Владимир Куценко - Тревожные будни Страница 44

Верно, материалы следствия, которыми он располагал, вели прямо к Паулю Арупыльду, но что-то вызывало безотчетную симпатию к механику. Быть может, такое чувство появилось после того, как мать Пауля снова побывала в управлении и со слезами на глазах допытывалась: «Что с сыном?» А может быть, здесь сыграла свою роль жалость к Арупыльду, возникшая во время допроса Леппика?

Арест, о котором рассказывалось в самом начале повести, прошел без каких-либо инцидентов. Отправив автомашину с арестованным Арупыльдом в управление, Вески по сходням поднялся на буксир. Там его встретил капитан судна и провел в каюту, где жил Пауль. Пробираясь по узкому проходу, Вески вдруг увидел, как приоткрылась маленькая, похожая на щель дверца каюты механика и из нее выглянула и сразу скрылась взлохмаченная голова того самого матроса, к которому Арупыльд обратился, садясь в автомобиль. Вески обернулся к капитану и, силясь перекричать шум машины, спросил:

— Механик жил один?

С удивлением глядя на захлопнувшуюся за матросом дверь каюты, капитан молча кивнул. Вески тотчас толкнул дверь и чуть не сшиб матроса.

— Что вы тут делаете, Сакс? — прокричал капитан. Обращаясь к Вески, он добавил: — Это Уно Сакс, матрос.

Вески кивнул головой, продолжая осматривать крохотное помещение и стоявшего перед ним человека. Тот вытащил из брючного кармана потертый металлический портсигар.

— Я... Здесь... У Пауля мой портсигар остался. Я взял его.

Из рундука механика Вески извлек небольшой пакет с радиодеталями, завернутыми в серую бумагу, да на столике, прикрепленном к стене, нашел сложенный вчетверо номер «Ыхтулехт» за вчерашнее число. Кусок верхнего поля над заголовком газеты был оторван, но на второй странице, в соответствующем оторванному клочку месте, Вески различил еле видимые вдавленные линии.

Присутствовавший при обыске капитан судна покачал головой: по его мнению, обыск в каюте Арупыльда не дал никаких результатов.

У Вески на душе тоже было нерадостно. Лишь неожиданная покорность Арупыльда при аресте позволила надеяться, что первый же его допрос все разрешит.

— Рассказывайте! — Мяэкиви жестом пригласил Вески сесть. Собственно, лицо капитана уже без слов говорило полковнику, что первый допрос Пауля Арупыльда прошел неудачно. — Рассказывайте! — повторил Мяэкиви и взглянул на подготовленную для доклада министру сводку, лежавшую на столе. Нераскрытое преступление раздражало его, а вместе с тем росло и недовольство капитаном. Надежный работник, хороший оперативник, но при всех его положительных качествах — ужасно медлителен. Вечно его приходится поторапливать...

— Нечего рассказывать, товарищ полковник, ровным счетом нечего. Молчит... — Вески достал из папки несколько листков бумаги. — Радиодетали, говорит, купил на рынке, а об Армильде сказал: «Плохо жили, потому и ушла от меня». Вот и все... Впрочем, нет, спросил: «Жаловалась?» На что жаловалась, почему — ничего не объясняет. — Вески снял очки и как-то беспомощно стал протирать стекла.

— Все? — полковник постучал папиросой о портсигар.

— Нет... Порой мне кажется, он не знает о гибели жены. А с другой стороны, взгляд у него какой-то испуганный...

В кабинете воцарилась тишина.

Вески действительно не мог разобраться в своих чувствах. Ему был симпатичен этот парень — неуклюжий, цеплявшийся за стулья в кабинете и в то же время удивительно ловко перебиравший пальцами радиодетали, найденные у него в каюте. И хотя улики против него сомнений не вызывали, все-таки... Но что скажешь об этом «все-таки» полковнику?..

Полковник так и не закурил. Папиросу он сломал, сунул в пепельницу, потом достал новую и продолжал тщательно разглядывать лицо Вески. «Странный у него взгляд сегодня, виноватый, что ли?» — думал Мяэкиви. Раздражение нарастало. Полковник убрал сводку, с шумом задвинул ящик и встал. «Надо же мне было доложить министру: преступник задержан! Болтун, — мысленно выругал он себя. — А почему, черт побери, болтун? Преступник в камере, а уж если он молчит, тем хуже для него и... для следователя... — Полковник взглянул на Вески: — Работничек! Провалил допрос и сидит тут, как истукан. Может, передать дело Хеннингу? Он из стороны в сторону метаться не будет!»

Однако заговорил полковник спокойно:

— Не знает... Молчит... Это бывает — не вас мне учить. Ничего, следствие свое покажет. Заготовьте постановление на арест... Мудрствуете все, капитан. Не сумели установить контакта с Арупыльдом и мудрствуете. Да не вздумайте сами начинать разговор о смерти Армильды! Пусть побудет со своими мыслями. Помучается — словоохотливее станет.

Вески хотел было возразить, но промолчал. Полковник заметил его колебание.

