйном. Они выступили в обратный путь на следующий день— 13 февраля, остальная же партия двинулась вперёд, причём чем больше мы отдалялись от ветреной области Блаффа, тем мягче становилось у нас под ногами.

Теперь в партии осталось две собачьи упряжки, которыми управляли Мирз и Уилсон, и пять лошадей: Скотт вёл Нобби, Отс — Панча, Боуэрс — Дядю Билла, Гран — Скучного Уилли, Черри-Гаррард — Гатса.

В одной палатке жили Скотт, Уилсон, Мирз и я, в другой — Боуэрс, Отс и Гран. Скотту пришло в голову, что лошадей можно вести в затылок другу другу, привязав вторую к саням первой и т. д., и тогда всей кавалькадой смогут управлять два-три человека, а не пятеро, как сейчас.

В ночь на воскресенье (12 февраля) мы снялись с лагеря у склада Блафф и, идя против сильной позёмки с ветром, проделали до ленча семь миль. Было довольно холодно, и через десять минут после того как мы с пони покинули место привала, поднялась настоящая пурга. Собачьи упряжки не успели выйти, поэтому мы спали впятером в четырёхместной палатке и не испытывали при этом никаких неудобств. Может быть, именно тогда у Скотта зародилась мысль о том, чтобы идти к полюсу не вчетвером, а впятером. В понедельник вечером метель стихла, собаки подошли, и мы в очень тяжёлых условиях продвинулись на шесть с половиной миль. Мы уже остановились, чтобы поставить палатки, а пони Грана — Скучный Уилли, угрюмое и упрямое животное, — плёлся, как обычно, ещё далеко позади.

В это время к нему приблизились собачьи упряжки. Что произошло дальше — так навсегда и останется тайной. Кажется, несчастный Уилли завяз в сугробе. Обезумевшие от голода псы одной упряжки опрокинули свои сани и вмиг очутились на спине лошади — ни дать, ни взять стая диких волков. Гран и Уилли оказали мужественное сопротивление, собаки были отогнаны, но Уилли появился в лагере без саней, весь в кровоточащих ранах.

После ленча нам удалось проделать всего лишь три четверти мили — слишком устали лошади, да иначе и быть не могло. На следующий день с трудом прошли семь с половиной миль, причём Дядя Билл и Скучный Уилли двигались медленно и часто останавливались. Уж очень глубокий был снег. Пони быстро слабели, и мы понимали, что ещё не научились правильно обходиться с ними на Барьере; вид у них был измождённый, их мучил голод, его явно не мог удовлетворить отведённый рацион; осенние холода отнимали у лошадок последние силы. Ещё один день мы шли вперёд при температуре -20° [-29 °C] и лёгком ветерке, затем на широте 79°29′ решили заложить склад — он стал известен под названием «склад Одной тонны» — и возвратиться назад. В свете последующих событий{68} важно отметить, что склад этот представлял собой всего-навсего накат из снега со сложенными под ним провиантом и керосином, над которым развевался флаг на бамбуковом древке. Со склада Одной тонны земля видна только в очень ясную погоду, и от мыса Хат его отделяют 130 географических миль.

Целый день мы занимались тем, что складывали в кучу провизию, керосин, прессованное сено, овёс и всё необходимое для предстоящего похода к полюсу общим весом около тонны.

Скотт был удовлетворён результатами, да и действительно, в этом складе можно было нагрузиться всем нужным и уже отсюда с полной выкладкой идти на штурм полюса.

Для возвращения на зимнюю базу партия снова была разделена на две. Скотту не терпелось получить на мысе Хат сообщение о высадке партии Кемпбелла на Землю Короля Эдуарда VII, которое должна была доставить «Терра-Нова» на обратном пути в Новую Зеландию. Он решил сделать быстрый рывок к мысу Хат, с двумя собачьими упряжками, одной из которых правили бы он и Мирз, а другой — Уилсон и я. Боуэрса же он оставлял за главного для перегона пяти пони, выстроенных в одну линию друг за другом; ему в помощь были приданы Отс и Гран.

Возвращение партии с пони со склада Одной тонны (из письма Боуэрса)

Груза у нас было так мало, что Титус решил: лошадям будет легче делать дневной переход без привала, зато потом дольше наслаждаться отдыхом. Таким образом, мы пропускали ленч и обедали поплотнее на привале. Свежие следы были видны ещё достаточно отчётливо, и это избавляло нас от необходимости сверяться по компасу, процедуры очень трудной, из-за того что нужно не меньше минуты стоять неподвижно в ожидании полной остановки стрелки компаса. Наш поход был удивительным: снежная мгла все отдалённые предметы скрывала, а все ближние — увеличивала до гигантских размеров{69}. Хотя мы шли по совершенно плоской равнине, никак не могли отделаться от ощущения, что местность вокруг нас то подымается резко вверх, то опускается до глубоких выемок. Вдали вдруг появлялось стадо коров, но я думал: «Нет-нет, это собачья упряжка вырвалась на волю и мчится на нас». Ещё через минуту, однако, мы проходили мимо комьев старого конского навоза, которые и были причиной галлюцинаций. При определённом освещении нас часто посещали различные видения, и мы к ним привыкли. Заструги{70} — это твёрдые волны, образуемые ветром на поверхности снега. Они редко бывают выше одного фута и часто так занесены снегом, что воспринимаются как незначительные повышения почвы.