Николай Мельников - О Набокове и прочем. Статьи, рецензии, публикации Страница 44

С учетом авторитетного мнения Набокова, а также жанровых особенностей спонтанных интервью, многие из них не вошли в книгу «Набоков о Набокове и прочем». Печальная необходимость не могла радовать составителя, для которого даже отдельные реплики и замечания писателя – при всей их стилистической шероховатости – не менее интересны, чем вылизанные и отлакированные абзацы из «канонических» интервью.

Однако то, что не подходит для книги, хорошо вписывается в параметры журнальной публикации. А посему было решено перевести набоковские ответы и высказывания из отбракованных газетных и журнальных материалов (кстати, весьма редких и недоступных даже специалистам-набоковедам) и слепить из них сборное интервью, в сжатой форме представляющее эстетическое кредо и житейские воззрения писателя. Композицию этой публикации подсказал сам Набоков, который иногда выкидывал вопросы интервьюеров и группировал свои ответы под тематическими заголовками.

Так что не гнушайтесь угощением: перед вами не обидные крохи с барского стола, а лакомые цукаты и изюминки, намеренно не использованные при приготовлении роскошного литературного пирога. Бог знает, доживем ли мы до полного академического собрания сочинений Набокова и будут ли где-нибудь републикованы эти «твердые суждения», добавляющие новые штрихи к портрету выдающегося писателя.

У художника нет обязательств перед читателем. В том случае, если между ними нет контакта, либо виноват читатель, либо творение писателя настолько бездарно, что он не имеет права называться художником.

Художник продолжает жить, преодолевая время и пространство. Во время университетских занятий я в первую очередь стараюсь выкорчевать идею, согласно которой художник – продукт культуры. На меня вот не повлияло ни мое окружение, ни время, ни общество. Как и на всякого настоящего писателя. <…>

Английский – богатейший язык мира. Он очень гармоничен по духу и одинаково великолепен для выражения абстрактных понятий и для обозначения предметов. Но, конечно, мой английский – всего лишь эхо моего русского.

Cornell Daily Sun. 1958. September 25.

Наивысшее достоинство писателя, вообще любого художника, – способность возбуждать в других душевный трепет.

Стиль в литературе должен быть прежде всего ясным, даже когда говорится о чем-то непонятном; он должен стать неповторимым выражением того, что чувствует художник… Для писателя он должен быть предметом постоянного поиска.

Ivy magazine. 1959. February. P. 28.

В отличие от Джозефа Конрада, прежде я писал на своем родном языке и был по-настоящему известным писателем эмиграции. Переселение из роскошного русского дворца в тесную квартирку моего английского напоминало переход от одного темного здания к другому – в беззвездную ночь, во время забастовки факельщиков и изготовителей свечей. После периода паники и блужданий впотьмах мне удалось вполне комфортно устроиться, но теперь я знаю, чтó должна чувствовать гусеница во время мучительной метаморфозы, находясь в смирительной рубашке куколки.

Из неопубликованного интервью марта 1959 г.

Критикам-моралистам, добродетельным, ранимым людям, преисполненным сочувствия к самим себе и жалостью к человечеству, вообще не стоит прикасаться к моим книгам. У тех, кого я приглашаю, желудки должны быть такими же крепкими, как кожа у винных бурдюков, и они не должны просить бокал божоле, когда им выставляют бочонок Шато Латур д’Ивуар.

Из неопубликованного интервью ноября 1959 г.

Я отталкиваюсь не от идеи, но от образа… Затем я прилагаю все усилия, чтобы в точности воспроизвести всё то, что пришло ко мне как внезапное озарение… Это длинная и трудная работа. <…>

Творчество – это не дисциплина. Это – состояние. Не имеет значения ни место, ни время, ни окружение. Я часто сочиняю в ванне. Я могу работать утром, после полудня или ночью. Иногда я одновременно пишу две книги или сразу много страниц, относящихся к разным главам. Я всегда ношу с собой справочные карточки и карандаш. <…> Часто я работаю и в автомобиле. Например, я сочинил почти всю «Лолиту» под платанами, на обочине шоссе. <…>

Nice-Matin. 1961. Avril 13. P. 5.*

Да, я играю с читателем, но не как кошка с мышкой. Допустим, в моих произведениях много ухищрений, но для меня они вполне естественны. Как только промелькнет одна сторона или грань, ее тотчас же сменяет другая. Но нет никакого поддразнивания. На самом деле я очень искренний.

National Observer. 1964. June 29. P. 17.