— А что с этим, как его... Леппиком? Абсолютно ясно?

— Так точно! Подлец он, но к убийству непричастен! — Голос Вески прозвучал решительно.

— А Сакс?

— Текст на газете восстановили: адрес Сакса. На допросе он сказал: «Пауль собирался ко мне в гости и записал адрес». Но Сакс категорически отрицает, что отрывал запись. Арупыльд тоже заявляет: «Не отрывал».

— Проверить надо...

— Наблюдаем за Саксом, товарищ полковник.

Мяэкиви помедлил какую-то секунду, потом твердо сказал:

— Давайте скорее постановление и вспомните, нет ли других ниточек. Так ведь вы говорите? Нет? Можете идти.

Вески потянул на себя дверь, обитую черной клеенкой, но тут же отступил на шаг — в кабинет вошел секретарь начальника.

— Товарищ полковник, четверо рабочих из порта! — доложил он.

— Оставайтесь! — Мяэкиви жестом указал Вески на кресло у стола ж, словно желая примириться с ним, добавил: — Вместе послушаем голос общественности... Пригласите Хеннинга, — приказал он секретарю.

В одном из вошедших Вески узнал Михкеля Лунда, члена парткома порта, того самого, что помогал ему задерживать Арупыльда. И Лунд широко улыбнулся, увидев знакомое лицо. Он сел напротив Вески, а его спутники расположились на диване. Говорить начал Лунд:

— Мы насчет Пауля Арупыльда. Это — ребята с его буксира, а я — из парткома. Пауль, правда, не коммунист, но...

Товарищи не дали ему закончить, заговорили все сразу. Полковник улыбнулся и поднял ладонь.

С места поднялся такой же рослый, как и Пауль Арупыльд, человек:

— Говорить буду я. Вместе с Паулем работаю, мне и говорить. За что его забрали? Если не секрет — скажите. Надо — поможем... Моя фамилия Силасте.

Мяэкиви, которому понравилась резкость Силасте, объяснил:

— Пауль Арупыльд подозревается в убийстве своей жены Армильды.

— В убийстве? — Силасте вздрогнул. — В убийстве?.. — повторил он растерянно. — Эх, Пауль, Пауль!..

Лунд прервал его:

— И я так сначала: «Пауль, Пауль!» А потом подумал: мог Пауль убить? Мог, горяч. А вот убил ли он? Это другой вопрос.

— Нет, не убил! — Силасте стремительно подошел к столу Мяэкиви, чуть задев только что вошедшего Хеннинга, и убежденно повторил: — Этого не может быть! Не может!..

— Почему вы так уверены? — Сдерживаемое напряжение чувствовалось в голосе Вески.

— Я с ним пять лет плаваю, я его хорошо знаю.

Хеннинг усмехнулся. Он стоял в стороне, у стены, всем своим видом показывая: «Вмешиваться не буду».

Вески очень хотелось спросить о взаимоотношениях Арупыльда и Сакса. Но как это сделать, чтобы не возбудить подозрений? Пожалуй, лучше пока помолчать.

Тут поднялся Лунд:

— Я скажу то же самое, но поточнее... Вернее, спрошу у ребят, а что они ответят — знаю. Доведись Паулю стать убийцей, промолчит ли об этом?

— Верно, сам скажет! — С дивана поднялись остальные. Все стояли у стола полковника.

Но Силасте тихо, почти шепотом неожиданно возразил:

— Странный он был, когда уходили мы из порта... Да и Армильда эта... Дрянь девка!

— Торопишься, друг! — Лунд положил руку на плечо Силасте и спокойно, отделяя одно слово от другого, сказал: — Пауль Арупыльд жены не убивал. Почему я так думаю? Потому что, если бы убил, скрывать не стал бы. Сам пришел бы к вам и сказал: «Я убийца». Не пришел, — значит, не убил. Поймите это...

Вески порывисто подал руку Лунду и вышел из кабинета. Мяэкиви удивленно вскинул глаза, хотел остановить его, но удержался — в кабинете были посторонние. Впрочем, никто из них не обратил внимания на эту коротенькую сцену.

А самый молодой из портовиков, светловолосый, худенький паренек, бережно державший в руках шикарную морскую фуражку с маленьким козырьком и огромным острым «блином», подхватил слова Лунда:

— Человечности у вас нет, товарищи... Мы-то Арупыльда лучше знаем, а вы его схватили и — к себе... Когда меня уволить с буксира хотели, кто заступился? Пауль. «Я, — говорит, — ручаюсь — больше Антс капли в рот не возьмет». А вы — «убийца»!.. — Последние слова юноша почти выкрикнул, потом вдруг осекся, отошел к дивану и сел в уголке.

— Так, сынок! Человечности, говоришь, мало... Схватили и — к себе... — Мяэкиви говорил ровно, пожалуй, устало. — Много ли ты видел в жизни?! Человечность! А когда человека убили... твою сестру, к примеру, или твою подругу? Надо хватать зверя за лапы или не надо? Может, по головке гладить? Ты ответь!