Мои романы и рассказы избавлены от элементов дидактики. Они не предназначены для развлечения читателя. Некоторые мои сюжеты и миры связаны воедино одним лишь волшебством.

Не думаю, что пародия – главный герой всех моих романов. Например, «Бледный огонь» – предельно ясная, реалистическая история.

Интервью 1971 г. // Russian Literature Triquaterly. 1991. № 24. P. 70.

Это книга воспоминаний. Но в ней, конечно, много отобрано. Что интересовало меня, так это тематические линии моей жизни, напоминающие художественный вымысел. Книга воспоминаний стала точкой схождения формы безличного искусства и очень личной истории жизни.

Имелись ли прецеденты среди мемуаров, которые бы в определенной мере перетасовывались, сочинялись и замышлялись как роман?

Я не знаю таких прецедентов. Это литературное приближение к моему прошлому. Прецеденты были в романах, скажем, у Пруста, но не в жанре мемуаров. Для меня это разновидность сочинительства. Я ведь составитель шахматных задач. Никто еще не решил шахматную задачу из «Убедительного доказательства».

Это что-то вроде триллера, но зато – единственная книга, которая время от времени давала мне хоть немного денег. Она не особенно хороша. Немного грубовата. Думаю, переписав книгу еще раз, я бы сделал из нее нечто необычное.

New York Times Book Review. 1951. July 16. P. 17.

Можно извлечь из «Лолиты» некую символику, только вот я ее туда не вкладывал. Если же люди все-таки проделывают это – что ж, значит, им так удобнее.

Но если серьезно, «Лолиту» нужно воспринимать как бесстрастное упражнение интеллекта. Не надо лить над ней слезы. Наслаждайтесь ею с легкой дрожью в позвоночнике…

Cornell Daily Sun. 1958. September 25.

«Лолита» – патетическая книга, рассказывающая о печальной судьбе ребенка: вполне обыкновенной маленькой девочки, захваченной отвратительным и бессердечным человеком. Но из всех моих книг больше всего я люблю именно «Лолиту».

Niagara Fall Gazzette. 1959. January 11. P. 10-B.

Если этот роман содержит какой-то нравственный урок, благослови Бог тех, кто сумеет его найти! <…>

Мое определение порнографии – это «совокупление клише», где автор вводит читателя в привычную обстановку, а затем пытается прямо спровоцировать в нем самый низменный отклик. С «Лолитой» дело обстоит иначе. <…>

Мои знания о нимфетках не выходят за пределы научного интереса, уверяю вас. Я равнодушен к маленьким девочкам. У меня двадцатипятилетний сын, так что, наверное, мне бы больше пристало писать о маленьких мальчиках. <…>

Что вы думаете о секс-символах Америки – Мэрилин Монро и Джейн Мэнсфилд? Олицетворяют ли они идею секса для автора «Лолиты»?

Мисс Монро – одна из величайших комедийных актрис нашего времени. Я никогда не видел мисс Мэнсфилд. Что же до общепринятого идеала цветущей женственности, то он не находит во мне своего приверженца. Для меня сексуальная привлекательность – нечто гораздо более тонкое.

Отвечая на вопрос о возможном продолжении «Лолиты»:

Лолита умерла. Я не собираюсь оживлять ее.

American Weekly. 1959. October 4. P. 13.*

Я думаю, как и наш друг Флобер, что человек – ничто, а его творение – всё. Я ничто, «Лолита» – всё.

Paris-Soir. 1959. Octobre 21.*

Теперь мне не нужно зарабатывать на жизнь; у меня есть девочка, которую зовут Лолита – она зарабатывает за меня. Я старый сводник, и у меня есть девочка, которая ходит на панель – нет, не пишите так! А, ну да ладно…

Arts. 1959. Octobre 28 – Novembre 3. P. 4.*

Господин Набоков, какая из ваших книг наиболее вам дорога?

Обычно последняя. То есть «Бледный огонь». Но еще и та, которая потребовала больше всего работы и позволила мне в наибольшей степени почувствовать себя творцом: «Лолита» – ребенок, принесший мне немало хлопот… Ее я люблю сильнее всех.

Я ее выдумал. Возможно, где-то в мире она и существовала, но не в литературе. С первых же изданий моего романа она стала жить самостоятельной жизнью, например, в статьях американских и итальянских словарей, где слово «нимфетка» обозначает «порочную девочку».

Полагаете ли вы, что кинофильм «Лолита» привнес что-то новое в книгу?